Мариус Габриэль - Маска времени
Но перед тем как убить, Ломовик получит то, с чем не сравнятся никакие вознаграждения. Он знал, как можно изнасиловать, не оставив следов. Очень просто: через презерватив. И тогда — в любые места — вот и все.
— И будем только мы с тобой, — страстно прошептал Ломовик фотографии. — Ты и я, детка.
Усилием воли парень заставил себя положить альбом на место и закончил дело, которое ему поручили.
2
Наполовину разобрав чемоданы, Кейт неожиданно наткнулась на подарок Петрушки — ярко раскрашенную деревянную куклу-матрешку. Если отвинтить ей голову, то внутри можно было обнаружить еще одну, поменьше. Во второй находилась третья. И так далее. Открывая все эти полые фигуры, неизбежно натыкаешься на самую последнюю и самую маленькую, глаза у которой закрыты: она изображала беспробудный деревянный сон.
Кейт была уверена, что Петрушка не без умысла купила ей игрушку. Она хотела сказать этим, что Кейт совершает в своей жизни нечто подобное, раскапывая и раскапывая прошлое, пытаясь дойти до самой сути.
В поисках самой себя Кейт зашла уже далеко. Поначалу она даже с трудом понимала, зачем ей все это нужно. Но то, что удалось найти, превзошло всякие ожидания.
Словно бездна разверзлась перед ней после путешествия в Россию. И стоило сделать хоть один шаг поближе к этой бездне, как края ее начинали осыпаться. Но теперь, после этой поездки, целая вереница смутных вопросов без ответов вставала в ее голове.
Думая об этом, Кейт вздохнула и поставила матрешку на полку. За последние десять лет она собрала целую коллекцию примитивного искусства Америки. Все ее сокровища были размещены на запыленных полках вдоль стен: всевозможные прялки, керамические фигурки, маленькие куколки, которые использовались в лечебной магии. Русская же матрешка пришла из другого мира и другой культуры. Культуры, в которой было меньше наивности, но гораздо больше хитрости.
Кейт распаковала вещи и приняла душ, чтобы смыть дорожную усталость. Затем, взяв себя в руки, позвонила Кемпбеллу.
— Где ты сейчас? — раздался в трубке сердитый голос, который не дал Кейт даже завершить фразы.
— Дома.
Мгновение Кемпбелл молчал:
— Почему ты не позвонила мне перед вылетом? Я бы встретил тебя в Денвере.
— Мне казалось, что так будет лучше. Ты что, очень сердишься на меня?
Вместо ответа она услышала только гудки.
Минут сорок пять Кейт провела в сомнениях, увидит ли она Кемпбелла еще раз или нет.
Затем она услышала, как шелестят по гравию шины его «порше».
Он буквально ворвался в дом. Несмотря на то, что Кемпбелл происходил из самой богатой семьи штата Колорадо, по его облику было заметно, что он предпочитает расхожий глянцевый стиль табачной рекламы. Кемпбелл даже не прикоснулся к Кейт и заговорил грубо и с вызовом:
— Как ты могла так поступить со мной?
— Прости, — беспомощно прошептала Кейт в ответ.
— Я не находил себе места от беспокойства. Ты знаешь, я ведь готов на многое.
— Да. Знаю.
— И тебе было все равно?
— Я пыталась дозвониться, и не раз, Кемпбелл. Но из России это сделать почти невозможно. Постоянно кто-то мешал.
Сказанное было только полуправдой: Кейт не звонила ему не потому, что охладела. Она просто хорошо знала, что он начнет приставать со своими вопросами и со своими требованиями вернуться как можно скорее. А это помешало бы Кейт пройти в России через все, что было суждено.
— Половина дипкорпуса в Москве разыскивала тебя, — сказал Кемпбелл мрачно.
— О, Кемпбелл! Тебе не стоило так беспокоиться.
— Я сам звонил послам Америки и Великобритании. Но они так и не смогли отыскать тебя.
— Не надо было этого делать, — устало заметила Кейт. — Я же просила ничего не предпринимать.
— Как же мне тогда следовало поступать? Позволить тебе без следа исчезнуть в этой дурацкой стране?
— Ты слишком чувствителен.
— Не обвиняй меня в излишней чувствительности, — заметил Кемпбелл со злостью. — Сколько еще будет продолжаться разгадывание тайны? Сколько? Пока не разрушишь все, что нас связывает? Пока не убьешь себя сама?
Кейт ни разу не видела его таким прежде. Эта страстность даже испугала ее:
— Мне пришлось избегать посольств, — заметила Кейт, стараясь быть спокойной. — Я обращалась только к частным лицам. Я знаю, ты волновался, но все равно не должен был разыскивать меня.
— Это слишком, Кейт. Слишком. Я достаточно уже натерпелся от тебя обид, но не мог предположить, что ты способна так обойтись со мной.
— Я же сказала, что прошу извинить меня, Кемпбелл, — спокойно повторила Кейт. — Мне тоже пришлось немало пережить. Поэтому, пожалуйста, не начинай.
— Несколько месяцев ты гонялась за миражами, Кейт. И ты изменилась до неузнаваемости. Мне вообще кажется, что это сумасшествие.
— Кемпбелл, пожалуйста…
— Ты разговаривала с Конни?
— Нет еще.
— У тебя была прекрасная работа, Кейт. И Конни тебя любила. Теперь же готовься к увольнению.
— Что ж, если Конни собиралась меня уволить, то ее уже ничто не остановит.
— И тебе все равно?
— Нет, конечно. Но у меня есть другие ценности.
— Ценности! — Кемпбелл сорвался на крик. — Какие ценности? Что тебе надо в жизни? Что ты делаешь с собой и с нами? Неужели этот каприз так важен для тебя?
— Это не каприз. Мне нужна правда и больше ничего. Правда, понимаешь?
— Правда? — повторил за ней как эхо Кемпбелл. — Не думаю. Мне кажется, что сны и детские фантазии тебя привлекают больше всего на свете. И ты платишь за них чувствами тех, кто тебя любит.
— Ты не прав.
В какое-то мгновение Кейт показалось, будто Кемпбелл собирается ее ударить. Он схватил ее за руки, и пальцы буквально впились в нежную кожу Кейт:
— С меня хватит, слышишь. Ты должна выбрать. Выбрать между мной и своими поисками и фантазиями.
— Мои фантазии, как ты их называешь, ничем тебе не угрожают. Здесь не идет речь об измене или о чем-то другом. И я не собираюсь заниматься поисками в течение хотя бы нескольких месяцев. Обещаю. Я собираюсь заняться только работой. Я не могу так расстраивать Конни.
— А меня, значит, можешь. — Кемпбелл смотрел Кейт прямо в глаза. — Настанет весна, и сумасшествие вернется, да?
— Может быть.
— Брось это, Кейт. Твои поиски только разрушают наши отношения.
— Ты сам не понимаешь, о чем просишь. Обещаю, что наши отношения разрушатся еще быстрее, если я не дойду в своих поисках до конца.
— Нет. Ты должна выбрать, Кейт.
— Прямо сейчас? — спросила она, пытаясь сохранить спокойствие.
— Да. Сейчас. В противном случае я буду искать другую женщину. Может быть, у нас с ней не будет таких сложных отношений. Может быть, она окажется моложе тебя и из тех, кого не особенно мучит прошлое.
— Моложе? — Рот ее искривился в улыбке. — У тебя неплохо получается с ультиматумами, Кемпбелл.
— Потому что я не живу в мире фантазий, — отрезал он, — и точно знаю, что мне надо.
— Господи!
— Ты была жестока со мной. Теперь настал мой час.
Кейт готова была разрыдаться.
— Но мне нужно время, Кемпбелл. Чтобы подумать.
— Нет. — Его лицо потемнело от гнева. — У тебя нет времени. Никаких трюков. Никаких тайн. Или ты навсегда отказываешься от своих поисков, или я бросаю тебя!
— Я не могу отказаться, — прошептала бессильно Кейт.
Наступило мрачное молчание. Наконец он освободил ее руки и отступил назад. Взглянув в лицо Кемпбелла, Кейт поняла, что он уже давно принял решение, еще до прихода сюда. За время путешествия в Россию Кейт потеряла Кемпбелла. С некоторым равнодушием она подумала о той, молодой, что заменила ее, и которую он уже успел сделать своей.
— Прощай, Кейт.
И даже не поцеловал, уходя.
Она продолжала стоять не двигаясь и тогда, когда услышала шум мотора отъезжающего «порше».
На следующее утро Кейт проснулась рано, как только солнце появилось из-за горного хребта. Какое-то время после пробуждения она ощущала только пустоту в душе и никак не могла понять, что с ней. Наконец вспомнила, и боль пронзила все ее существо. Кейт с трудом смогла встать с постели.
Она сделала себе кофе и подошла с чашкой к окну. Из окон открывался прекрасный вид на гору Вейл. Ночью был настоящий буран, и сейчас все кругом ослепляло белизной. Кейт поняла, что вернулась вовремя, к началу сезона. Теперь до самой Пасхи работы будет хоть отбавляй.
Между тем солнце поднялось и осветило все вокруг. Заработали подъемники, начав ползать по склонам. Отсюда они казались неуклюжими жуками. Кейт смотрела на них, пила кофе и старалась больше ни о чем не думать, пока не пришла пора идти на работу.
