Сергей Скрипаль - Афган
Боб совершенно изменился. От дневного испуганного Боба уже ничего не осталось. Теперь это был самоуверенный, наглый в своей безнаказанности хам. Боб был очень похож на надутого павиана, которого Димка видел в Сухумском заповеднике. Павиан сидел на камнях и онанировал, глядя на проходящих женщин. Вспомнив это, Димка расхохотался:
– Боб, обезьяна ты хренова. Ублюдок.
Все вскочили на ноги. Димка медленно поднялся и, повернувшись спиной к компании, пошел к дверному проему, в котором мелькнуло бледное раскосое лицо Мамлеева. Димка почувствовал, как кто-то схватил его сзади за больное плечо. Мгновенно сработала натренированная годами подпольных тренировок реакция. Удар ногой назад вызвал крик нападавшего. Димка уже стоял лицом к этим мерзким рожам, наступавшим на него, пытавшимся взять его в кольцо.
– Эх, если бы не рука, – горько подумал Димка и кинулся на врагов. Он сбил одного хлестким ударом тыльной стороны кулака, прямым ударом ноги в пах завалил другого. Оставались Журымов и Боб. Журымов держал в руке нож, а Боб сорвал с крючка автомат.
«Тот самый», – заметил Димка. Журымов приближался, выбросив вперед руку с ножом. Димка обманным движением пнул Журымова по ногам, а когда тот согнулся, пытаясь уберечься от удара, и тут-то Димка с подскоком нанес ему проникающий удар в нос, с удовольствием услышав хруст сломанного хряща. Только хотел Димка обернуться назад, как крепкий удар по затылку погрузил его в темноту.
Пришедшие в себя дембеля со стонами поднимались с пола. Боб уже стянул руки и ноги Димки брючными ремнями. Выпив еще водки, дембеля заметили, что Димка пытается приподнять голову. Они кинулись к нему. Били Димку ногами. Боб старался угодить ботинком в голову, пах, по раненому плечу. Били с остервенением, матерясь, когда задевали друг друга. Боб остановил всех жестом:
– Хорош. Теперь по программе.
Журымов привычно перекинул Димку поперек кровати, стянул с него до колен брюки и трусы. Насиловали Димку по очереди. Потом отволокли его в ротную палатку.
...Димка пришел в себя. Никак не мог понять, что с ним. Рвущая боль напомнила о драке с дембелями, страшно болели ягодицы и задний проход. Хотелось пить. Димка попытался приподняться. Его тут же стошнило. Стало чуть легче. Переставляя мягкие непослушные ноги, Димка прошаркал на улицу. У палатки сидел Мамлеев. Увидев Димку, он вскочил на ноги:
– Дима, Димочка, прасти, я ни знал, что они хатят тибя...
Теперь Димка понял, откуда эта незнакомая, пугающая боль и почему брюки сзади пропитаны кровавой коркой, неприятно царапающей кожу.
– Принеси мой автомат, – прошептал он Мамлееву, отступившему от него. – Ну, быстро.
Мамлеев вынес Димкин АКМС. Димка, напрягая все силы, проверил магазин и передернул затвор.
– А теперь заткнись и сиди, – едва шевеля языком, сказал Мамлееву.
Путь до домика Боба занял минут двадцать, хотя в обычное время это занимало минуты три. Димка брел, сжав волю в единую точку, как когда-то учил сэн сэй на тренировках. Цель была ясна, требовалась только сила изнасилованного, истерзанного тела.
Все пятеро спали вповалку на заблеванном полу. Димка пытался разбудить их слабым криком, но пересохшее горло только пискнуло. Он выстрелил в пол. Медленно просыпались перепившие дембеля, тараща глаза на перепачканного кровью, изуродованного солдата.
– Гни-и-и-ды, – сипел Димка, водя плюющим огнем автоматного ствола. – Гни-и-и-ды...
Он выкарабкался из домика и увидел, что к нему бегут какие-то люди. Димка тяжело лег на землю, уютнее подтянул к груди колени, плотно зажимая между ними автомат и уже нажимая на курок, и узнал в бегущих Мамлеева и прапорщика Белова в полном боевом снаряжении.
«Вернулись!» – успел облегченно подумать Димка, прежде чем пули разорвали его голову.
Глава 7. ВИТЬКА
Оглушающий удар по голове бросил Витьку на колени и погрузил в тяжелое липкое забытье... Большой обломок скалы, сорванный взрывом с пятиметровой высоты, расколол Витькину каску и прокатился по обмякшей спине солдата, прочно приковав его ноги к земле. Щебень дождем прошуршал, засыпая могильным пластом разгоряченное боем тело. Из-под свежего холмика лишь слабо краснело лицо и белели кисти рук с ободранными до корней ногтями. Рота с хрипом ушла вперед, не заметив такой нелепой гибели Витьки. Сопя и потея, матерясь и стреляя из всех стволов, рота рвалась на гребень (кому нужной?!) скалы, откуда духи с именем Аллаха так же яростно отбивали от шурави кусок родной земли.
Роту вел начальник строевой части майор Стефанчук. Вот так случилось. Командир роты Сашка Бледных в третий раз лежал в госпитале – сразу после «свадебного» отпуска нарвались на бээмпэшке на мину, крепко трахануло о броню. Прапорщик Белов был в рейде под Кабулом.
Когда командир полка дал распоряжение идти на прочесывание, Стефанчук доложил, что никого из офицеров нет, а рота под командованием сержанта идти в поиск не может.
– Как никого нет? – возразил подполковник. – А ты что, уже не офицер? Разъелся на штабных харчах. Значит, так, завтра в пять выходишь в горы с ротой Бледных. Возьмешь себе еще Веревкина в помощь. В общем, повоюете. Задача такая...
Но Веревкин идти в горы отказался, не прямо, конечно. Нажрался гад дерьма какого-то, у него температура под сорок навалила, и остался он при продскладе «бдить и охранять», проявив при этом даже геройство: «Даже при такой высокой температуре в госпиталь не иду, не могу покинуть пост». Стефанчука уже третий день душила злоба: «Вот сволочь, кинул меня под винты одного, а сам, сученыш, к Надьке моей подбивает клинья».
Воспоминание о Надежде – новой официантке из столовой – напрочь испортило и без того хреновое настроение начальника строевой части, вызвав цепную реакцию злобы на еле шагающих и измотанных рейдом солдат.
– Вперед, мать вашу, быстрее шагать! – гаркнул Стефанчук, понимая, что и сам уже вот-вот свалится от усталости, но при этом сладко думая: «Уж теперь-то никто тявкнуть не посмеет, что Стефанчук на халяву опять орденок отхватил...»
Тут-то и резанули со скалы пулеметы. Можно было уйти, спрятаться за другой сопкой, но взыграло по-молодецки ретивое, и крикнул роте Стефанчук:
– Скалу взять! Духов выбить!
Вздрогнули, как боевые кони, солдаты и ринулись под защиту нижних складок скалы. Стефанчук – за ними, высоко подбрасывая враз полегчавшими коленями, а в голове мысль – хороша, та, которая, к сожалению, всегда приходит поздно: «Вот дурак, надо же было вот за той сопочкой прикрыться да вертушки вызвать».
Но дело сделано. Не будешь же команду отменять, тем более что солдаты взбрыкнули и на второй «этаж» скалы лезут. Один Стефанчук остался, солнце – хоть и январское, а полуденное – сильно греет, бежать, воевать мешает. Поднапрягся майор, догнал солдат, решил облагодетельствовать:
– Всем снять бушлаты. На обратном пути заберем! Тут бою на полчаса.
Ничто так сильно не расслабляет в бою, как заминка. Это как с женщиной в ответственный момент: вот все, она твоя, а тут – бац, звонок в дверь... Солдаты сбросили с себя бушлаты, парят под солнцем, а Стефанчук опять «вперед!» орет.
Взобрались на третий уступ солдаты. Духи, слышно уже, визжат, орут, из миномета долбят по шурави, но те пока скрыты от них. Вот сейчас и было время залечь и вызвать вертушки, даже солдаты ему, майору, подсказывать стали. Нет. Вперед! Не перечь мне, обезьяна! Вперед!
Последним карабкался Стефанчук, перед ним мелькали подошвы «Арены» – нахальные такие подошвы кроссовок, неуставные. В свое время Стефанчук такие раздолбоны устраивал офицерам и солдатам за неуставняк... Хорошо, Веревкин подсказал, что раздолбоны, оно, конечно, вещь пользительная, но в определенных условиях. Когда три дня назад утром Стефанчук вышел проверять роту в «адиках», солдаты почти с любовью посмотрели на него и с его же позволения кинулись вынимать из тайников кроссовки и переобуваться, сбрасывая с себя абсолютно непригодные в горах ботинки на гладкоскользкой подошве.
Сопя, майор с трудом поднимался на каменный выступ – и тут соскользнула нога на ледышке, и рухнул бы вниз Стефанчук, но обхватила его запястье рука впереди карабкающегося солдата и помогла удержаться. Влез Стефанчук на выступ, сердце испорченным будильником верещит. Солдат уже дальше лезет, назад не оглядывается, а майор ему вслед: «Спасибо! Не забуду». Поднялись еще выше, а там дело к рукопашной идет, ломятся солдаты стеной... благо, пулемет заткнули, а от миномета в таком бою толку как от тех самых ботинок в горах. Но дух, который минометом заправляет, один черт, плюется снарядами, и сшиб он каменюку со скалы, рухнула она на Витьку, того самого солдата, кторый выдернул из лап смерти (ой каких холодных!) Стефанчука. Видел это майор, видел. Но слишком уж плотным показался ему огонь душманов. Залег Стефанчук за камнями и прицелился из автомата. Но куда стрелять? Солдаты как шли стеной, так и смели духов, всего-то десяток их было. Стефанчук стрельнул для порядка в небо весь магазин и покарабкался вверх к солдатам.
