Бела Иллеш - Обретение Родины
— Абсолютно, товарищ генерал-майор!
— Сегодня в одиннадцать часов вечера мы устраиваем по случаю Нового года общий ужин. Там и повидаемся еще раз. Если вспомню какие-нибудь подробности, которые не успел вам сейчас сказать, или у вас найдутся вопросы ко мне, мы сможем с вами сегодня же обо всем переговорить. Благодарю вас. Больше не задерживаю.
— Одну минутку, товарищ генерал-майор! Очень вас прошу исходатайствовать для меня получасовой прием у товарища маршала или у одного из его заместителей.
— Сегодня? Сейчас? — удивился генерал-майор. — Это невозможно! Маршала в Ясапати нет, он где-то под Будапештом и приедет только в полночь. Один из его заместителей в Дебрецене, другой… Он работает здесь за троих.
— Понимаю! И все-таки очень вас прошу, товарищ генерал-майор, добиться для меня получасового приема у находящегося в Ясапати заместителя командующего фронтом.
Когда Балинт так настойчиво повторил свою просьбу, генерал-майор несколько мгновений с молчаливым удивлением смотрел на его покрасневшее лицо, потом протянул руку к телефону.
Через двадцать минут Балинта принимал генерал армии Топчиев. Прием происходил в одной из комнат дома бургомистра. Все четыре стены в ней были сплошь, как обоями, покрыты картами венгерского фронта.
С именем Топчиева связывалось множество легенд. Когда-то он был слесарем и девятнадцати лет вступил в партию большевиков. В 1905 году Топчиев сражался на баррикадах Красной Пресни, после поражения первой революции четыре года отсидел в Бутырках, а затем был сослан на двенадцать лет в Сибирь. Из Сибири он вскоре бежал и полтора года под чужим именем скрывался в Петербурге, работая на Путиловском заводе в качестве члена Питерского комитета большевиков. В 1910 году он снова подвергся аресту и на этот раз бежал прямо из тюрьмы. Несколько лет Топчиев проработал по заданию партии сначала в Одессе, потом на Урале, откуда снова перебрался в столицу. Лично знал Ленина.
Первая мировая война застала Топчиева в Донбассе, где ему удалось получить работу на одной из шахт. Как только его призвали в армию, он сбежал в Одессу, а оттуда подался в Петроград и принял участие в Февральской и Октябрьской революциях. В первый период гражданской войны Топчиев командовал полком Красной гвардии, но в мае 1918 года получил тяжелое ранение с повреждением позвоночника и вынужден был расстаться с армией. Одиннадцать месяцев пролежал он в больнице и, даже выйдя оттуда, еще долгое время передвигался на костылях. Однако работать продолжал: теперь его можно было видеть в звании политкомиссара в Продовольственном управлении Москвы.
Когда он бросил наконец уже ненужные костыли, его посылают на Урал руководить восстановлением металлургических заводов. Позднее Топчиев строил новые гигантские комбинаты. Несколько лет был министром. Незадолго до гитлеровского нападения на Советский Союз партия послала его на работу в Политуправление Красной Армии.
Едва началась война, Топчиев ушел на фронт, участвовал в битвах под Москвой и Сталинградом. Хотя имя его редко фигурировало в официальных военных сводках, Верховное командование высоко ценило, всегда выслушивало его мнение, которому придавало большое значение. Топчиеву было за шестьдесят, но его высокая фигура оставалась стройной и гибкой. Кто не знал о полученном им когда-то тяжелом ранении и годах, проведенных на костылях, с трудом мог бы этому поверить, глядя, как легко и ловко вскакивает генерал на коня. Волосы у него были седые с пробором посредине.
— Ну, в чем дело, товарищ Балинт? Что стряслось?.. Садитесь! Сейчас принесут чай… Но вы покамест приступайте к делу. Выкладывайте, что, по вашему мнению, у нас не так и какие наши распоряжения необходимо изменить. Как вы себя чувствуете в Венгрии? — засыпал он вопросами лысого майора.
— Отлично, товарищ генерал армии! То есть… Я, собственно, потому и попросил вас меня принять, что в самом деле ужасно скверно себя здесь чувствую. Не подумайте, товарищ генерал армии, что у меня какие-нибудь личные неприятности или что я не получаю всего полагающегося офицеру-фронтовику. Сейчас мне не по себе лишь потому, что я коммунист, венгерский коммунист. Моя совесть коммуниста говорит мне, что многое мы делаем плохо.
— Серьезное заявление, товарищ Балинт! Сильная самокритика. С большим интересом и нетерпением жду дальнейших объяснений.
Балинта не было нужды подгонять.
Он заговорил торопливо, почти скороговоркой. В охватившем его крайнем возбуждении лысый майор испытывал самые разноречивые чувства. Но сосредоточенное внимание генерала, его теплая улыбка вскоре возвратили Балинту равновесие и уверенность.
Он отчетливо знал, что именно хотел высказать. За последние два дня Балинт много передумал и все свои формулировки мысленно проверил много раз.
Приводя отрывочные статистические данные, пересказывая некоторые известные ему случаи, Балинт намеревался доказать, что освобожденная часть Венгрии представляет собой мертвую землю — пусть не в такой степени, как это было с частью Украины, сожженной и опустошенной отступавшими гитлеровцами, но, во всяком случае, мертвую по отношению к самому главному, необходимому для ее восстановления.
Здесь тоже почти полностью отсутствуют трудовые руки, рабочая сила, мужское население. Немцы угнали на Запад даже подростков, досрочно собрав их в команды допризывников. При этих условиях Венгрия была фактически не в состоянии принять участие в антигитлеровской войне, в собственном освобождении. Она не в силах набрать собственных солдат. Если Венгрию по окончании войны упрекнут в том, что она не желала участвовать в этой освободительной войне, это будет величайшей несправедливостью, так как венгерский народ полон жажды сражаться против Гитлера. Но что можно сделать, когда дома остались мужчины или уже неспособные владеть оружием, или еще неспособные им владеть…
— Но ведь вам известно, Балинт, что Красная Армия приносит любые жертвы ради освобождения Венгрии.
— Венгерский народ всегда будет за них благодарен, товарищ генерал! Однако для блага венгерского народа необходимо предоставить ему возможность завоевать свою независимость и свободу собственными руками. Товарищ генерал армии хорошо понимает, какая большая разница — получить свою независимость в подарок или завоевать и обрести ее вновь самим…
— Понимаю, товарищ Балинт. Знаю. А ну-ка выпейте чашечку чаю, закурите, а потом продолжим наш разговор. Спорить не будем, лишь обсудим эти вопросы вместе, так как, по существу, я с вами согласен.
Генерал налил чай, бросил в него сахару, подлил коньяку и придвинул чашку Балинту. Лысый майор одним глотком втянул в себя горячий напиток и набил табаком трубку. Но зажечь ее забыл. Держа в зубах холодную трубку, он глубоко по привычке затянулся и выпустил изо рта воздух.
— Раз товарищ генерал армии, по существу, со мной согласен, ему должна быть прекрасно понятна также и наша ближайшая задача: отпустить домой венгерских военнопленных! Я очень хорошо себе представляю, что при настоящем положении с транспортом вряд ли можно собрать и доставить на родину всех гонведов, находящихся во множестве лагерей, которые разбросаны по территории Советского Союза. Но ведь можно отпустить домой — хотя и эта задача не из легких — тех одетых в военную форму венгерских рабочих и крестьян, которые содержатся в плену в Закарпатской Украине или Галиции, так как до сих пор их нельзя было отправить в глубь страны. Еще более реально — отпустить на свободу военнопленных, которые сейчас сосредоточены в сборных лагерях на территории Венгрии.
— Вы правы, Балинт. При наличии доброй воли и после серьезной подготовительной работы задачи эти вполне разрешимы.
Балинт даже привскочил.
— Значит, товарищ генерал армии поддерживает мои… высказанные мной предложения? Вы передадите их в Москву?
— Сядьте, Балинт. Зажгите наконец свою трубку. Нет зажигалки? Вот вам моя. Оставьте ее себе, мне она все равно без надобности. Проклятые доктора запретили курить. А что до вашего предложения… Нет, передавать его Москве я не стану. В этом нет нужды. Четыре или пять дней назад Венгерская коммунистическая партия обратилась с такой же просьбой к Советскому правительству. И оно поддержало это предложение товарищей, подготовленное, разумеется, не столь сумбурно, как его формулировали сейчас вы. Оценивая значение этой проблемы, партия смотрела вперед гораздо дальше и просила намного больше, чем вы. Она подумала не об одном только завтрашнем дне, но и о грядущем послезавтрашнем. И Верховное командование выполнит эту просьбу. Соответствующий приказ уже заготовлен, мы вскоре приступим к его выполнению. Короче говоря, дорогой товарищ Балинт, вас тревожили вчерашние проблемы и волновали уже разрешенные вопросы.
