Владимир Першанин - Танкист-штрафник. Вся трилогия одним томом
– Ленка, ты просто красавица!
Она не стала разуверять меня и тоже сделала комплимент. Я проводил ее, поговорили об учебе. Лена заканчивала последний курс института и работала на практике в школе.
– Нравится? – спросил я.
Она пожала плечами и сказала, что я не представляю, что такое нынешние школы. Помещения забиты учениками, занимаются даже в коридорах, тетрадей и учебников не хватает. Завхоз разыскивает ненужные журналы учетов, а из старых книг вырывают титульные листы.
– Представляешь, считаем за счастье, когда из типографии привозят бракованную бумагу, режем на четвертушки и раздаем ученикам строго под отчет.
– О наших что-нибудь слышно?
– Костя Серов стал Героем Советского Союза. Представляешь? А вроде ничем не выделялся.
Я кивнул, соглашаясь с Леной, и едва не ляпнул, что меня тоже представили к Герою. Вернее, представляли. Но уже прошло столько месяцев. Мало ли кого в горячке представляют. Хорошо, если один из десяти получает Звезду.
– Про Адика Закутного ничего не слышно? Ведь ты с ним в одной части воевал.
Я ответил, что наш однокурсник пропал без вести. Мы действительно выходили с Адиком Закутным, моим товарищем, из окружения. А затем пути разошлись. В одном из сел Брянской области он встретил красивую девушку. Вроде как женился и остался в ее семье. В общем, дезертировал.
Но это была моя личная тайна, которой я ни с кем не делился. Когда вышли к своим, рядового Закутного зачислили в списки как без вести пропавшего. Он не любил свое прежнее имя Адик (Адольф) и сменил его перед войной на Павел. Хотел быть похожим на Павла Корчагина. Только натуру не сменишь. Из окружения вышла десятая часть батальона, а Закутный всегда умел выбрать выгодный вариант.
– Игорь Волошин погиб, – грустно сказала Лена и перечислила еще несколько фамилий. – А помнишь Петю Маленького? Смешного такого мальчишку. Он в шароварах из деревни приехал. Над ним все еще смеялись.
– Над моими кирзовыми ботинками тоже смеялись, – резко отозвался я. – А Петю в сорок первом убили. Пулей с немецкого самолета. Он стрелял по ним из винтовки.
– Не злись, – Лена сжала мои руки своими маленькими ладошками в белых вязаных варежках. – Я никого не хотела обидеть. Господи, мы же были тогда детьми! Мне жаль Петю и всех остальных. Дай бог, чтобы Адик уцелел, хотя вряд ли. Три с половиной года прошло.
– Такие, как Адик, может, и выжили. Они это умеют.
– Ты что-то про него знаешь?
– Ничего я не знаю! Хватит об этом. Завтра мы собираемся отметить мой приезд. Приходи часам к пяти.
– Конечно, приду.
Чего скрывать? Лена сразу произвела на меня впечатление как женщина. К тому же свободная, разведенная с прежним мужем. Сейчас я постоянно думал о ней. Наши отношения строились долго и запутанно. Легкий флирт в институте, затем стал получать на фронте от нее письма.
Потом Лена вышла замуж, развелась. И вот эта встреча. Ладно, как будет, так и будет.
Вечер прошел весело. За меня поднимали тосты, называли героем. Я танцевал с Леной, другими девушками. В компании был мой приятель Женя Харламов. Когда выходили курить, он коротко рассказал свою историю, типичную для многих фронтовиков. Окончил пехотное училище в Горьком. Через три недели после прибытия на фронт был ранен осколком в ступню. Началось осложнение, сначала отрезали ступню, потом еще две операции. Половину голени ампутировали.
– Какие планы были! – закуривая очередную папиросу, возбужденно говорил Харламов. – Училище на «отлично» закончил, присвоили сразу «лейтенанта». Из всего выпуска лишь три человека «лейтенанта» получили. Предлагали преподавателем остаться. Отказался. Как же, героем хотел стать, комбатом! А получился обрубок.
Он хлопнул по военным бриджам, заколотым возле колена на булавку.
– Восемь месяцев по госпиталям мыкался. А поселок, под которым меня ранили, называется Мокрое. Не Орел, не Курск, а какое-то засранное Мокрое.
Харламов слишком возбудился, и я перебил его: —Ты не истерику собираешься устроить? Подумаешь, полноги он потерял. А такого не успел повидать, когда из роты после атаки два танка из десяти остаются? Если время есть, дождешься, пока танк остынет, и отскребаешь лопатой от брони сгоревшие останки. Разложишь их в четыре шинели, добавишь для веса обгорелые сапоги или золы. Так и зарывали.
– Извини, – оправдывался Женя. – Понимаю, ты всю войну прошел, а меня через неделю стукнули. Я ни одного немца не успел застрелить.
– Считай, что другие за тебя рассчитались.Получилось так, что на протяжении тех недель, которые я проведу дома, почти каждый день буду общаться с Женей Харламовым. Мы станем близкими друзьями. А в тот вечер я уделял больше внимания Лене Батуриной. В облегающем платье, с красивой прической и белокурыми локонами, она, словно магнит, притягивала к себе. Мы танцевали с ней, и мама в перерывах шептала мне, что другие девушки обижаются.
Я уступил ей и для приличия пригласил потанцевать еще двоих-троих девушек, говорил им комплименты, рассеянно отвечал на вопросы, смеялся и ловил взглядом Лену. Потом пошел провожать. По дороге мы несколько раз останавливались и принимались целоваться. До ее дома добирались не меньше часа, а затем еще столько же обнимались и прощались. Я не заметил, как расстегнул на ней шубку и платье, ощущая под скользким шелком теплую женскую кожу.
– Все! – слегка оттолкнула меня Лена. – Так можно сойти с ума. Я же не засну, а завтра рано вставать.
– Когда встретимся?
– Ну, дня через два…
Она дразнила меня. Это была совсем не та Лена Батурина, которая в сорок втором году писала мне комсомольские письма с пожеланием бить врага и помнить о боевых подругах. Мы встретились с ней на следующий день. Она выбрала время, когда, кроме нас, в квартире никого не было. Я принес с собой портвейна. Мы выпили по несколько рюмок, все валилось у меня из рук. Тогда я обнял Лену. Мы торопливо раздевались, и я пробыл у однокурсницы до вечера. На выходе столкнулся с ее матерью, которая, улыбаясь, пригласила меня пить чай.
Конечно, она догадалась, чем мы занимались. Но сделала вид, что все прилично и нормально. Любовь! Я действительно тогда не сомневался, что между нами настоящая любовь. Я догонял те три с половиной года своей юности, когда парни (еще мальчишки) дарят подругам цветы и клянутся в вечной любви. Оказывается, не все можно догнать.
Через неделю произошел эпизод, который заставил меня взглянуть на наши отношения с Леной с другой стороны. Однажды ее мать пришла раньше обычного. Лена накинула халатик, пошла ее встречать, а я лихорадочно одевался. Потом стал растерянно оправдываться.
– Ну, что тут такого? – пожала плечами мать Лены. – Не считайте меня такой уж старомодной. Я понимаю, вы любите друг друга и уже не дети. Жених и невеста могут позволить себе маленькие шалости еще до свадьбы. Но это, наверное, вопрос времени. Так ведь, Леша?
Будущая мама-теща смотрела на меня внимательно и ждала ответа.
– Так, – выдавил я.
Посмотрели бы на своего командира мои подчиненные! Я сидел и ежился, как нашкодивший мальчишка. Лена опустилась рядом на диван, положив голову мне на плечо. Под ее нарядным голубым халатиком не было ничего.
– Леша, все нормально, – поцеловала она меня в щеку. – Мама нас понимает.
В тот момент мне больше всего хотелось удрать домой. Наверное, такова трусливая сущность многих мужчин, даже прошедших войну. Но мне пришлось высидеть еще час, поговорить с ее матерью о нашем с Леной будущем. Упоминание о свадьбе и тот факт, что мы, оказывается, уже жених и невеста (совсем не из детской дразнилки), подействовали на меня, как ведро холодной воды.
Позже, вспоминая те эпизоды, я понял, что мать Лены, желая этого или нет, внесла в наши отношения трещину. Ее можно было понять. Неудачный первый брак Лены, боязнь, что дочь останется одинокой или бездетной после аборта. До войны она не воспринимала меня всерьез, но, наверное, многое изменилось, и сейчас она была не против, что я стану мужем ее дочери.
Лена мне нравилась. Может, больше того. Но я пока не представлял себя в роли мужа. Мне твердили, что война уже кончается, но я не понимал этого. Я еще жил войной, собирался вернуться в свою бригаду, добивать фрицев. Конечно, я хотел выжить, где-то в душе теснился страх, но я привычно отгонял его. Пробыв долгое время на фронте, я принимал войну как что-то постоянное в моей жизни и мало задумывался о том, что будет, когда она кончится. Кроме того, несколько случайных встреч-связей с женщинами на фронте тоже оставили свой след. Возможно, я слишком легковесно воспринимал тогда эту сторону жизни. Ладно, не буду пускаться в долгие рассуждения. Заканчивалась зима сорок пятого, и я жил, как мне казалось, очень далеко от войны.
Чем я занимался во время своего отпуска-лечения? Раз в неделю появлялся в госпитале, где мне прописывали процедуры, большинство из которых я не выполнял. Разрабатывал лишь левую руку, стараясь, чтобы ожоги не видела мама. Почти каждый вечер проводил вместе с Леной. Днем часто виделся с Женей Харламовым. После госпиталя он женился на девушке, с которой встречался еще до армии. Историю своей недолгой и неудачной женитьбы он рассказал мне, подсмеиваясь над самим собой:
![Владимир Першанин - Танкист-штрафник [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/239269/239269.jpg)
