Алексей Гребиняк - Вьетнамский иммельман
Почти сразу вслед за тем в наушниках Хваленского раздался тревожный визг системы, предупреждавший о нацелившихся на самолет вражеских ракетах — и капитан спикировал к земле, срывая им захват. «Те двое опомнились, или еще кто подоспел?» — подумал он, сжимая зубы от навалившейся на тело перегрузки.
— Чапай, он мой! — вдруг услышал Хваленский далекий, искаженный рацией голос Базилио.
— Давай, наводи ракету!
«Какая, к чертям, ракета?» — удивился капитан. «У них же только пушки…».
— Н-на!
— Есть, Вася, смотри! Драпает! Как драпает, ты погляди!!! А второй, второй как удирает!!!
— Пусть живет… Возвращаемся. «Леопард-один», ответьте «Леопарду-два»!
— Слышу вас, второй, — отозвался капитан. — Мой курс — ноль восемь пять, высота — ноль пять, сообщите ваш.
— Курс три-три-ноль, высота один и четыре.
— Вижу вас, — Хваленский заметил выше и чуть левее блеснувшую на солнце серебристую искорку. — Сейчас догоню. «Тигр», я «Леопард-один», мы возвращаемся. Потерь нет.
— Вас понял, «Леопард-один».
Хваленский снова включил форсаж и пошел вверх, догоняя своих лейтенантов. Вскоре он уже был рядом и, сбросив скорость, пристроился чуть левее Васи.
— Парни, топлива у вас сколько? — первым делом спросил капитан.
— Шестьсот литров, — отозвался Базилио.
— У меня четыреста, — сказал Ашот. «Блин… — подумал капитан. — Аварийный остаток уже пошел, быстрее приземляться надо…».
Глянув на топливомер, он вслух произнес:
— У меня восемьсот. Садитесь первыми.
— Товарищ капитан, может, в строю над базой пройдем? — предложил Вася. Старлея явно распирало от гордости за то, как он ловко отогнал от командира вражеские самолеты.
— Не дури! — резко ответил Хваленский. — А если еще «Фантомы» придут? А у тебя керосина на несколько минут…
— Понял… — Вася пристыженно умолк.
— «Леопард-один», вам посадка, курс ноль-ноль-три, ветра нет, полоса свободна, — произнес руководитель полетов.
— Принял, — ответил капитан. — Второй и третий сядут первыми, а я попытаюсь выпустить шасси.
— Есть, принял.
Вася и Ашот приземлились одновременно — благо ширина полосы позволяла. Хваленский же ушел на второй круг, отметив про себя, что в лесу неподалеку от аэродрома пылает два огромных костра, а в бетоне одной из рулежек зияет здоровенная воронка. Да и капониры неподалеку от полосы были разворочены взрывами, — правда, ни самих самолетов, ни их обломков там не наблюдалось.
«Теперь разыграем небольшой спектакль…» — усмехнулся Хваленский. Разумеется, шасси выпустилось бы без проблем, в этом он был уверен — но это вызвало бы подозрения у тех, кто будет потом разбираться, почему он вступил в бой. Поэтому капитан при заходе на посадку спросил у руководителя полетов, видит ли он выпущенное шасси.
— Нет. Шасси не вышло. Вверх! Вверх! — отозвался вьетнамец.
— Есть.
Вьетнамцы и русские, столпившиеся на рулежке, с волнением следили за тем, как истребитель капитана кружит над базой.
— Садитесь на брюхо, первый, — предложил РП, но капитан обругал его по матери. Потом крутанул несколько энергичных «бочек», сделал «горку», спикировал… обычно так и делали, если шасси заклинивало, — перегрузки заставляли его вывалиться… и вот наконец, ко всеобщему облегчению, шасси выпустилось и встало на замки. На приборной панели успокаивающе вспыхнули зеленые огоньки, потом и РП подтвердил, что шасси вышло. Глубоко вздохнув, летчик пошел на посадку.
Зарулив на стоянку, он вырубил двигатель и отстегнул кислородную маску. Ощутил, как наваливается страшная усталость, и подумал над тем, что сказать Цзиню и всем прочим, которые теперь будут выяснять, почему он и два старших лейтенанта нарушили запрет на участие в боях. Потом глубоко вздохнул — и открыл фонарь. Улыбнулся окружившим самолет людям, радостно кричавшим что-то по-русски и по-вьетнамски. Перебросил кислородную маску через борт и неторопливо расстегнул привязные ремни.
Постепенно он стал понимать, что кричат стоявшие вокруг истребителя солдаты и офицеры. Мешая русские и вьетнамские слова, они повторяли:
— Молодцы! Так их! Ура! С победой вас, товарищ капитан!
К борту истребителя приставили стремянку, и капитан наконец-то смог спуститься на землю. Его тут же потащили к вышке КДП, пожимали руки, радостно улыбаясь и спрашивая что-то, но он не понимал ни слова. Разглядев в толпе одного из техников, он крикнул ему:
— Газаряна с Афанасьевым — ко мне!
— Понял, — кивнул техник и исчез. К истребителям уже подъезжали тягачи, осторожно пробиравшиеся через толпу. Кто-то из вьетнамских офицеров догадался отогнать восторженных зрителей от самолетов, и очень вовремя, — на посадку уже заходили вернувшиеся с перехвата «семнадцатые»
— Один… два… три… Только три! Четыре же было! — взволнованно крикнул кто-то.
— Черт, неужели сбили?
Когда МиГи приземлились, молоденький вьетнамский летчик, выбравшись из кабины, с злобным криком швырнул на бетон свой шлемофон, и, скрипнув зубами, бессильно осел на землю. По его лицу текли слезы, он что-то бормотал, сжимая кулаки. К летчику бросились друзья, потом подбежал врач.
— Что случилось? — спросил пораженный Хваленский у переводчика, оказавшегося рядом. — Обычно ваши ребята весьма сдержаны…
— Сейчас узнаю, — Тхонг пошел к летчикам.
— Товарищ капитан… — к Хваленскому протолкались Ашот и Вася. — Вы в порядке?
— Я — да. Вы как? Не зацепило там?
— Нормально. Мы тех двоих, что вам на хвост сели, отогнали, — гордо ответил Вася. — Методом вашего сослуживца… сделали вид, что ракеты наводим, — они и смылись.
— Спасибо, ребята… — кивнул капитан, пожимая лейтенантам руки. — Вот что, пока нас особисты не допросили, уясним ситуацию. Я-то отбрешусь как-нибудь. А вы зачем взлетели?
— Это… — переглянулись старлеи. — Вас прикрыть…
— Не вздумайте так сказать особисту, — жестко сказал Хваленский. — Запоминайте, как было, — взлетели вы, чтобы спасти самолеты, которые из-за недостатка тягачей не успевали убрать в укрытия. Только за этим! В бой не ввязывались. Ясно?!
— Ясно, товарищ капитан, — чуть ли не хором ответили лейтенанты.
— Э-э-э… можно еще вопрос? — потупился Ашот.
— Валяй… — капитан смотрел, как вьетнамца уводят под руки к подоспевшему «газику». «Похоже, паренек долетался… — подумал он. — Как минимум, до отпуска…».
— Я это… вслед американцу из пушки выстрелил…
— Блин… — нахмурился Хваленский. — Пушки ж у нас вроде как не заряжены… Харитонов!
— Я, товарищ капитан! — перед офицерами вырос молоденький техник-вооруженец в промасленном комбинезоне.
— Отбуксировать самолет номер тридцать-шестнадцать в ангар, быстро почистить и зарядить пушку. Кассету ФКП заменить чистой, а ту, что стояла в самолете — сжечь нахрен. Понял?
— Понял!
— Быстро! — капитан сделал страшные глаза. — Посчитай, сколько снарядов в ленте не хватает, и запиши расход на меня.
— Есть, — техник исчез. К стоявшим на рулежке самолетам подкатили тягачи.
— Товарищ капитан! Как так — нахрен? — возмутился старлей. — Я же в него попал, аж куски полетели… Мамой клянусь!
— Он сразу упал? — сухо уточнил капитан.
— Н-нет… — замялся Ашот.
— Значит, не сбил. На кой тебе тогда пленка?
— Ну… может, он потом упал…
— Вот когда местные сообщат, что он упал, и принесут обломки — тогда и поговорим… — капитан подошел к Ашоту вплотную и тихо-тихо, чтобы не услышали остальные, произнес:
— Не надо выпендриваться, старлей! У нас и так полна жопа огурцов… Успеешь еще повоевать…
— Понял, товарищ капитан, — вздохнул Ашот.
— Вот и славненько… Теперь пойдем… рапорта писать…
— Какие рапорта? — спросил Вася.
— Как все было… — невесело усмехнулся Хваленский.
Когда они шли к ангарам, их догнал Володя:
— Товарищ капитан, все самолеты, оставшиеся на земле, целы.
— Слава Богу, — отозвался капитан. — Сам как?
— Нормально, — пожал плечами Володя. — Я следом хотел взлететь, но мне вьетнамцы не дали…
— Ничего страшного. Главное, ты самолеты спас. Молодец! — Хваленский пожал Володе руку.
— Служу Советскому Союзу… — улыбнулся Володя.
Полоса быстро пустела. Столпившиеся было на ней солдаты и офицеры расходились, тягачи увозили самолеты в ангары, пожарные и санитарные машины уезжали на стоянку. Вьетнамцы-саперы начали засыпать песком и гравием воронки. Аэродром возвращался к прежней своей жизни.
— Как ни крути ребята, мы пока в выигрыше… — задумчиво произнес Хваленский. — Мы всухую двоих сбили, они — ни одной, да еще потеряли своего… прости Господи…
— И как оно нам на руку играет, товарищ капитан? — поинтересовался Вася.
