Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф

Дописав свое послание и заклеив конверт, Десмонд вручил письмо Джо, который как раз вошел в комнату, чтобы убрать посуду.

— Вы познакомились с этой чуднóй толстой янки, сэр? — поинтересовался Джо.

— И очень близко, Джо!

— Представляете, сэр, она мне только что дала чаевые, чтобы я держал для нее тот угловой столик. Угадайте, сколько?!

— Шесть пенсов, Джо.

— А вот и нет, сэр. Поглядите-ка! — И Джо гордо продемонстрировал еще одну пятифунтовую банкноту. — Но она просила напомнить вам насчет арий из опер.

— Слушаюсь и повинуюсь, Джо.

И наверное, впервые со времени получения ангажемента в «Хиберниане» Десмонд поднялся на эстраду в восемь вечера в прекрасном настроении. Он даже соизволил слегка улыбнуться публике, которая несколько отличалась от той, что была на его предыдущем выступлении, хотя народу было, как всегда, много. Весенний фестиваль закончился, гости попроще разъехались по домам, и сейчас в зале присутствовало ирландское мелкопоместное дворянство, задержавшееся, чтобы послушать Десмонда, или по каким-то иным причинам.

— Надеюсь, я не разочарую вас сегодня, — спокойным, тихим голосом произнес Десмонд. — Как вы, наверное, знаете, я пою в основном ирландские песни и баллады, но этим вечером, по просьбе очень уважаемой и знаменитой гостьи из Америки, я исполню две арии из опер. Сперва — душераздирающую арию Каварадосси перед казнью из «Тоски» любимого всеми Пуччини. Затем — арию Вальтера «Розовым утром алел белый свет» из «Нюрнбергских мейстерзингеров», за которую, как вам, наверное, известно, я — тогда еще молодой священник — получил на конкурсе в Риме Золотой потир. — И, подождав, пока шум уляжется, Десмонд добавил: — Первую арию я исполню на итальянском, вторую — на немецком, как в оригинальном произведении Вагнера.

Он сел за фортепьяно и по памяти, частично импровизируя, сыграл завораживающую мелодию из «Тоски», мотив, пронизывающий весь последний акт оперы, и запел.

Этим вечером, возможно в преддверии каникул, Десмонд был в ударе. И он вложил в страстный, полный любви, отчаяния и одновременно мужества крик души приговоренного к смерти Каварадосси именно те чувства, которые соответствовали авторскому замыслу великого Пуччини.

Десмонд закончил — и его оглушил шум аплодисментов, а со стороны углового столика доносились крики «браво». Десмонд поклонился и сел за фортепьяно, чтобы немного передохнуть. Но краем глаза он все же заметил, что толстая американка, отложив в сторону сигару, как сумасшедшая строчит что-то на кипе телеграфных бланков.

Отдышавшись, Десмонд был готов продолжить выступление. В зале стояла мертвая тишина. Десмонд немного выждал, затем откинул голову и начал выводить сладостную, томительную, берущую за душу мелодию, наверное лучшую из всего, что было написано Вагнером, в котором так глубоко укоренилась мистическая вера тевтонцев в силу рока.

В эту длинную, изнурительную арию Десмонд вложил всю свою израненную душу. Закончив петь, он почувствовал себя полностью обессиленным и остался сидеть с опущенной головой, а на него — волна за волной — накатывали несмолкающие аплодисменты.

Публика в едином порыве повскакала с мест. Десмонд увидел свою американскую приятельницу, пробивавшуюся к выходу, и отстраненно подумал: «Похоже, я никогда больше не увижу ее». Наконец он с трудом поднялся со стула, поклонился еще и еще и вскинул руки вверх, без конца повторяя: «Спасибо, спасибо, спасибо…» Затем он повернулся, прошел в свою комнату и бросился на кровать.

Джо почему-то задерживался дольше обычного. Появился он с ворохом визитных карточек и клочков бумаги в руках.

— Вы, наверное, в жизни не видели такого сумасшествия, сэр. По крайней мере, я за все время работы в «Хиберниане» точно не видел. Добрая половина ирландского дворянства только о вас и говорит, просит передать вам визитные карточки с посланиями, умоляют позвонить и даже посетить их. Ну как, хотите, чтобы я прочитал вам, что там написано?

— Нет, Джо. Брось их в мусорную корзину.

Джо был явно потрясен таким ответом:

— Боже правый, вы, наверное, шутите, сэр! Здесь записка от лорда-наместника Ирландии и его супруги. «Позвоните нам, Десмонд, мы очень хотим с вами встретиться».

— Джо, эту можешь выбросить в первую очередь.

— А вот еще одна, сэр. — Голос Джо упал до благоговейного шепота. — Ни более ни менее как от его преосвященства архиепископа Мерфи. Он пишет: «Сын мой, ты определенно искупил свой грех. Приходи ко мне, Десмонд, и я подумаю, что можно будет для тебя сделать».

— Джо, возьми эту записку, — с горечью сказал Десмонд, — разорви на мелкие кусочки и спусти в унитаз.

— Ни за что, сэр! Не хочу брать грех на душу. Хотите вы того или не хотите, но я положу записку в карман вашего чемодана.

— И что, неужели ничего от нашей забавной маленькой янки?

— А вот и нет, сэр. Записка, нацарапанная на телеграфном бланке «Вестерн юнион». Ну как, эту тоже спустить в унитаз?

— Кончай меня дразнить, Джо! Читай скорее!

Чтобы помучить Десмонда, Джо долго прочищал горло и только потом начал читать:

— «Мой милый, милый Десмонд! Вы дали мне возможность, которая выпадает лишь раз в год. Завтра Ваше имя будет на первой полосе тридцати газет по всей Америке, которые объявят о моем открытии: бывший священник, молодой и красивый ирландец, с голосом лучше, чем у Карузо, поет за гроши в ресторане. История, которая даже из камня сможет выжать слезы. Только ни в коем случае не подписывайте никаких контрактов до моего возвращения. Целую, Ваша самая мерзкая, жирная, вульгарная и отталкивающая особа из всех, кого Вам доводилось видеть».

— Вот это я понимаю, Джо! Вот это человек! — воскликнул Десмонд.

— Что есть, то есть, сэр. Перед тем как выскочить от нас, она сунула мне очередную пятерку и велела позаботиться о вас.

— Чем ты постоянно и занимаешься, Джо. Брось записку в чемодан. Она стоит того, чтобы оставить ее на память.

— А теперь, сэр, — подобострастно произнес Джо, — чем я еще могу быть вам полезен? Что будете заказывать на обед?

— Кончай валять дурака, Джо! Принеси что-нибудь получше. Я ужасно устал и хочу есть. И если получится, стащи для мне полбутылочки шампанского.

— Что значит «стащи», сэр! Мистер Мейли с удовольствием отдаст вам ключи от винного погреба. Все, через полчаса вернусь.

Десмонд заставил себя встать с кровати и долго отмокал в горячей ванне, затем натянул пижаму и халат, а ноги засунул в шлепанцы. Он не знал, что и думать обо всем произошедшем, а потому решил не думать вовсе.

Часть пятая

Глава 1

Ирландский почтовый поезд опаздывал, и мне пришлось прождать примерно с час в промозглой грязи Юстонского вокзала. Но вот наконец прибыл поезд, который пыхтел и шипел так, будто по пути ему пришлось по меньшей мере перевалить через Сноудон [885]. И я сразу увидел Десмонда, шедшего по платформе с тощей дорожной сумкой в руках. Мы хотели было обняться, но решили повременить с объятиями, а только пожали друг другу руки.

— А что, твой багаж остался в вагоне?

— Нет, все здесь.

— Прекрасно, тогда мы можем начать с чистого листа.

— Алек, возьми меня под руку. Меня так укачало на море, что я до сих пор не могу прийти в себя.

— Что, как всегда, штормило?

— Ужасно!

Я приехал на вокзал на автобусе, так как не хотел смущать Десмонда демонстрацией своего прекрасного материального положения. Мы быстро нашли такси и уселись друг напротив друга.

— Алек, ты в прекрасной форме!

— Ты тоже, Десмонд, — жизнерадостно солгал я.

Он по-прежнему был удивительно хорош собой, хотя казался усталым и очень грустным.

— А как поживает твоя дорогая мама?

— Прекрасно! Она вполне довольна жизнью. У нее чудная маленькая квартирка на побережье в Хове, в трех минутах ходьбы от церкви. Конечно, когда мальчики дома, она гостит у нас.