Алексей Воронков - Брат по крови
— Скажи, Лавров, а тебе не кажется, что на нашей планете нормальным людям жить опасно. Здесь дикари так и остаются дикарями, значит, есть опасность, что и нормальный человек может превратиться в дикаря. Взять хотя бы нас, кто воюет на этой войне. Разве мы не дикари? — неожиданно спрашивает хирурга Харевич. Он наконец справился с кашлем, потушил сигарету, допил водку в кружке и только после этого заговорил.
— Нет, дикари не мы — чеченцы, — уверенным голосом произнес Савельев. — Мы охраняем цивилизацию, а они хотят ее разрушить.
— Не знаю, не знаю, кто из нас больше на дикарей смахивает. Только я уверен, что если бы одна из противоборствующих сторон в самом деле была цивилизованной, она делала бы все для того, чтобы убедить противника покончить с войной. Но этого не происходит… — высказал я свое мнение.
— Ты хочешь сказать, майор, что все мы здесь дикари? — удивленно посмотрел на меня Харевич.
— Вот именно, — подала вдруг голос Леля. — И мы, и чеченцы — настоящие дикари. Цивилизованные люди сидят дома и смотрят телевизор.
Ее довод был существенным. Все заулыбались. Этим и закончился разговор о дикарях.
— А не заварить ли нам чайку? — неожиданно предлагает Савельев. — Мой начальник Дмитрий Алексеевич Жигарев хочет угостить вас настоящим цейлонским чаем.
Илона быстро перевела на меня свой взгляд.
«Значит, вы Дмитрий Алексеевич?» — прочитал я в ее глазах.
Я улыбнулся.
Потом мы пили чай. Чай был крепким и душистым. Потом все снова о чем-то говорили. Водка сделала свое дело. Воспользовавшись тем, что все были пьяны, я вышел из палатки. День потихоньку догорал. За последними рядами палаток виднелась непашь, по которой чеченец Хасан гнал в сторону аула скотину. Где-то в поле гудел трактор — крестьяне еще не закончили поднимать зябь. Со стороны аула слышался призывный голос муллы: «Аллах акбар!.. Аллах акбар!..»
Следом за мной из палатки вышла Илона. Я знал, что она выйдет. Я просто был в этом уверен. Ведь мы должны были проститься. Я улыбнулся ей, и мы, не сговариваясь, побрели в сторону луговины. Где-то за спиной остались привычные армейские заботы, осталась суета и безнадежность. Мы уходили от всего этого. Нам было хорошо вдвоем.
— Почему вы в прошлый раз так тяжело вздохнули? — неожиданно спросила она меня.
Я не понимал, о чем это она.
— Когда это было? — спросил я.
— Я видела… Вы вздохнули, — произнесла она. — Ну тогда, когда старик принес мертвого мальчика… О чем вы тогда подумали?
Я вспомнил.
— Я подумал о своей дочке, — сказал я.
— У вас есть дочь? — спросила она.
— Она живет не со мной. У нее теперь другой отец.
— Вы разошлись с женой?
— Она от меня ушла.
Мы помолчали. Под ногами шуршала пожухлая трава. Дождь прекратился. Было тихо и спокойно вокруг. И лишь гортанный голос Хасана нарушал тишину.
— Ить, ить! — кричал он и громко хлопал длинным кнутом. Скот шарахался от этого звука и делал торопливые перебежки в сторону аула. Впереди бежали коровы, за ними овцы.
Мы шли прямо на чабана, даже не замечая этого.
— Ить, ить! — кричал он и снова хлопал кнутом.
Наши пути чуть было не пересеклись. Мы остановились и стали наблюдать за Хасаном. Проезжая мимо нас, он с силой потянул на себя поводья, и чалая его встала на дыбы. Он метнул в нашу сторону полный ненависти взгляд. А быть может, мне это только показалось? Но и Илона восприняла его взгляд, как вызов.
— Какой он страшный, — прошептала Илона и прижалась ко мне своим плечом.
Хасан и в самом деле был страшен. Его баранья мохнатая шапка была глубоко посажена на череп и почти закрывала глаза. Абрек, ей-богу, абрек! — подумал я. Что у него сейчас на уме? Смотрит, словно сожрать нас готов.
— Здравствуй, Хасан! — поприветствовал я его. Он не ответил, а только дико гикнул и, в бессильной злобе стегнув лошадь плетью, помчался вслед за своим стадом.
— Мы враги для него, — сказала Илона.
— Да, враги, — согласился я.
— Это плохо, — вздохнула Илона.
— Плохо, очень плохо. И самое главное, мы это понимаем, но ничего поделать не можем. Проклятая война, — сказал я.
Мы снова замолчали. Мы шли и глядели себе под ноги Пахло пожухлой травой и далеким-далеким детством. В груди у меня защемило.
— Жалко… — неожиданно сказал я.
— Вы это о чем? — спросила она.
— Я о солдатике — помните? Его мы оперировали первым.
— Да, помню… У него было ранение в живот, — сказала она.
— Савельев сказал мне, что он умер, — совершенно чужим голосом произнес я. — А ведь мы так старались, мы так хотели его спасти. И других мы хотели спасти, но спасли не всех. Больно… Проклятая война! — в сердцах воскликнул я.
Она порывисто вздохнула. Я взглянул на нее и понял, что мы чувствовали одно и то же. Я с благодарностью пожал ее тонкую теплую руку.
ЧАСТЬ II
XIV
Они уехали. Я даже не успел как следует поговорить с Илоной. Вышел Харевич и позвал ее. Мы были далеко, но услышали его голос.
— Пора, — сказал подполковник. — Дорога дальняя — надо ехать.
На прощание она пожала мне руку.
— Когда-нибудь, может, встретимся, — сказала она.
— Приезжайте, Илона, — сказал я ей.
— Нет, лучше вы приезжайте. У нас тише, — улыбнулась она.
В этот вечер я долго не мог уснуть. Лежал с открытыми глазами, тяжело вздыхал и все время ворочался в постели. Мои соседи, напротив, уснули быстро и теперь храпели на все регистры. Не было только Макарова — его увезли в медсанбат.
Я думал об Илоне. Мысли о ней не давали мне покоя. Я будто бы чувствовал ее присутствие, я чувствовал запах ее волос, слышал ее дыхание, ее голос. Неужели я влюбился? — подумал, но потом решил: наступит утро, я окунусь в дела и потихоньку забуду о ней. Мало ли в моей жизни было женщин, но ведь я уже почти никого из них не помню. Все проходит, говорили древние. Пройдет и это. Чтобы как-то успокоиться и забыться, я начинал думать о чем-то другом, но мысли мои вновь возвращались к Илоне.
А почему, собственно, я не должен думать о ней? — неожиданно спросил я себя. Что в этом плохого? Илона — хорошая девушка. У нее есть что-то от женщин, готовых на самопожертвование. А такие, увы, мне редко попадались в жизни. Не потому ли я сегодня живу без семьи?
Думая об Илоне, мне вдруг припомнилась одна история, которую я где-то случайно подслушал.
Они познакомились на построении миротворческого контингента российских войск на территории Абхазии. Она — офицер медслужбы из мотострелковой части, он — старлей из парашютно-десантного полка. Стремительный, словно атака десанта, их предсвадебный роман длился неделю. Даже родителей не оповестили о бракосочетании.
Все последующие два года она добивалась перевода из своей пехотной части к «голубым беретам», поближе к мужу. Она металась из Башкирии, где стояла их часть, в Кострому — там был расквартирован его полк. А однажды он сказал ей: «Любимая, у меня небольшая командировка на Кавказ…»
Командир роты десантников уезжал не на лечебные воды — их часть всю осень и весь декабрь не вылезала из боев на востоке Чечни. Они несли большие потери. А в середине декабря произошло чудо: в роте, которой он командовал, появилась женщина. Этой женщиной оказалась его жена.
В общем-то, появление женщины на войне — дело обычное. Женщины служат в Чечне медиками, связистами, поварами. Они зарабатывают свои фронтовые копейки тяжелым неженским трудом. Командиры их жалеют и стараются не пускать на передовую. А тут вдруг какая-то сумасшедшая объявляется в самом центре событий, там, где идут кровопролитные бои. На такое еще никто из женщин не отваживался.
Он был против, чтобы она приезжала к нему в свой отпуск. Не женское это дело — война, говорил он ей. Помогли друзья, с которыми она служила еще в Абхазии, — это с их помощью она добралась до передовой. Пошел навстречу ей и командир полка, который взял на себя ответственность и разрешил остаться у мужа на целых две недели.
Десантный капитан, узнав о ее приезде на Кавказ, помчался в Махачкалу. Но они разминулись. Пока он нервничал в аэропорту дагестанской столицы, глядя на приходящие с севера борта, она на армейских попутках уже ехала в сторону грохочущей границы с Чечней. Одному из блокпостов каким-то чудом удалось связаться с Махачкалой и передать сообщение — здесь, мол, женщина находится, мужа-десантника разыскивает. Он прыгнул в первую же попавшуюся ему на глаза попутку: «Гони!» Встретились они на мосту над бурной рекой — ну совсем как в кино.
Конечно, он был очень рад, что она приехала. Огорчало лишь одно: у него не было возможности постоянно находиться с ней рядом. В те хмурые декабрьские дни полки «голубых беретов» как раз втягивались в стреляющие горы, куда откатились основные силы мятежников. Рота ее мужа только что заняла одну из стратегических высот и усиленно окапывалась на ней.
