Данцик Балдаев - Султана вызывают в Смольный
— Значит мне повезло. Рад снова поработать с ним и его Амуром.
Слышу по динамику в комнате дежурного наряда вызов: «Старший лейтенант Балдаев, на выезд!» — и бегу за Амуром… Работать с Георгием Павловичем было всегда надежно. Сказывалась фронтовая закалка, и характер играл не последнюю роль. В машине, которая мчала нас на юг, он дает вводную:
— Слыхал про деревню Новая?
— Уж очень редкое название, — улыбаюсь, — не доводилось.
— Мотай на ус. В области этих Новых деревень — аж восемь штук, мы же едем в ту, что в Тосненском районе. Там какой-то алкаш заперся в доме и палит в окно из охотничьего ружья.
На месте были в четыре. На деревенской улице, поодаль от дома, где засел преступник, виднелась машина Тосненского ОВД. Рядом толпятся местные оперативники, не предпринимая никаких действий.
— Сколько выстрелов он сделал? — спрашивает Смолкни у тосненцев.
— Пятнадцать-двадцать.
— Пока он кого-нибудь не подстрелил, — надо брать! — решает подполковник.
Довольно неожиданным показалось мне поведение местных милиционеров: они стояли метрах в пятидесяти, словно посторонние, словно это не их земля. Складывалось впечатление, что им, как обычным зевакам, просто любопытно было поглазеть на наши действия (а возможно, и смерть или увечье). Особенно выделялся один молодой участковый: холеный, откормленный. Новая шинель, как на параде.
— Товарищ Балдаев, кого вы хотели бы взять для прикрытия? — спрашивает Смолкин, поставив мне задачу.
И я неожиданно машу рукой в сторону франтоватого лейтенанта: «А вот его!»
Прячась за сараями и домами, иду с Амуром кружным путем к дому Митрохина. Из него вдруг грохочет сначала один выстрел, потом другой. Но Митрохин стреляет из окна, выходящего на юго-запад, мы же приближаемся к нему с севера.
Выстрелы возобновляются, когда мы перебежками подбираемся к стене. Возле сарая — лопата. Осторожно вставляю ее в щель между створками окна — и начинаю выламывать раму. Выстрелы прекращаются. Я замираю, Амур весь в напряжении…
На наше счастье, Митрохин, перезарядив ружье, снова начинает палить. Наконец, рама вылетает — Амур в прыжке проникает в дом. Я — за ним!
На ходу тащу из кобуры пистолет и пускаю Амура на задержание. Он влетает в комнату и сбивает Митрохина с ног. Бросаюсь к нему вырываю ружье. В это время гремит выстрел:
Митрохин успел нажать на спусковой крючок, картечь летит в сторону окна.
Совершенно неожиданно для меня в доме оказывается подполковник Смолкин. Он проник в него с самой опасной стороны и помогает мне связывать руки стрелку.
Выводим из дома чуть помятого и покусанного «героя», выносим и его ружье 16-го калибра. И тут нас ожидает первый «сюрприз». Оказывается, тосненские оперативники прекрасно знали, что Митрохин душевнобольной, но молчали. Знай это мы — действовали бы иначе. Опера сажают Митрохина в машину, которая отвезет его в больницу.
Только теперь я вспоминаю о молодом лейтенанте. Озираясь, он выходит из-за сарая, вполне надежного укрытия. Селяне встречают «явление участкового пароду» смехом и выкриками:
— Смотрите, наш участковый выползает!
— Под дровами прятался!
— Зачем нам такой участковый? Только шкуру свою бережет!..
Накоротке Георгий Павлович проводит совещание с руководством Тосненского ОВД. Вмазывает им, ведь попросту подставили меня, не сообщив, что Митрохин на психучете. Ружье не конфисковали, пока у него не обострилась болезнь. И предлагает уволить из милиции «отважного» участкового за проявленную трусость в присутствии многочисленных свидетелей — селян. Тосненское начальство без звука сдает недавнего посланца комсомола — и сразу соглашается.
Я курю, стоя рядом. Амур — лежит у моих ног. Один тосненский «смельчак» подходит поближе.
Амур поднимает голову и подозрительно смотрит на него.
— Что же ты не пристрелил этого гада? — усмехается коллега. — Нам бы хлопот поменьше было. А то ведь вылечат, а он снова что-нибудь выкинет…
— Надо было тебе самому проявить инициативу, — говорю я. — Ты же мог вместе со мной и собакой влезть в окно и пристрелить его?
Амур вдруг поднимается.
— Сидеть! — приказываю я, и поворачиваюсь к советчику. — А я не бандит и не палач. Расстреливать душевнобольных — не моя профессия.
В машине Георгий Павлович молчит и хмурится. Потом вдруг, зло выругавшись, говорит:
— Видал деятелей?… В Ленинград звонят! Пусть, мол, псих постреляет, пока дураки с Литейного не приедут!
— Да черт с ними! — отвечаю я. — Хорошо хоть в Питер обратились, а не сразу в Интерпол…
Лангет в привокзальном ресторане
Утром 30 мая 1965 года я заступил на очередное дежурство по городу. Но не успел еще поставить Амура в вольер в первом, малом дворе Большого дома, как появился эксперт научно-технического отдела Эймар Генрихович Эзоп, весь обвешанный аппаратурой. И — вместо приветствия:
— Сергеич, едем в немецкую колонию, в Ломоносовский район. Там магазин грабанули…
Все на этом выезде сложилось на редкость удачно. Амур отличился, и через два часа грабители уже сидели в камере. А мы с Эймаром Генриховичем, развивая успех СРС, раскололи главаря шайки еще на тридцать (!) преступных эпизодов.
Окрыленные удачей, сели в «уазик» и направились в Бабигонский сельсовет, который прошлой ночью тоже подвергся нападению. Застаем там типичный разгром. Ящики письменного стола разворочены ломом. На полу — чистые бланки свидетельств о рождении и смерти, печати, штампы, документы, другие бумаги. Не оставили злоумышленники без внимания и магазин, расположенный в этом же доме: похищены продукты, спиртное.
За прилавком валялась на полу бумажная бобина от кассового аппарата. На двери кладовой были сорваны замки и накладки. Похоже, грабители не торопились, так как, вероятно, знали: пьяный сторож преспокойно почивает дома. Еще не протрезвев, он стоял, что-то бессмысленно бормоча, в толпе зевак.
Немаловажная деталь: в магазине была химловушка с «ментовской монетой». Ее ставили сотрудники Ломоносовского горотдела милиции. А штука вроде простая: обыкновенные монеты в небольшом ящичке, обсыпанные специальным порошком-красителем. Но, если хватануть их, на пальцах остается стойкий темно-красный цвет, по которому легко опознать преступника. Только в Бабигонском магазине побывали сведущие в воровском деле — химловушку они не тронули.
Выгуляв Амура, я попросил участкового, обслуживающего деревни Санино, Низино, Марьино, сопровождать меня при работе по следу, След Амур взял за прилавком, где запах сохраняется лучше из-за слабого проветривания.
Амур потянулся к выходу из магазина. Потом вышел на дорогу, ведущую к станции Новый Петергоф. Кинологу всегда интересно, куда поведет его сегодня СРС? Километра через три выяснилось: Амур намерен сводить меня в ресторан. Правда, привокзальный, но все равно лучше, чем в какой-нибудь грязный подвал или на чердак.
В зале ресторана светло, уютно. Амур довольно галантно обнюхивает посетителей. Я, придерживая поводок, иду чуть позади, стараясь не слишком пугать публику.
— Она жрать хочет! Прибежала сюда с ментами с голодухи! — неожиданно выкрикивает кто-то и припускает матом. Крик резанул меня по сердцу: краем глаза примечаю горлопана.
Амур, не обращая внимания на явное оскорбление, медленно продвигается между столиками. Впечатление такое, будто завсегдатай отыскивает знакомого, который пригласил его на ужин.
Самодовольный парень в сером костюмчике, лет двадцати, с маленькими глазками и татуировкой на правой руке сидел в середине зала, поглощая жареное мясо. И Амур, несказанно обрадованный встречей, тут же свалил его вместе со стулом. Виктор Осипов (а это был он) едва не подавился куском лангета. Из глаз его, должно быть, тоже «от радости», брызнули слезы. А может, стало жалко пиджака, за который крепко рванул хвостатый «приятель»?
Молодой и очень смышленый участковый (жаль, забыл его фамилию) — от меня ни на шаг. Указываю ему на Осипова: «К стенке!». Тот сразу же поставил любителя пожрать лицом к стене ресторана. Своими начищенными хромовыми сапогами заставил широко расставить ноги, обыскал, забрав документы и большой перочинный нож.
Мы с Амуром вышли из ресторана. Отстегнув поводок, снова даю команду «Ищи след!», пуская его в самостоятельный поиск. Амур прекрасно понял меня и принялся отыскивать «парный след», который длился из-за прилавка ограбленного магазина, где преступники вдвоем шарили в поисках коньяка и водки.
Случай не такой уж редкий, но всегда удивляющий: Амур поймал-таки и второй след. Снова, по его «приглашению», вхожу в зал ресторана, где сегодня по случаю воскресенья немало публики. При пашем появлении все затихают, внимательно наблюдая за происходящим.
