Виктор Пашкевич - Над рекой Березой
Юзю мы увидели под высокой сосной. Шел дождь, дул холодный северный ветер, у нас зуб на зуб не попадал. А она, как всегда, была приветлива и весела.
— Мальчики, как вам не стыдно опаздывать на свидание? — взглянула Юзя на маленькие часики и покачала головой. — Ровно на десять минут опоздали. Ну и кавалеры!
И было непонятно: шутит она или отчитывает нас за недисциплинированность.
Саша передал Юзе маузер и, вопреки запрету Соломатина, начал упрашивать девушку:
— Юзя, дорогая, возьми нас с собою в отряд. Мы только посмотрим на партизан и вернемся.
Саша просил так настойчиво, что она в конце концов рассердилась:
— Как вы можете просить об этом? Да вы знаете, что мне за это будет?
Саша не унимался:
— Никто и знать не будет.
— Я этого не сделаю, и не просите. Соломатин и Подолян поручили сказать вам, чтоб вы хорошо разведали обстановку на нефтебазе. Надо срочно направить партизанам хотя бы с полсотни винтовок.
Но мой друг стоял на своем:
— Все сделаем, когда вернемся. Ведь мы через три-четыре дня снова будем в городе.
Уговорить Юзю так и не удалось. Расстались мы недовольные друг другом. Но поручение подпольщиков, переданное через Юзю, нужно было выполнять.
Мы начали готовить большой тайник. Выкопали настоящий погреб. Потолок, пол и стенки обложили фанерой, а вход замаскировали зеленым дерном. После этого принялись внимательно наблюдать за складом. И вдруг неожиданно увидели, что на дверях склада появились большие замки. Что делать? Взламывать нельзя, услышат часовые, а если даже и удастся сорвать их без шума, то уж во второй раз хода туда не будет.
— Нужно подобрать ключи, — предложил Саша. — Охрана никогда не догадается, что кто-то открывает двери и таскает со склада пулеметы и винтовки.
Каждый из нас доставал ключи где только мог. Нам помогали Вася Зуенок и Леня Лавринович. Они, разумеется, не знали, для чего нам нужно столько ключей, но задание, как всегда.
В просторной приемной городской комендатуры, ожидая коменданта, сидел невысокий плотный мужчина средних лет и спокойно беседовал с молодой блондинкой. Они говорили о сущих пустяках: о погоде, о ранней и теплой в этом году весне и о многом другом, только не о войне.
Шнырявшие из кабинета в кабинет гитлеровские офицеры и чиновники комендатуры почти не обращали на них внимания. Они давно знали и женщину, и мужчину — не раз встречались с ними в этом учреждении по делам службы. Заведующий паспортным столом городской управы Алексей Степанович Федоринчик каждые два дня приходил к коменданту города — коротконогому толстяку полковнику фон Швайницу — и докладывал ему о работе паспортного стола. Иногда Федоринчик приносил с собой кучу паспортов, которые комендант визировал своей подписью, ставил штамп фашистской администрации и возвращал для вручения местным жителям, прошедшим регистрацию в городской управе. Подписывая паспорта, комендант обычно спрашивал:
— Это все городские люди? Коммунистов среди них кет?
— Что вы, господин полковник, разве я позволю себе принести вам паспорта большевиков. Да они и сами не придут к нам.
— Возможно, возможно… По учтите, не исключено, что кто-нибудь из них захочет иметь наши документы и подсунет свой паспорт вам, а вы — мне. За это мы по головке не погладим.
— Можете быть уверены, господин полковник: если в паспортный стол явится коммунист или какой-либо подозрительный субъект, он через час окажется у вас в кабинете или в гестапо.
Не знал еще тогда гитлеровский полковник, что поставил свою подпись уже на сотне различных документов, переданных подпольщикам города Борисова, командирам и бойцам Красной Армии, оказавшимся на оккупированной территории, и находящимся на нелегальном положении коммунистам.
Этим важным и очень рискованным делом занимались по заданию партийного подполья бывший учитель Федоринчик и личный секретарь-машинистка коменданта Ольга Корнюшко.
Как только Федоринчик остался наедине с Ольгой, он сразу же изменил тему разговора:
— На меня что-то косо начал посматривать бургомистр Станкевич. Надо быть осторожными, фашисты могут пронюхать о наших встречах с представителями подпольных групп. Я вчера предупредил, чтобы ко мне ни домой, ни на работу никто не заходил. Документы после подписи буду оставлять у тебя, а ты их передавай по назначению через сына Орлова. Он время от времени будет заходить к тебе домой.
— Вы, Алексей Степанович, хотите фашистскую комендатуру превратить в явочную квартиру?
— Вот именно. Довольно удобно и наиболее безопасно.
— Как я узнаю сына Орлова? Я его никогда не видела. Да и вообще стоит ли рисковать?
— Я и сам его не знаю. Мне сказали, что мальчишка надежный. Его пароль: «Я от тети Тани».
— Ну и ну, — вздохнула Корнюшко.
В это время распахнулась дверь и в приемную ввалился комендант. Под его грузными шагами заскрипели половицы. Ольга бросилась открывать кабинет полковника, помогла ему снять плащ. Через минуту секретарь коменданта пригласила заведующего паспортным отделом горуправы в кабинет своего шефа.
По острию бритвы
Ольга Васильевна Корнюшко начала работать в фашистской комендатуре по заданию подпольного райкома партии вскоре после оккупации города. Устроиться на работу помогло хорошее знание немецкого языка. Связь с ней периодически поддерживали несколько подпольных групп через двух девушек — Юзю Жаховскую и Настю Сахончик. Ольга передавала подпольщикам чистые бланки различных документов, сообщала о планах и намерениях гитлеровцев, иногда печатала листовки. Подпольщики тщательно конспирировали свою помощницу и только в исключительных случаях вызывали ее на встречи с руководителями групп.
С некоторого времени в доме, где жила секретарь-машинистка коменданта, поселился подозрительный тип, которого Ольга дважды замечала в гестапо, куда она иногда ходила по поручению полковника. С тех пор связь с подпольем она поддерживала только через Алексея Степановича Федоринчика, часто бывавшего в комендатуре. И вот теперь и эти контакты нарушаются. Предлагают в связные мальчишку. Ольга заволновалась. Сможет ли сын Орлова сохранить тайну? Не разболтает ли он, что имеет дело с секретарем самого коменданта? Выдержит ли страшные допросы, если попадет в лапы гестапо?
Как только Федоринчик вышел из кабинета полковника, Корнюшко бросилась к нему:
— Алексей Степанович, наши люди вполне уверены в мальчишке, который будет приходить ко мне?
— Вполне, Оля, вполне.
Старый учитель похлопал молодую женщину по плечу, как это делал когда-то в классе, и сунул ей в стол несколько паспортов:
— Передашь по назначению. Не забудь пароль: «Я от тети Тани». Так зовут его мать.
В этот же день вечером отец послал меня к Корнюшко.
— Возьмешь у этой женщины документы, которые она тебе передаст, и сразу назад, — сказал он.
Услышав фамилию Ольги, я запротестовал:
— Не пойду я к ней. Это же фашистская прислужница. Еще в комендатуру затащит.
— Не бойся, — успокоил меня отец. — Ольга работает в комендатуре по нашему заданию. Она настоящая патриотка. Всем нам у нее надо учиться отваге и преданности Родине.
Вот это новость! Я, как и многие борисовчане, знал, что Ольга Корнюшко буквально через месяц после оккупации города начала работать в военной комендатуре, часто разъезжала с немецкими офицерами на машине и постоянно находилась среди гитлеровцев. Все считали ее подлой предательницей. Даже близкие знакомые перестали с ней здороваться.
— О том, что я сказал, никому ни слова, даже своим друзьям, — предупредил отец. — Тебя мы посылаем к ней только потому, что больше некого. Никому из нас в ее дом заходить нельзя, рядом живет гитлеровский агент.
Ольга Корнюшко — подпольщица! Вот это да! Каким же надо обладать мужеством и выдержкой, чтобы так бесстрашно действовать среди оккупантов. Куда нам до нее? Она настоящий герой!
Ольга встретила меня настороженно. Увела в небольшую комнатку, усадила на диван и стала внимательно рассматривать. Долго молчала.
Наконец я не выдержал и сказал:
— Что вы на меня так смотрите? Давайте, что надо передать, и я пойду.
— Вот смотрю и думаю: где-то я тебя видела. А где, не могу вспомнить.
— Я с ребятами один раз свистел вам вслед, а вы еще нам погрозили пальцем. Простите, пожалуйста…
— Правильно. Ныло это около городского парка. Помню, помню… — Лицо Ольги изменилось. Она словно постарела у меня на глазах. Теперь никто бы не сказал, что ей всего двадцать два года. Она заметно разволновалась. — Меня презирают не только твои друзья. Но что сделаешь? Надо терпеть, я готова выдержать в сто раз больший позор, только бы быстрей выгнать с нашей земли фашистов. Как я ненавижу их, как ненавижу… А коменданта все равно ухлопаю… перед уходом в партизаны.
