Курт Воннегут - Армагеддон в ретроспективе
И белых американцев поддерживала в этом церковь. Вот вам опять Карл Маркс. Опять Иисус Христос.
А какой дар Америки всему миру весь мир ценит больше всего? Афроамериканский джаз и его ответвления. Как я определяю джаз? «Безопасный секс высшего порядка».
Два самых выдающихся американца моего времени? Насколько я знаю, это Франклин Делано Рузвельт и Мартин Лютер Кинг-младший.
Есть такая точка зрения: простой люд не поддерживал бы Рузвельта так горячо, будь он просто-напросто еще одним богатеньким и самодовольным козлом из элитного колледжа.
Но он страдал от полиомиелита, детского паралича. Раз — и отказали человеку ноги.
Как мы можем помешать глобальному потеплению? Наверное, выключить свет, но давайте не делать этого. Скажу честно: как привести атмосферу в порядок — не знаю. Боюсь, уже поздно. Но один недостаток я устранить могу, прямо сегодня, прямо здесь, в Индианаполисе. Речь идет о том, чтобы изменить название одного хорошего университета, построенного при моей жизни. Вы назвали его Ай-Ю-Пи-Ю-Ай. «Ай-Ю-Пи-Ю-Ай»? Вы совсем ополоумели?
«Привет, я учился в Гарварде. А ты где?»
«Я — в Ай-Ю-Пи-Ю-Ай».
Пользуясь безграничной властью, каковой наделил меня мэр Петерсон на весь 2007 год, я решил Ай-Ю-Пи-Ю-Ай переименовать. Теперь это будет Таркингтонский университет.
«Привет, я учился в Гарварде. А ты где?»
«Я — в Таркингтоне».
Ведь круто, правда же?
Так тому и быть — заметано.
Пройдет время, и все забудут, кто такой был Таркингтон, никому до него не будет дела. В самом деле, кого сейчас волнует, кем был Батлер? Мы находимся в Клаус-Холле, и кое-кого из Клаусов я знал. Милейшие люди.
Но хочу сказать: я бы сегодня не стоял здесь перед вами, если бы не жил и не трудился на этом свете Бут Таркингтон, уроженец этого города, на которого мы можем равняться. Его жизнь выпала на период с 1869 по 1946 год и пересеклась с моей на двадцать четыре года. Бут Таркингтон был удивительно успешным и уважаемым драматургом, новеллистом, мастером рассказа. В литературном мире он проходил под кличкой, которую я был бы счастлив присвоить себе: «Джентльмен из Индианы».
В детстве я мечтал походить на него.
В жизни мы не встречались. Боюсь, при встрече с ним я растерялся бы. Наверное, лишился бы дара речи, увидев своего кумира.
Так вот, пользуясь неограниченной властью, каковой меня наделил мэр Петерсон на весь текущий год, я требую, чтобы кто-то поставил в Индианаполисе пьесу Бута Таркингтона «Эллис Эдамс».
По милому совпадению, моя покойная сестра Эллис в замужестве получила фамилию Эдамс — это была высоченная сексапильная блондинка, сейчас она покоится на кладбище Краун-Хилл вместе с нашими родителями, бабушками и дедушками, прабабушками и прадедушками, рядом с самым высокооплачиваемым писателем своего времени Уиткомом Райли.
Знаете, что говорила моя сестра Элли? Вот что: «Родители отравляют тебе первую половину жизни, а дети — вторую».
Джеймс Уитком Райли, «поэтическая слава Индианы», был самым высокооплачиваемым писателем своего времени, с 1849 по 1916 год, потому что читал свои стихи за деньги в кинотеатрах и лекционных залах. Вот как рядовые американцы любили поэзию. Можете себе такое представить?
Хотите знать, что однажды сказал великий французский писатель Жан-Поль Сартр? Он сказал, разумеется, по-французски: «Другие люди — это ад». Он отказался принять Нобелевскую премию. Я бы такую бестактность себе не позволил. Все-таки меня вырастила наша афроамериканская повариха, Айда Янг.
Во времена Великой депрессии афроамериканцы, разумеется, наряду с другими высказываниями, говорили вот что: «Дела идут так плохо, что белым самим приходится воспитывать своих детей».
Конечно, меня растила не только Айда Янг — правнучка рабов, она была женщиной умной, доброй и достойной, гордой и грамотной, красноречивой и думающей, приятной на вид. Айда Янг любила поэзию и читала мне стихи.
Меня растили и учителя 43-й школы, школы Джеймса Уиткома Райли, — тогда она называлась Шортридж-Хай-скул. В те времена лучшие школьные учителя были местными знаменитостями. Благодарные ученики, повзрослев и заняв место в жизни, приходили к ним в гости и рассказывали о своих достижениях. Я и сам был из таких сентиментальных повзрослевших.
Но все это уже поросло быльем — мои любимые учителя отправились вслед за большинством белых медведей.
Учитель — вот самое лучшее занятие в жизни, если ты, конечно, безумно влюблен в свой предмет, а в классе у тебя максимум восемнадцать человек, желательно поменьше. Восемнадцать или поменьше — такой класс можно считать семьей, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Когда школа 43 выпускала мой класс, бушевала Великая депрессия, работы почти не было, бизнес задыхался, в Германии к власти пришел Гитлер. И вот нам предложили написать сочинение: чего мы надеемся достичь, когда станем взрослыми, чтобы в мире жилось лучше?
Я написал, что исцелю рак с помощью химии — пойду работать в фармацевтическую компанию «Эли Лилли».
Есть такой юморист Пол Краснер, хочу поблагодарить его за то, что он указал на основную разницу между Джорджем Бушем и Гитлером: Гитлер пришел к власти законным путем.
Я уже вспоминал моего единственного сына, Марка Воннегута. Помните, мы говорили о китайских девушках и Гарвардской медицинской школе?
Так вот, он не просто детский врач в районе Бостона, он еще и художник, и саксофонист, и писатель. Он написал преотличную книгу — «Экспресс в рай». Речь идет о его душевном раздрае, палате в психлечебнице, смирительной рубашке и так далее. На младших курсах в колледже он был членом борцовской команды. Тот еще маньяк!
В книге он рассказывает, как обрел почву под ногами и в итоге закончил Гарвардскую медицинскую школу. «Экспресс в рай», автор Марк Воннегут.
Но не берите ее у кого-нибудь почитать. Ради всего святого — купите ее!
Я считаю, что любой, кто не покупает книгу, а берет ее почитать или дает почитать другому — просто недоумок. Когда я учился в Шортриджской школе — миллион лет назад, — недоумком называли чудака, который себе к заднице подставлял фальшивые челюсти и откусывал ими пуговицы на заднем сиденье такси.
Хочу предупредить: если какой-нибудь впечатлительный молодой человек из присутствующих здесь, у которого не все ладится в быту и в учебе, решит завтра пройти тест на недоумка, он столкнется с тем, что на обивке задних сидений в такси пуговиц теперь нет. Времена меняются!
Не так давно я спросил Марка, в чем смысл жизни, потому что сам я — без понятия. Он ответил:
«Отец, мы должны помогать друг другу пройти через эту штуку, чем бы она ни была». Чем бы она ни была.
«Чем бы она ни была». Это неплохой вариант. Его стоит взять на заметку.
Как мы будем вести себя во время апокалипсиса? Конечно, надо относиться друг к другу с необычайной добротой. И не надо относиться к себе чересчур серьезно. Шутка очень помогает. И заведите собаку, если вы не завели ее до сих пор.
Я недавно завел собаку — новая помесь. Наполовину это французский пу-дель, а на другую половину — ки-тайская шитцу.
В итоге — маленькая пу-ки.
Спасибо за внимание — и счастливо оставаться.
Курт Воннегут
Ловушка для единорога
Стоял 1067 год нашей эры. В английской деревушке Стоу-он-зе-Уолд на виселице на восемнадцать персон покачивались восемнадцать покойников. Их повесил Роберт Ужасный, друг Вильгельма Завоевателя — они совершали полный оборот на 360 градусов, оглядывая окрестности пустыми глазами. Север, восток, юг, запад, снова север — для добрых, бедных и задумчивых надежда не просматривалась нигде.
По ту сторону дороги напротив виселицы жил Элмер-дровосек — с женой Айви и десятилетним сыном Этельбертом.
За лачугой Элмера простирался лес.
Элмер закрыл дверь лачуги, прикрыл глаза и облизнул губы. На сердце была печаль. Он сел за стол с Этельбертом. Овсяная каша остыла, пока длился неожиданный визит эсквайра Роберта Ужасного.
Айви сидела, прижавшись спиной к стене, будто мимо только что прошел Господь Бог. Глаза светились огнем, дыхание было прерывистым.
Этельберт с тупым унынием глазел на свою холодную кашу — его юный мозг увяз в болоте семейной трагедии.
— Роберт Ужасный шикарно выглядел в седле, верно же? — сказала Айви. — Все эти его доспехи, краска, перья.
Она взмахнула своими лохмотьями, откинула голову, словно императрица — под утихающий стук копыт норманнских лошадей.
— Да уж, куда шикарнее, — откликнулся Элмер, невысокий человек с большой головой-куполом. Голубые глаза беспокойно метались в глазницах — горе от ума. Его ладная фигурка была оплетена шершавыми канатами мышц — узами мыслителя, принужденного зарабатывать на жизнь физическим трудом. — Он шикарный и есть.
