Вячеслав Демченко - Торпеда для фюрера
Надежды оправданные, не очень — и очень не…
Оккупированный Крым. Район действия 2-го партизанского сектора. Июль 43‑го
Приплюснутое рыло бронетранспортера разнесло деревянные останки телеги на краю поля, как городошную фигуру, но тут же зарылось в бугор ржавой земли, вдруг поднявшийся под его передними, в рубчатых автомобильных скатах, колёсами. Сопровождаемый раскалённо-белым пунктиром пуль, Сергей Хачариди кубарем откатился с пути «Scherer». Вздыбленная земля и клочья стерни уже через мгновение опали, и Войткевич с облегчением заметил, что одно колесо бронетранспортера соскочило с оси. Граната Сергея пришлась как нельзя впору. Из кузова «Scherer» посыпались мешковатые фигурки в каменно-серой форме фельдграу.
Но перевести дух Яша не успел. Подбрасывая на рытвинах коляску с пулемётчиком, из-за бронетранспортера выкатился «BMW» полевой жандармерии, затем другой.
Первый наткнулся на длинную очередь Войткевича, не глядя махнувшего в его сторону стволом «шмайссера», но второй успел озариться огненным рваньём, полыхнувшим из щелей ствольного кожуха «MG». Очередь выбила фонтаны земли совсем рядом.
Яков перекатился в сторону и вновь нажал спуск. И только через несколько секунд, а может, минуту, — в горячке перестрелки разве поймёшь, — в сознание лейтенанта проник и заставил обернуться чей-то вопль:
— Горит!
Первый транспортник «Ли-2», груженный и даже перегруженный, к тому времени уже взревел двигателями и, тяжело вскидывая элеронами хвостового оперения, стронулся с места, набирая ход, — и тут из заслонок охлаждения вырвались чёрные вихри копоти и длинные языки пламени.
— Стефан! Стеша! — драл глотку Войткевич, слепо продираясь в свалке человеческих тел, то ли рвущихся на свободу, то ли уже агонизирующих в задымленной крематорской камере, в которую превратился грузовой отсек «Ли-2». — Стеша, сукин сын, голос!.. — бесцеремонно отбрасывая с пути чьи-то тела, невидимые в удушливом дыму, орал лейтенант. — Аська, б..!
— Кто бы говорил… — прохрипело над самым ухом, и Яша инстинктивно пригнулся.
Пригнулся раньше, чем успел вообразить, на какие тяжкие может пуститься «абверовская…», чтобы бежать, воспользовавшись суматохой. И как сумела освободить руки? Сам же связывал.
Оказывается, — никак. Подкованный каблук «кирзача» махнул над спиной Войткевича маятником и наверняка свалил бы кого-нибудь в этой давке, если бы, также рефлекторно, Яша не поймал задник сапога, задрал к своему плечу и двинул кулаком в пах. Опять-таки, не успев сориентироваться, что вроде как и незачем, не фельдфебельский пах, ничего там такого. Ну да всё равно помогло. Больше оскорблённую, чем оглушённую болью, зловредную «радистку» лейтенант выбросил из загоревшегося самолёта уже беспомощной тряпичной куклой.
Стефана он тоже нашел, но позже и поздно. Стефан скалился по-лошадиному длинными зубами и таращился на него стеклянным глазом в пустой глазнице пенсне.
«Неужели успел задохнуться?» — недоверчиво удивился Яков и рванул стоячий ворот чёрного мундира с эсэсовской петлицей. И совсем уже не удивился, когда увидел неестественно свёрнутый набок кадык на тощем горле пленного.
«Аська, сука, — хмыкнул про себя Войткевич. — Коленом, что ли? Довела-таки дело до конца… А Портнова?..» — отмахивая змеистый дым, он всмотрелся в фигуру подле неподвижного Толлера. Отрядный особист Портнов скорчился, будто торопился на вожделенные юга на четвереньках, да так вот и не поспел. «Тоже её работа?»
Разбираться в этом было уже некогда. Дымом и резиновой копотью тесный отсек заволокло настолько, что ещё несколько секунд — и придётся ему искать выход отсюда, как той крысе в незнакомом чулане, бессознательно. «А с опалёнными усами, — шарахнулся от пламенного вихря Войткевич, — и эти шансы равны нулю…»
Шарахнувшись, он натолкнулся на кожаный планшет особиста. Тот самый, с сопроводительными документами. Подхватил его машинально и рванул вслед слоям бурого дыма, плывущим к выходу.
* * *Над понурившимся бронетранспортером «фельдполицай» тяжёлый «Ли-2» пронесся багровым апокалипсическим демоном. Днище, подсвеченное пламенем гигантского костра, в который уже превратился оставленный на враждебной земле собрат, заставило невольно пригнуться россыпь фигурок в серых мундирах. Две из них растянулись на рыжеватой стерне, две закружились на месте, прошитые крупными стежками свинца.
Стреляли с самолёта.
Затолкав последнего, кого мог — кого не попёр отчаянным матом пилот, — в брюхо второго транспортника, Войткевич уже хотел было и сам выпрыгнуть обратно. Туда, где оставшиеся с командиром разведгруппы партизаны откатывались в сторону леса. Но заметил, как наперерез валкому разбегу самолёта высыпала разношерстная толпа «оборонцев». В присутствии немцев расхрабрились-таки паладины, вылезли из подпаленного своего муравейника, и теперь кипят жаждой мести.
Яков Осипович выругался и, упёршись ногой в обрез люка, полоснул по халатам и длиннополым рубахам «шмайссером» от живота. Кто-то ещё, грузный, подсунувшись помочь, загромыхал «шпагиным», придавив колено Войткевича, — так, что драгоценные секунды, пока ещё можно было спрыгнуть туда, где оставались бойцы Хачариди, его отчаянные мальчишки и, возможно, оставался ещё Антон, были потеряны. Теперь, не свернув головы…
— Ти хоч і сокіл… — дёрнул его за штанину Руденко. Оказалось, это начштаба с «ППШ» завалил своей болезненно-рыхлой тушей люк. — Але літати не вмієш.
Транспортный самолёт уже пронёсся в предрассветном синеватом сумраке над рыжей «султанкой» минарета. Ещё через мгновение позолота полноценного дня облила фюзеляж. Собственно, утро в горах — явление топографическое, хоть карандашом вычерти.
Яков зло сплюнул через плечо в это пылающее, адское утро. Утро, которое и в случае самого успешного своего исхода, — если доберутся они до кавказской стороны без приключений, — не предвещает ему ничего особенно радужного.
— Доставишь пленную к своим, в штаб флота… — просипел Руденко, утирая рукавом лихорадочный пот, и даже, кажется, значительно подмигнул. — Бо я, бачиш, пораненый.
«Ну да… — криво усмехнулся лейтенант. — В кого Булатову потом чернильницей швыряться? Особист — убит. Начштаба — ранен. Прошла ещё одна пайка медалей прахом, мимо Крымского обкома. Вот только, — нахмурился Яков и потянул брезентовую петлю люка, — где на том берегу мои?..»
Но вслух сказал только:
— Служу трудовому народу.
— Планшет Портнова не забудь… — уже прикрывая воспалённые глаза, напомнил Руденко.
Подождав, пока начштаба окончательно забудется, Яша расстегнул пряжку кожаного ремешка на планшете.
— Должен же знать, что на ярмарку везу, — пробормотал он чуть слышно. — Тем более, что не опечатано, а значит — «зачитать приговор вслух перед строем»…
Хроники «осиного гнезда»
3 июля 1942 г. В районе мыса Ай-Тодор
Костёр Севастополя погас. На последних пятачках на мысах Херсонес и Фиолент последние тысячи защитников теряли последнюю надежду на эвакуацию. Помогали им её потерять пилоты люфтваффе — днем, итальянские и немецкие подводники и катерники — поздним вечером и ночью.
Последние «организованные» попытки эвакуации сорвали именно катерники. Патрулировавшие возможные пути отхода четыре шнельбота обнаружили уходящие на восток два «морских охотника» [14]. Два часа длилась артиллерийская дуэль (после того, как советские катерники блестяще уклонились от торпедных атак).
Но силы были слишком неравными: каждый СКА уступал по всем статьям шнельботу, а у немцев было ещё и двойное преимущество в численности. Преимущество было на стороне русских разве что в том, что дрались они с отчаянием обречённых, и победа не досталась немцам даром. 45‑мм снаряд с русского катера попал в «S-40», пробил левую торпедную трубу и вызвал взрыв торпедного резервуара со сжатым воздухом. Сама торпеда не сдетонировала, но в носовом отсеке начался пожар. Пламя удалось сбить, но корпус катера получил серьёзные повреждения, шнельбот потерял ход. Трое матросов были убиты, ещё около десятка членов экипажа, включая и командира, капитан-лейтенанта Шнейдер-Пангса, получили осколочные и пулевые ранения. Были потери убитыми и ранеными также на «S-28» Кюнцеля. И всё же к исходу второго часа боя, когда уже посветлело небо над Крымом, оба советских «морских охотника» были потоплены.
Из воды немцы подняли 37 человек, в том числе командира 109‑й стрелковой дивизии генерал-майора П.Г. Новикова, который возглавлял оборону Севастополя после того, как комфлота адмирал Ф.С. Октябрьский и генерал И.Е. Петров покинули (на транспортном самолёте, взлетевшем с последнего аэродрома на мысе Херсонес) обречённый город-крепость [15].
