Николай Черушев - Из ГУЛАГа - в бой
Я, будучи делегатом VIII Чрезв(ычайного) Съезда Советов, имел счастье слушать Вас, тов. Сталин об исторических победах нашей партии, нашего сов(етского) народа, о добытой счастливой, свободной жизни в СССР.
В марте 1938 г. (за месяц до моего ареста) я был на авиационном совещании в Кремле, где Вы, тов. Сталин, исправляли ошибки больших и малых руководителей ВВС. Я имел незабываемое счастье тогда ответить Вам лично на Ваш вопрос о дефектах скоростных истребителей. Вы указали на этом совещании, что о людях надо судить по их делам. О многих др(угих) задачах ВВС Вы указали тогда нам.
Тов. Сталин! У меня нет слов, чтобы выразить свою душевную боль, обиду из-за происшедшей ошибки со мною.
Меня партия воспитала и из крестьянского парня нацмена я вырос в комбрига. Я и моя семья большего счастья и видеть не мечтали, чем мы имели.
Я прошу помочь развеять клевету, установить правду и дать мне возможность вернуться к свободному труду там, где это укажет Сов(етская) власть.
Мейер».Данное заявление было написано А. П. Мейером в феврале 1940 г. И на этом заявлении нет никаких резолюций и пометок руководящих деятелей партии, правительства и государства, Прокуратуры СССР и Главной военной прокуратуры. Имеются только штампы о регистрации его в Прокуратуре СССР. И больше ничего!..
По данному групповому делу проходил и бригадный комиссар Старостин Михаил Алексеевич, начальник политотдела Сталинградского военного училища летчиков. В должности он находился с апреля 1935 г. А до этого Старостин был начальником политотдела Вольской авиашколы, где и был, по версии следствия, завербован в 1933 г. в военный заговор начальником политического управления Приволжского военного округа А. И. Мезисом.
Родился М. А. Старостин в 1900 г. в селе Коковкино Осташковского уезда Тверской губернии в крестьянской семье. Службу в РККА проходил на должностях политсостава. В 1932 г. окончил Военно-политическую академию имени Н. Г. Толмачева. Член ВКП(б) с 1919 г., исключен из ее рядов в ноябре 1937 г. с формулировкой «за связь с врагами народа, потерю классовой бдительности и развал политработы». Аресту подвергся 13 апреля (по другим данным – 27 апреля) 1938 г.
Обвинялся Михаил Алексеевич в том, что он являлся активным участником военно-фашистского заговора и по заданию А. И. Мезиса, будучи начальником политотдела Вольской авиатехнической школы, организовал в ней филиал военно-фашистского заговора, в который завербовал ряд лиц из начсостава школы. В 1935 г., будучи переведен из Вольской в Сталинградскую авиашколу, установил связь с И. Е. Богословом, а затем с А. П. Мейером. Вместе с ними Старостин якобы готовил вооруженное восстание против Советской власти.
Виновным себя М. А. Старостин на предварительном следствии сначала признал, но затем он от этих своих показаний отказался.
Военным трибуналом Северо-Кавказского военного округа 28 апреля 1940 г. все девять человек, проходившие по групповому делу, в том числе И. Е. Богослов, А. П. Мейер и М. А. Старостин, были по суду оправданы. Суд признал, что предъявленные им обвинения не доказаны. Названные выше лица 14 мая 1940 г. из-под стражи были освобождены.
Как известно, накануне процесса над «группой Тухачевского» с лицами, проходившими по нему, беседовал ответственный сотрудник Главной военной прокуратуры. Фамилия этого «чина» была Субоцкий Лев Матвеевич, а занимаемая должность – начальник 4-го отдела Главной военной прокуратуры, он же помощник Главного военного прокурора. Воинское звание Л. М. Субоцкого – диввоенюрист. Военный прокурор Субоцкий, призванный по определению стоять на страже соблюдения законов и законности в Красной Армии, конечно же, много знал о «механизме» подготовки процесса над маршалом М. Н. Тухачевским и его подельниками. Однако он ничего не сделал (не смог? не сумел? не захотел?), чтобы устранить грубые нарушения законности в действиях следственных органов НКВД, ибо знал, что подготовку этого процесса курируют Н. И. Ежов и сам И. В. Сталин.
И даже позиция такого невмешательства не смогла стать «охранной грамотой» – вскоре пришел черед и самого Л. М. Субоцкого. Его арестовали 26 сентября 1937 г., т. е. через три с половиной месяца после суда над группой Тухачевского. Обвинялся Лев Матвеевич в совершении преступлений, предусмотренных ст. 58-1«б», 58-8, 58–11 УК РСФСР, т. е. в измене Родине в форме шпионажа, выдачи военной тайны, совершении террористических актов и организационной деятельности, направленной на свержение существующего строя, т. е. Советской власти. Вменили ему в вину и причастность к партии эсеров, начиная с 1917 г.
В обвинительном заключении по делу Л. М. Субоцкого, утвержденном Прокурором СССР А. Я. Вышинским, в частности, говорилось, что обвиняемый «…с 1934 года являлся участником антисоветской эсеровской организации. С 1935 года являлся участником антисоветского террористического заговора, ставившего своей целью свержение Советской власти»[16].
До июня 1937 г. репутация военного прокурора Л. М. Субоцкого была безупречной. А все неприятности начались с 11 июня 1937 г. (день суда над группой М. Н. Тухачевского), когда в Севастополе был арестован его родной брат – Михаил Матвеевич Субоцкий, бригадный комиссар, начальник политотдела бригады крейсеров Черноморского флота. Последний, как участник троцкистского заговора, был обвинен в проведении вредительской линии, направленной на подрыв политического обеспечения боевой подготовки в бригаде, на сохранение в партии и на флоте троцкистских кадров. Поводом для такого обвинения послужило то, что в 1917 г. Михаил Субоцкий в течение четырех месяцев состоял в партии эсеров.
Еще одна примечательная деталь – военный прокурор Черноморского флота бригвоенюрист П. С. Войтеко отправил сообщение о раскрытии «заговора» на флоте не своему непосредственному начальнику Н. С. Розовскому (Главному военному прокурору РККА), а напрямую в Прокуратуру СССР. Приходится только догадываться о причинах такого поступка. Возможно, что Войтеко опасался определенного противодействия и нейтрализующих мер со стороны брата арестованного, т. е. помощника Главного военного прокурора диввоенюриста Л. М. Субоцкого. Этого, разумеется, исключить было нельзя, тем более, что Лев и Михаил являлись не просто братьями, а братьями-близнецами. Это во-первых. А во-вторых, важным фактором было то, что Михаил Субоцкий до недавнего времени сам был не последней фигурой в системе военной прокуратуры. Там он являлся первым военным прокурором Московского гарнизона, и у него сохранились хорошие и прочные связи со многими своими прежними сослуживцами, возможность вмешательства которых нельзя было исключить.
Действительно, узнав о поступившем в Прокуратуру СССР сообщении о разоблачении на Черноморском флоте «заговорщиков», среди которых фигурировал и его брат-близнец, Лев Матвеевич немедленно обратился к Главному военному прокурору Н. С. Розовскому с просьбой назначить проверку указанного сообщения, ибо совершенно уверен в абсолютной честности брата. Зная методы работы следственных органов НКВД, Лев Матвеевич реально оценивал создавшуюся обстановку и предугадывал, что арест брата послужит причиной усиленного внимания и к нему со стороны сотрудников госбезопасности.
По поручению Главного военного прокурора в Севастополь выезжала военный юрист 1-го ранга С. Ульянова – единственная в ГВП женщина, занимавшая пост начальника одного из ее отделов. Среди коллег она была известна как рьяный борец с врагами народа, и эту ее «рьяность» неоднократно отмечал Прокурор СССР А. Я. Вышинский. Изучив материалы уголовного дела, по которому проходили «заговорщики» – политработники Черноморского флота И. А. Мустафин (заместитель начальника политуправления флота, дивизионный комиссар) и М. М. Субоцкий (начальник политотдела бригады крейсеров, бригадный комиссар), Ульянова установила, что оба они арестованы по распоряжению наркома внутренних дел Крымской АССР Т. Н. Лордкипанидзе. При этом крымские чекисты даже не поставили в известность особый отдел флота и не получили санкции военного прокурора.
Льву Матвеевичу удалось узнать и содержание справки, подготовленной С. Ульяновой на имя Вышинского. В этой справке, в частности, говорилось, что «…Субоцкий (Михаил Матвеевич. — Н.Ч.) обвиняется в том, что, работая в Политуправлении РККА, был связан с врагами народа троцкистами Гамарником[17] и Осепяном[18]. Действительно, во время работы в Политуправлении РККА там же работали Гамарник и Осепян.
Данных о личной связи Субоцкого с названными лицами пока не предъявлено. На основании изложенного, я считаю, что достаточных оснований для ареста Мустафина, а тем более Субоцкого не было. Я полагала бы целесообразным установить срок проверки виновности Мустафина и Субоцкого двухдекадным сроком и, если не будет собрано дополнительных данных, разрешить вопрос об их освобождении из-под стражи»[19].
