Павел Цупко - Торпедоносцы
А как же Богачев? Александр тоже не промахнулся, он накрыл взрывами сторожевик и теперь бил по нему из пушек. Путь к лайнеру был свободен.
Михаил порадовался удачам боевых товарищей, еще раз взглянул в сторону Пудова, и сердце кольнуло предчувствие непоправимого; его самолет вдруг как бы замер на месте, потом резко опустил нос, попытался выпрямиться, но винты вращались все реже, уже стали различимы лопасти — и тут из-под капотов вырвались оранжевые языки пламени. Однако самолет продолжал планировать. Направляемый твердой рукой летчика, он пылающим факелом приближался к лайнеру — намерение лейтенанта Пудова было предельно ясным; он шел на таран. Не достал. Не хватило всего нескольких метров! Потерявший скорость самолет зарылся в волны рядом с серой громадой судна, навсегда унеся с собой в пучину героев…
Панорама боя менялась с такой быстротой, что сознание не в силах было воспринимать ее целиком и фиксировало лишь отдельные картины. Едва Михаил понял, что Пудов с экипажем погиб, как справа в «косое зрение» ворвалась новая картина: концевой транспорт вдруг слегка приподнялся и разломился, вверх полетели оторванная вентиляционная труба, какие-то части надстроек. В мозгу пронеслось; «Мещерин сработал!.. Так их! За Пудова, Быстрова и Крамаря!..» Потом перед глазами из дыма возник самолет Богачева; тот выходил из боя с большим креном. Все это запечатлелось в мозгу в доли секунды. Видя окружающее, Михаил ни на миг не забывал главного — собственную цель. С кормы лайнера по торпедоносцу несся сплошной поток трассирующих снарядов. Борисов толкнул штурвал — чуть опустил нос машины и наложил кольца прицела на орудия с фигурками солдат рядом, ударил из пулеметов, фигурки разбросало, зенитки замолчали. А летчик уже подводил риски прицела под середину лайнера, удерживая на них его высокий борт, затем резко утопил кнопку электросбрасывателя торпеды. Облегченный самолет рванулся вверх. Перед глазами, закрывая небо, с катастрофической быстротой рос в размерах приближающийся транспорт. Михаил с силой двинул правую педаль, дернул штурвал и, едва не зацепив крылом скошенную мачту, пронесся над судном, а потом, не раздумывая, ринулся на прорыв между кораблями охранения, ожидая каждое мгновение, что вот-вот ударят в упор их пушки.
В это самое время позади самолета Борисова море и небо потрясли два мощных взрыва: огромный транспорт тонул. Подтверждая это, в телефонах раздалось радостное:
— Ура-а-а! — кричал Александр Демин, поливая пулями проносящийся под самолетом сторожевик. — Ура-а!
— Ура-а! — вторил ему Иван Рачков, — Валится! Валится на борт! Крышка! Поше-ел рыб кормить!
Немецкие зенитки молчали. На кораблях конвоя уже было не до стрельбы, потрясенные гибелью транспортов, они бросились спасаться. Строй судов распался.
Летчики с удовлетворением разглядывали скрывающийся в волнах нос лайнера, впечатляющую картину разгромленного каравана. От него на плаву остался всего один транспорт. Рядом беспорядочно теснились эсминец и тральщик. Остальные корабли эскорта поспешно уходили прочь.
…Вырвавшись из огня, Борисов кинулся разыскивать Богачева, помня, что он выходил из боя с большим креном. Александр летел на восток совсем низко над водой. Над ним нависала четверка истребителей: верные телохранители — «яки» не оставили топмачтовика в беде, сопровождая в сторону берега. Остальные машины возвращались домой без особых повреждений. Настроение у всех было отличное. Малыми силами в далеко не разном бою они нанесли гитлеровцам значительный урон. Торжествовал Константин Александрович Мещерин; ему удалось-таки сквитаться с фашистами за сорок первый! Но светлая радость тускнела перед тяжелой потерей: героическую смерть экипажа лейтенанта Пудова видели многие. Вместе с летчиком погибли штурман младший лейтенант Быстров и воздушный стрелок-радист Крамарь.
В авиаполку дружный экипаж Пудова хорошо знали. Все летчики его были молодыми парнями, но опытными воздушными бойцами, смелыми и отчаянными в боях, веселыми и жизнерадостными ребятами. Своей отвагой и решительностью при выполнении боевых заданий этот экипаж заслужил всеобщее уважение и любовь — недаром командир полка с собой брал только их — честь наивысшая!
Теперь славного экипажа не стало. Не стало на глазах у товарищей. Потому и молчал эфир, не было в нем слышно обычных при победах радостных восклицаний, острот и шуток.
6Помещение столовой невелико. Поэтому летчики питались в нем посменно: сначала управление авиаполка с первой эскадрильей, затем остальные.
Но сегодня этот обычный распорядок был нарушен: начальство ужинает со второй сменой, ведь летчики второй и третьей эскадрилий сегодня, можно сказать, именинники: они разгромили вражеский караван. По случаю такого праздника столы сдвинуты вместе и накрыты не стертыми от длительного пользования клеенками, а свежими простынями, за неимением настоящих скатертей, и даже сервированы ножами и вилками! Потому и настроение у летчиков соответствующее случаю — приподнятое. В столовой царит не обычная спешка, а оживление, веселый шум, волнами прокатываются взрывы смеха.
Летчики третьей эскадрильи уселись под окнами. Во глазе их стола, как положено, сидят командир, флаг-штурман и начальник связи. Рядом уставшие от поздравлений Михаил Борисов, Иван Рачков и Александр Демин, а напротив — Александр Богачев, Григорий Штефан и Игорь Иванов. Экипажи, как всегда, в полном составе. Остальные заняли места справа и слева от «именинников». Ужин подан. В железные кружки налиты боевые сто граммов. Но ни к кружкам, ни к еде никто не притрагивается, хотя за день проголодались изрядно. Ждали командование авиаполка.
Наконец пришло командование авиаполка. Гостей усадили на почетные места, и капитан Мещерин обратился к завстоловой:
— Давай, старшина! А то от голода у моих летчиков скулы свело] Не дайте погибнуть во цвете лет!
Старшина включил заблаговременно приготовленный патефон, и шум столовой заглушили бодрые звуки авиационного марша.
Все приумолкли, наблюдая, как от окна раздаточной, сияя улыбкой и белизной передника, отошла официантка Катя, На вытянутых руках она держала блюдо с… поросенком! Поросенок был невелик. Он лежал брюшком вниз, вытянув мордочку с пятачком, зажаренный до золотистой корочки, толстенький и необыкновенно аппетитный. А Катя, разрумянившись от всеобщего внимания, старательно попадая в такт музыке, пронесла поросенка через всю столовую и с поклоном подала Ситякову.
— Э-э, нет! — возразил комполка и показал в сторону Борисова и Богачева. — Сначала главным виновникам! Прошу!
Под дружные веселые хлопки командиры экипажей, смущаясь, приняли дары. А девушки уже несли от раздаточной еще пару поросят. Патефон умолк, в столовой воцарилась тишина.
— Товарищи! — поднялся командир авиаполка. Сегодня в районе Таллина летчиками нашего авиаполка одержаны замечательные победы. Потоплено пять немецких транспортов общим водоизмещением сорок тысяч тонн и три боевых корабля. Победы крупные! Но достались они дорогой ценой. Смертью храбрых погибли наши боевые товарищи Пудов, Быстров, Крамарь. Горько на душе каждого из нас, что за этими праздничными столами их нет. Обидно до слез! И все-таки они с нами) Есть и будут! Мы помним их имена и будем всегда помнить. Мы гордимся, что среди нас выросли эти герои! На их примере мы будем учить молодежь, как надо любить Родину! Ценой своих жизней они прикрыли нас в бою, проложили дорогу к победе! Прошу почтить их светлую память минутой молчания…
Летчики, стараясь не шуметь, поднялись с мест, склонили головы. Тихо-тихо стало в столовой, где еще утром, за завтраком, сидели, шутила и смеялись трое друзей, Вот у того окна был их стол…
— Прошу садиться, — голос Ситякова звучал глухо. Потом зазвенел:
— Позвольте, друзья, провозгласить здравицу в честь нашей победы! За здоровье всех, кто отличился сегодня в бою! От имени Родины и от лица службы я благодарю вас, морские соколы, за достигнутые победы! За вас, друзья! За ваше здоровье и новые успехи в боях с немецко-фашистскими захватчиками!
Слова командира потонули в бурных рукоплесканиях и криках. Начались взаимные поздравления. Но Ситяков не собирался упускать из рук управление вечером. Он застучал ладонью по столу.
— Минутку, товарищи! Разрешите продолжить? Сегодня экипажи Мещерина, Борисова и Богачева потопили три транспорта водоизмещением двадцать девять тысяч тонн! Товарищи, это очень крупная победа не только в нашем полку, но и на всем Краснознаменном Балтийском флоте! Чтобы, друзья, вы оценили ее значимость, а следовательно, и ущерб, нанесенный фашистам, я позволю себе сравнить с сухопутными победами. Принято считать, что вес железнодорожного эшелона составляет условно тысяча двести тонн. Выходит, что летчики третьей эскадрильи сегодня пустили на дно моря двадцать четыре эшелона! Значит, двадцать четыре эшелона военных грузов вырваны из арсенала гитлеровских вояк и никогда больше не будут использованы против наших войск, против нашего народа!
