Александр Граков - Дикие гуси
Но на следующий день азеры вперед не пошли, зато устроили «вазгенам» своеобразный «просмотр кинофильмов» — прямо с утра, при помощи гвардейских минометов. Обстрел продолжался практически весь день — в течение десяти часов. Пока летали мины, хозвзвод «бастовал» — воду и питание не носили. Так что волей-неволей пришлось Грунскому, под свист порхающих осколков, ползать между деревьями, подрезая штык-ножом кору на стволах — для сбора сока.
«Ну и кинуха, мать твою! — думал он между делом. — Слышишь свист летящей мины — начало представления, перелет или недолет — самое развитие сюжета, а попало или чуть зацепило — конец фильма!»
Первый мандраж военной обстановки прошел, когда Светлов ему популярно объяснил, что не каждый летящий откуда-нибудь кусок металла, будь то мина, снаряд или пуля — обязательно твой.
— Видишь дом во-о-он там? Конечно, не видишь — его уже «накрыли»! А заметил, сколько на него залпов угробили? Я вот сосчитал для интереса — одиннадцать. Теперь сравни габариты — свои и этого бывшего дворца: явно не в твою пользу. Ну и сделай выводы для себя! — просвещал его Вовчик.
Грунский сделал и, воспрянув духом, стал ходить под обстрелом почти в открытую.
— А вот это — тоже зря! — одернул его «профессор тактики», — Башка для чего тебе дана? Чтобы думать, а не подставлять ее под пулю снайпера или снайперши. Ты пойми, что она, твоя голова, давно уже оценена и скалькулирована азербайджанской военной бухгалтерией, и кто-то прямо жаждет получить за нее баксы или медаль! Нет, ты уж лучше не поленись — упади лишний раз, если сомневаешься в безопасности обстановки, да прикрой свою драгоценность лопаточкой саперной — глядишь, и срикошетит от нее пулька или осколочек!
— Иди ты, знаешь куда? — распсиховался от такой «науки» Олег, — Тебя вообще не поймешь — то прячься, то не прячься… А если не срикошетит осколочек?
— Ну, покойники о таких вещах мало распространяются! — флегматично ухмыльнулся Светлов.
— Что ж, мерси за просвещение! — поклонился ему Грунский, однако на удивление быстро избавился от основного страха — «трясучки» перед боем и теперь действовал по обстановке — не особо зарываясь в землю, но и не наглея…
А вечером того же дня произошло событие, от которого радость предыдущей победы померкла — словно холодной водой из ведра окатили. Началось с того, что в районе той территории, которую накануне так до конца и не проверили благодаря «мудрому» приказу комбрига, загрохотала целая серия взрывов. Продолжалась эта какофония около четверти часа, но за это время, как выяснилось позже, в этой местности накрылся весь «цвет» армянской бригады. И вновь «благодарить» за это нужно было Григоряна: для того, чтобы вывести подразделение в атаку на новое, более «трофейное» село Талыш, он отправил всю бронетехнику — Т-72, БМП-1, БМП-2 — одной колонной по неразведанной заранее дороге, пустив, скорее, для очистки совести, впереди «УАЗ» с лучшими разведчиками. Результат этой дурацкой погони за выгодой не замедлил сказаться: азербайджанская засада «Фаготов»[13] пропустила «УАЗ» дальше в тыл, где он вместе с людьми взлетел на воздух, нарвавшись на противотанковую мину, а затем расстреляла, практически сожгла все танки. Спасся чудом лишь один из танкистов.
— Ребята, что там творилось — описать нельзя, это только своей шкурой чувствуешь! — почти плача, рассказывал он перед отправкой в тыл. — Загорелось и начало рваться все! Наша машина взорвалась одной из первых. Меня вышвырнуло из люка метров за пять от нее, раненного в ногу, поэтому я не сгорел вместе со всеми в этой консервной банке. Очнулся уже поздно ночью, только хотел уползать, вдруг слышу — из темноты доносится разговор… на русском языке: «Вот это дали мы жару армяшкам — двенадцать „коробочек“ — тю-тю! Придется Велиеву солидно раскошелиться!» Понятно теперь, против кого мы воюем? — танкист невесело помахал из глубины «скорой» остающимся на позициях.
«Да-а-а, ничего себе! Так можно ненароком и пулю от землячка какого-нибудь схлопотать запросто!» — невесело про себя прокомментировал Олег его рассказ.
Этим же вечером, после окончания обстрела, их позиции посетил комбат ленинаканцев — Малян, который постоянно или «бухал», или «долбился». Проведя небольшую разъяснительную беседу и дав напутствие на следующий боевой день, он вновь умотал в тыл, пообещав еще «наведаться когда-нибудь».
В течение двух суток азербайджанцы пытались выбить армян из Мадагыза: поначалу крутнули видео пострашнее, чем предыдущие «гвардейские» кинофильмы — пара «МиГов» проскочила в армянские тылы. Но их пилоты, видимо, не учли опыта борьбы армян с летающими объектами — воробьями, скворцами, и даже насекомыми, поэтому их боевой задаче не суждено было свершиться. Первый «Мигарь» запросто свалили «Стрелой».[14] Второй пилот, наверное, с перепугу пошвырял бомбы и ракеты на никому не нужную скалу и попытался затем втихую уйти к своим, но над линией фронта его самолет встретила стена огня из автоматов, пулеметов, зенитных самоходок, ДШК, даже гранатометов, так что к постам азеров долетели лишь обломки «МиГа». Летчик даже не успел катапультироваться…
Затем в атаку рванула азеровская пехота при поддержке пары танков. Но это была их первая и последняя попытка: армянские позиции были выгоднее и укрепленнее. После того, как из СПГ[15] были добиты обе «коробочки» азеров, их пехота откатилась в свои окопы. А минут через двадцать они снова начали «концерт по заявкам» из гвардейских минометов. Он продолжался до следующего вечера… Ночью явился комбат с новостями и очередным напутствием от комбрига.
— Завтра, ребята, решающий бой за Талыш! Это последнее армянское село. Не опозорим память предков-фидаинов! Атака на азеров в четырнадцать ноль ноль, сразу после артподготовки, в лоб. По приказу — все вперед, тогда потерь будет меньше…
Остаток этой ночи никто и не пытался перешибить сном — все равно не получилось бы. Чистили оружие, подгоняли обмундирование. Вездесущий Вовчик-бомж умудрился где-то на пять банок «трофейной» сгущенки выменять фляжку спирта и, поблескивая свежевставленными передними зубами, оживленно-нервно балагурил в предвкушении «маленького буха» — как сам любил приговаривать.
— Подсаживайся ближе, братки-русачки, вспомянем Россию-матушку да молодость прошедшую! Это ничего, что на закусь — связка таранки, — как говорится, было бы что пить, а там и рукавом можно закусить. Посидим, покалякаем — глядишь, еще ближе и род нее станем!
Рашид, Петро и Олег потянулись к столу, как к спасительной соломинке: все не так противно ожидание предстоящего дня, судя по всему рабочего в календаре «старухи с косой» — смерти. Завтра будет у Олега первый серьезный, страшный, кровавый бой, а значит, первое, по-настоящему боевое крещение…
Он наступил — этот день и этот час. После обеда, если можно обедом назвать жидкую похлебку с запахом мяса и лепешку, перекурили и по приказу рванулись из окопов туда — к окраине Талыша. Пулеметы азеров заговорили сразу же, едва батальон поднялся в атаку, — давили на психику. Батальон! Грунский никак не мог взять в толк еще перед боем, почему такое громкое название дали группе в полторы сотни человек личного состава. Рота — это другое дело!
Но сейчас, в атаке, все побочные мысли вылетели из головы, в которой осталось только: «Выжить, выжить, выжить…» И еще: «Меня не зацепит, я же маленький, а вокруг вон сколько других „объектов“». Да, остался лишь свой, шкурный интерес, инстинкт выживания, и это он заставлял Олега петлять среди свистящих пуль, пригибаться, а в нужную минуту даже упасть. И падал он в нужный момент: над головой тотчас же проносилась шелестящая пулеметная очередь или свистела одиночная, жадно ищущая живую плоть пуля.
Он добежал до передовых окопов противника, подбадривая себя какими-то звериными воплями, совсем не похожими на русское «ура», резко ушел от автоматной очереди, швырнул в окоп гранату, упал, перекатился и вслед за взрывом спрыгнул в воронку, образовавшуюся на месте ячейки автоматчиков. Первое, что он почувствовал, свалившись туда, был запах свежеразделанной требухи поросенка, смешанный с пороховой гарью. Затем учуял вонь людского дерьма и только потом, оглядевшись, ужаснулся. Не столько разбросанным по воронке кускам человеческой плоти (граната была противотанковой), сколько тому, что вдруг оказался в одиночестве, — ни справа, ни слева не было товарищей, с которыми он поднялся в атаку. А над полем боя повисла тишина, звенящая, пугающая.
«Бросили, гады, повернули назад!» — эта мысль обожгла, заставила тело рвануться из воронки по задней стенке наверх, «домой», пока не обнаружили да не прикололи штык-ножом! Но, едва высунувшись, Олег тотчас же скатился на ее дно: сзади набегали свои, кроша из автоматов направо и налево — наугад.
