Андрей Геращенко - Учебка. Армейский роман.
Гришневич коротко рассказал о том, что нужно брать с собой из оружейки и отпустил взвод, потому что скоро должна была начаться программа «Время».
Глядя на экран, Игорь совершенно не следил за тем, что там происходило. Все его мысли были заняты предстоящей тревогой. Сразу же вспомнилась хорошо знакомая с детства картина тревоги в воинской части: пронзительно, чрез равные промежутки времени, взвывала сирена, периодически загоралась красным светом табличка с надписью «тревога». Вскакивали еще несколько секунд назад крепко спавшие солдаты и, торопливо хватая оружие из пирамид, выбегали на улицу. Решетку оружейки почти никогда не показывали, и до армии Игорь был уверен в том, что пирамиды с оружием в казарме располагаются прямо в кубриках.
После вечерней поверки курсанты активно обсуждали свои действия по сигналу «тревога» вместо того, чтобы готовиться ко сну.
— Надо что-то с вещмешками делать!
— То есть? — не понял Тищенко Антона.
— Слишком много времени уйдет на то, чтобы отвязать их от кровати. А если случайно какой-нибудь узелок затянется, то тогда уж точно залететь можно. А залетать нам никак нельзя, особенно тебе, Тищенко!
— Согласен. А что мне делать? — вздохнул Игорь.
Он вдруг очень отчетливо представил себе, как не сможет развязать вещмешок и сержант обругает его при всех последними словами. «На говно, Тищенко! На говно!», — Игорь даже встряхнул головой, до того реально и отчетливо он услышал вопль разъяренного Гришневича.
— Ты чего? — удивился Лупьяненко.
— Да вот — представил реакцию сержанта.
— Да уж, Говнище тогда тебя точно с говном съест! У меня есть предложение — зови сюда Туя, ему тоже скажем.
Когда все трое были в сборе, Лупьяненко торжественно объявил свой план:
— Мы их заранее отвяжем — только засунем лямки за решетку, чтобы было не видно. Глядишь — минуту-другую лишнюю выкроим! И надо заранее туда все положить: пасту, щетку, чтобы потом не копаться.
— Чего это вы тут шепчетесь, а? — поинтересовался Гутиковский.
— Ничего. Тебе больше всех надо знать? — не очень приветливо ответил Лупьяненко.
— А что — спросить нельзя?
— Можно, только не надо слишком любопытным быть!
— Да ложил я на тебя! Пойду, лучше зубы почищу.
— Иди, Гутиковский, иди, — равнодушно пробормотал Антон.
— Чего это ты с ним так? — поинтересовался Тищенко.
— Он трепаться начнет. А там, глядишь, и спросит у сержанта какой-нибудь придурок вроде Кохановского, можно ли вещмешки заранее отвязывать.
— Так, может, Гришневич разрешит? — возразил Туй.
— Может и разрешит, а может и нет. Чем меньше людей будут про это знать, тем будет лучше для нас.
— Может так, только как-то не совсем хорошо с Гутиковским вышло…, — задумчиво сказал Туй.
— Переживет — не барышня! Чего он нос сует? Я же не спрашиваю, о чем он с Каменевым и Резняком разговаривает. И к тому же он меня послал…
При помощи последнего аргумента Антон окончательно убедил своих товарищей в том, что поступил совершенно правильно.
Наполнив вещмешки туалетными принадлежностями, курсанты отвязали их от кроватных сеток. Через пять минут пришел Гришневич и сказал, что можно… заполнить вещмешки туалетными принадлежностями из тумбочек, если нет второго комплекта. И весь взвод спокойно и неторопливо начал заниматься тем же, чем только что с большими предосторожностями занимались Игорь, Туй и Лупьяненко. Подошло время отбоя, и курсанты начали укладываться в постели. Игорь заметил, что Резняк лег прямо в штанах.
— Лупьяненко! — позвал Тищенко.
— Что?
— Резняк в штанах лег. Может и нам так сделать?
— Ты их за десять секунд на себя оденешь! Сейчас заправку хэбэ будут проверять. Вдруг заметят?
— Их ведь почти не видно, потому что внизу лежат.
— Ты как хочешь, а я не буду! Зачем я буду лезть грязными штанами в свою постель?! Ради лишних десяти секунд?! — Лупьяненко наотрез отказался последовать примеру Резняка.
Немного подумав, Игорь решил спать все же без штанов. Из всего кубрика примеру Резняка последовал лишь Петренчик.
— Ро-т-та, отбой! — проорал дневальный.
— Второй взвод, отбой! — продублировал Гришневич и прошелся по проходу.
Укладку хэбэ он проверять не стал, и Резняк с Петренчиком отделались лишь легким испугом, когда сержант почему-то задержался возле табуретки последнего и с минуту смотрел вниз. Они бы волновались гораздо меньше, если бы знали, что сержант в этот момент думал не о хэбэ и даже не о тревоге. Сержант думал о сапогах: «Каблуки у Петренчика совсем стесались. Надо будет что-то придумать».
Игорь засыпал с двойственным чувством: с одной стороны он был возбужден предстоящей тревогой и хотел, чтобы она прозвучала побыстрее — напряженное ожидание было слишком утомительным. С другой же стороны он почему-то побаивался этой тревоги и был бы не прочь, если бы ее не было вовсе.
Глава тридцать третья
Тревога
Тревога. Ссора Брегвадзе и Мухсинова на лестнице. Если офицер пьян, его по тревоге нужно нести на себе, но поставить в строй. Отбой тревоги. «Залетчиков» отправляют работать в столовую. Атосевич подтрунивает над Абдухаевым. Тищенко и Петров вместо работы отсиживаются в кладовке. Разговоры о доме и гражданке. Ленинград — красивый город. Приедет ли «важное лицо»?
Игорь проснулся и тотчас же вспомнил о тревоге. Но вокруг было тихо и спокойно — казарма мирно и обыденно отдыхала от накопившейся за день усталости. Часы на руке Гутиковского, лежащего рядом с Игорем, показывали половину второго. Тищенко вновь попытался уснуть, но на душе было неспокойно, и сделать это не удалось. Игорь впервые испытывал такое странное и непонятное чувство — казалось, будто сам воздух наэлектризован до предела и казарма вот-вот взорвется и рота, подобно пружине, в считанные минуты окажется на улице в полном боевом вооружении. Так прошел час. Тревоги не было. Ее могло не быть вовсе, но именно это обстоятельство нервировало Игоря больше всего. Он не хотел тревоги и вместе с тем боялся, что она прозвучит слишком неожиданно и застанет его врасплох. Но ничего не происходило, и Игорь погрузился в тяжелую дремоту. Всю ночь он находился в каком-то подвешенном состоянии между бодрствованием и сном. Тищенко и рад был бы поспать спокойно, но никак не мог этого сделать из-за излишнего волнения. «И надо же — из-за такой ерунды, как тревога, весь сон пропал! А что же тогда чувствуют люди перед сражением, когда знают, что, может быть, в последний раз видят звезды в окне?» — подумал Игорь во время одного из бесчисленных пробуждений. Он тут же вспомнил ощущения Болконского в «Войне и мире», где Толстой прекрасно раскрыл переживания князя перед Бородинским сражением. «Ну, я, однако и сравнил!» — улыбнулся Игорь, до того нелепым показалось ему это сопоставление. В конце концов, усталость сделала свое дело, и около четырех утра Игорь уснул достаточно крепким сном.
— Рот-т-та! Подъем! Тревога! — казалось, что этот истошный крик проник в самые внутренности и по кровеносным сосудам добрался до мозга.
Для Игоря этот крик был равносилен удару электрического тока. Тищенко вскочил с кровати и бросился одеваться еще до того, как Гришневич продублировал команду. С вещмешками проблем не было и Лупьяненко, Тищенко и Туй одними из первых стояли в строю. Гришневич быстро глянул на выстроившийся взвод:
— Кого-то, по-моему, не хватает.
— Они светомаскировкой занимаются. Там Федоренко…,- пояснил Мазурин.
— Я знаю, но еще нет кого-то кроме них! — резко оборвал его Гришневич и осмотрелся по сторонам.
Возле своей кровати задержался Бытько. Он никак не мог отвязать свой вещмешок и растерянно поглядывал в сторону взвода. Увидев это, сержант выругался и крикнул окончательно потерявшему самообладание от страха и волнения курсанту:
— Быстрее, Бытько! Быстрее! Догоняй нас в оружейке или на улице! Стоп — догоняй на улице! За тебя получит оружие Фуганов!
Убедившись, что со светомаскировкой все в порядке и курсанты завешивают окна точно по инструкции, Гришневич с Шорохом повели взвод к оружейке.
Оружие получили быстро, но, как и предупреждал накануне сержант, не обошлось без синяков и ссадин. Едва удерживая в руках автоматы, запасные рожки и противогазы, курсанты аморфной массой столпились возле оружейки, мешая подошедшему пятому взводу.
— Валера — убирай своих орлов! Иначе сейчас такая пробка будет, что потом ее час придётся разгребать! — нервно крикнул Дубиленко.
— Второй взвод, выходи строиться на улицу! — заорал Гришневич.
Кроме второго извода в казарме оставались еще остатки четвертого, и вскоре вся эта бесформенная масса цвета хаки хлынула к выходу.
Впереди Игоря спускались Мухсинов и Брегвадзе. Брегвадзе споткнулся и, чтобы не упасть, схватился за Мухсинова, едва не повалив казаха на ступеньки.
