Алексей Соловьев - Не мир, но меч! Русский лазутчик в Золотой Орде
– Повели своим указом, что завещаешь трон и власть своему третьему сыну!.. Подпиши его в присутствии всех эмиров, чтобы не было кривотолков. Тинибеку же оставь Хорезм, с него вполне довольно. И жизнь… если он никогда не захочет получить большего…
Затуманенный болезнью и столь долгим общением мозг великого хана долго осмысливал сказанное. Наконец он выказал согласие движением век и едва слышно произнес:
– Прикажи… чтобы написали. Проверь сначала сама… Вечером созовешь беглербека, кадия, прочих… вечером, сейчас я хочу поспать…
Он не видел, что на губы Тайдулы легла змеиная улыбка. Женщина выскользнула на улицу подобно юркой ящерице.
Муэдзин созвал верующих на вечернюю молитву. Эмиры уже были оповещены. Сейчас они все встанут с ковриков, проследуют в залу к великому, услышат текст и…
Поднявшись с колен, Тайдула взяла со стола трижды проверенный документ, посмотрела на себя в венецианское зеркало и поспешила в залу мужа. Беглербек уже был у двери. Рядом отчего-то столпились слуги. Второй человек в управленческой лестнице Орды как-то странно-насмешливо посмотрел на женщину.
«Принесет Джанибек клятву – велю ему гнать половину эмиров в шею! Или еще лучше – казнить бескровной казнью. На языке мед, а за пазухой кинжал!»
– Величайший из великих, чей лик затмевал для благоверных солнце, ушел от нас! Магомед призвал его к себе! – вдруг раздалось громко-торжественное под кирпичными сводами. Все присутствующие тотчас пали ниц.
Когда первое изъявление траура завершилось, к Тайдуле подошел один из эмиров:
– Что ты здесь делаешь, женщина! Иди к другим женам, ваш удел теперь – оплакивать мужа!
Торжество и злость сплелись одновременно в этих словах. Вмиг ставшая никем Тайдула покорно согнулась и пятками вперед покинула зал. Оказавшись у себя, она с удивлением посмотрела на зажатый в руке скомканный кусок пергамента, поднесла ко лбу. Вой, долгий жалобный вой смертельно раненной волчицы нескончаемой песней потек из горла…
Глава 2
Москва-река бурно отгуляла приход тепла, широко разлившись и щедро напитав талой водою заливные луга. Прошли проливные дожди, слизнув в лесу остатки некогда толстого снежного покрова. Стены и башни Кремника, тесаные крыши домов, уложенные у пристаней пачки досок парили под яркими лучами солнца. На Яузе неистово перекликались кряквы и чирки, образуя семейные пары для извечной весенней обязанности – продолжения рода. Горожане сбрасывали тулупы и зипуны, расстегивали душегрейки, готовили заступы для скорых огородных работ. Весна!
Все это буйство проходило мимо гридницы Великого князя Владимирского Симеона. Солнце еще не заглянуло в нее через цветные стекла, в комнате царили полумрак и прохлада. И так же сумрачны были лица трех мужчин, от решений и воли которых в те времена зависели судьбы и Москвы, и всей Северо-восточной Руси. Это были сам князь, тысяцкий стольного города Василий и ближний боярин Андрей Кобыла.
Весть, доставленная голубиной почтой и ныне обсуждаемая ими, не могла вызвать улыбку на лице. Сарайский епископ сообщал, что решением большинства ордынских эмиров на освободившийся после смерти Узбека трон решено было посадить его старшего сына Тинибека. Надежды на приход к власти более дружелюбного к русскому улусу Джанибека окончательно рухнули.
– Псы продажные! – сжимал кулаки великий князь. – Некому было вовремя серебра им в карман насыпать, вот и откачнулись от Тайдулы и ее сына любимого. От воли бывшего хана своего откачнулись! Ведь в немилости был Тинибек у Узбека, каждому понятно! Последний год все указы ордынские за тремя подписями шли: ханской, главной жены, Джанибека! Главной квадратной печатью, золотой краской все это закреплялось! Все тлен! Что мыслите, бояре? Как дальше мне быть?
Скорого ответа ни от кого не последовало. Оба боярина понимали цену совета.
– Где нынче Тинибек? В Хорезме?
– Нет. Ушел с войском в улус Чагатая. Тимур-хан юг Хорезма пограбил изрядно.
– Это хорошо! Значит, присягу еще не скоро примет, на поклон можно не спешить. А в Сарае сейчас чья власть?
– Тайдула с Джанибеком столицу держат.
– Раздрай?
– Намечается раздрай, княже! Джанибеку бы сил поболе, мог бы и не пустить братца на Волгу.
– Вот когда слова отца Иоанна помнить нам надобно, бояре! Прав был игумен, ох как прав! Забьем удачно клинышек между родичами – долго дышать спокойно сможем. Теперь надо грамотно додумать, как?!
И вновь тишина воцарилась в горнице.
– Может, серебром помочь возможем? У Джанибека до ханской казны хода нет, эмиры свои замки навесили, поди. Лишь Тинибеку отомкнут, чтоб в милости быть.
Василий поддержал Андрея:
– Да, тысячи три-четыре гривен бы Джанибека на трон возвели! Признать бы его уже сейчас за великого хана, заплатить как выход московский. Он бы такую услугу вовек не забыл!
Симеон усмехнулся:
– Мыслите хорошо, да не очень-то гладко. Кто о том с Джанибеком баять будет? Я? Так меня к нему те же эмиры и не допустят, сотню препон возведут. Да и не можно мне сейчас Москву покидать, с Новгородом еще не все до конца улажено. Кого из вас послать? Прознают, с чем едете, забьют в колоду до Тинибека – жди тогда конницу на Русь! Конец настанет тишине нашей, кою отец таким старанием создавал. Отразить же орду мы еще не готовы…
Опять долгое молчание. Василий машинально запустил пальцы в курчавую бородку и теребил жесткие волосы.
– Сами не сможем близкого к Джанибеку человека заиметь? Такого, чтоб и с ним близок был, и на Русь наведывался. Баскак, купец, родич?..
Тут вдруг лицо Андрея просветлело. Он сделал глубокий выдох:
– Есть такой! Федоров же Иван говорил, что тысячный Джанибековой гвардии частенько в Коломну наведывается.
– И что? – вскинул брови князь. – Полагаешь, что возможно его переманить?
Андрей досадливо отмахнулся:
– Нет, я не про то баю, княже! Тот же Иван мне ведал, что его Андрей и этот нойон – кровные братья-близнецы! Этот-то племянник, татарином переодевшись, моих парней из тюрьмы татарской и вытащил. Мыслите, к чему веду?
– Подменить одного другим? Ты, Андрей, нонче с утра к чаре, случаем, не прикладывался?
Но тут и Вельяминов поддержал боярина:
– А что? Это мысль! Обдумать многое нужно только хорошенько, но если выгорит…? Мы ж тогда такого ценного человека в Орде заимеем! Давай-ка, Симеон Иванович, мы с Андреем сперва ночку-другую не поспим, Федорова Ивана в Москву вызовем.
– Племянника этого тоже, – негромко молвил князь.
– А парень этот у меня в гриднях молодших второй месяц уже как обретается…
…Нужно ли говорить, что и Иван, и Андрей были ошарашены боярской задумкой. Молодой парень сидел на скамье, словно ошеломленный булавой, тупо хлопая глазами. В голове дяди тучей роились мысли, одна сменяя другую и не давая быть обдуманной до конца.
«Нарядить татарином – несложно, а потом? Где свиту взять, коли они там в своей тысяче все друг друга знают? Как в голову вложить то, что брат его уже пережил и ведает? Андрей говорит по-татарски, но ведь речь вряд ли с братовой совпадет! Как это обойти? Старая карга Галия вначале может и признать, а потом…? Есть же привычки, повадки, поступки у каждого особые. Опять же слуги ихние – как с ними быть? Он же должен про них все ведать, а Андрюха?.. Видит Бог, к домовине готовят парня! Хотя какой там домовине, бросят тело его безглавое в бурьян на радость псам и шакалам! Одно вижу – отказать! Дак как самому князю-то откажешь? Ох, Господи, грехи наши тяжкие! Не выдай, вразуми, наставь и сохрани…»
Меж тем бояре Василий и Андрей продолжали расспросы, утверждая уже ранее обсужденный между собой план действий.
– Иван, ты говорил про татарина, своего дружка близкого, с кем вместе на Можайск выходили. Он Москве верен будет?
– Нету ему иного пути, боярин! В Сарае лакомый кусок остался, вся кубышка, годами скопленная, там! Но… близок локоток, да не укусишь! Ему теперь старая Галия пострашнее волкодава будет! Следующая встреча, без сомнений, последней станет, как и для меня!
– Вот мы ему и хотим помочь спокойно жить далее! А для этого всего делов то – бабку старую надежно упокоить! Сперва найти, потом… При этом еще и рубли в свою мошну положить немалые. Как он, пойдет на это?
Иван пожал плечами. Представил, что этот вопрос слышит сам татарин.
– Думаю, да! Трусом он никогда не был. А деньги явно полюбил, ожидовел бачка! Как Галию убрать хотите, налетом на стойбище? Следов много оставить можем!
Василий улыбнулся, Андрей же отмахнулся, словно от надоедливой мухи:
– То не твоя печаль, Иван! Есть одна задумка, никто и не поймет, отчего старуха к Магомеду пасти баранов отправилась.
Он хохотнул, коротко и страшно.
– Татарину твоему… как его величают?
– Нури.
– Нури надобно будет лишь нужного человека на Галию вывести. Если дело не выгорит, сделать так, чтоб тот уже больше никогда никому ничего не сказал. Когда выгорит – тоже! Смекаешь?
