Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф

Я резко остановился, поскольку все вдруг вернулось ко мне: пустая церковь после рукоположения Фрэнка, где я сидел и читал это стихотворение. Тот сюжет полностью выпал из моей памяти, и теперь, держа книгу, я снова начал читать, только гораздо медленнее. Чем больше я вникал в смысл строк, тем больше мне хотелось остановиться. Это была не та литература, которую я любил, тем паче в настоящее время. Если и раньше я представлял собой не бог весть что, то теперь опустился еще ниже. Но я должен был продолжить чтение, а закончив, так и остался сидеть абсолютно неподвижно, пораженный и плененный магической красотой этой поэзии.

Теперь мне было ясно, откуда тот страх, та периодически возвращающаяся мука, то таинственное неумолимое преследование, от которого не было спасения. В пустой церкви в день рукоположения Фрэнка, в состоянии крайней восприимчивости, я пробежал глазами стихи, едва осознавая их смысл, просто чтобы убить время, и не ощутив никакого эффекта. Мой мозг был занят другими проблемами, но подсознание подхватило эти строки, глубоко восприняв тему бесконечного преследования Им (Высшим существом) грешника, пребывающего в лабиринте жизни. Символ Ловчего тоже застрял во мне, чтобы стать сигналом к освобождению. Да, я все мог себе объяснить. Но почему-то это не помогало. Казалось, всего этого было мало для исчерпывающего ответа, так как теперь я тоже чувствовал себя как «беззащитный беглец, оскорбленный словами, что стоит, изнуренный своими путями, полумертвый юнец над золой прошлых лет».

Я не стал допивать свой напиток. Наспех приготовленный, он мне не помог. Невозможно улучшить коктейль, добавив в него джина. Мне нужен был другой, новый и крепкий. Я медленно встал, прошел через спальню в ванную и вылил в раковину остаток. Когда я вернулся, полностью поглощенный стихами, все еще ощущая, что «я из плоти людской – наитемная плоть», мой взгляд уперся в кончик галстука, зажатый закрытым ящиком в аккуратном маленьком шведском шкафчике Лотты. Мне по рассеянности показалось, что это, должно быть, мой. Один из двух, купленных мной не так давно у «Гридера». Я открыл ящик.

Это был не мой галстук. При всей своей устремленности к жизни на более высоком уровне, я не мог себе позволить галстуки с лейблом «Контесса Мара», и теперь два галстука были на виду, красиво помеченные особой короной и буквами CM [843]. Также в ящике были две сверхтонкие шелковые рубашки, со свежими метками из прачечной, очень шикарные, ручной работы, с вышитой монограммой C. de V. и аккуратной маленькой петлицей на воротнике: Brioni. Roma. Я стоял, рассматривая эти люксовые аксессуары, как клептоман в универмаге. Возможно, меня заинтриговало это «де». Конечно, я бывал порой несколько подозрительным в отношении Лотты, но в то же время всегда льстил себя надеждой, что в настоящем я единственный ее сожитель. Я закрыл ящик и шагнул к встроенному шкафу. Он был полон ее прекрасного запаха, а также прекрасных предметов ее одежды, возможно, теперь размышлял я, от C. de V. Тем не менее костюм на одной из крайних вешалок демонстрировал полный контраст всему прочему: мужской, серый в тонкую полоску, из превосходной ткани. Вульгарное любопытство нанесло мне еще больший ущерб. Я посмотрел на нашивку во внутреннем кармане: D. Caraceni. Via Boncompagni, 21. Roma – лучший портной в Италии, если не во всей Европе. C. de V., должно быть, принц или какой-нибудь грязный спекулянт. Я всегда обещал себе, что если когда-нибудь у меня будут серьезные деньги и я отправлюсь в Рим, чтобы посмотреть на папу, то закажу сшить костюм у самого Карачени. Теперь я увидел именно такой костюм. Увы, не мой.

Я закрыл дверцу и вернулся в гостиную. На сей раз я приготовил себе действительно крепкий напиток, в котором за духом мартини джин почти не улавливался, и сразу же опрокинул его в глотку. Смешав еще одну порцию такого же коктейля, я уселся с ним в кресло. Я сделал всего один глоток, когда услышал поворот ключа в английском замке. Сколько у нее ключей, спросил я себя, когда впорхнула Лотта.

– Вот это мило. – Она остановилась с недовольным видом. – Гость выпивает до прихода хозяйки.

– Теперь ты не хозяйка. Ты – принимающая ВИП-персон.

– Не остри так, а то я еще больше рассержусь. Тогда мне будет труднее тебя простить.

– Простить за что?

– Сейчас услышишь.

Она бросила на диван сумку с длинным ремешком и кепи своей компании и села сама, как обычно продемонстрировав прекрасные линии ног. Но сегодня это меня не волновало.

– Налей мне быстренько, а потом я приму ванну и переоденусь.

Я налил ей из стеклянного миксера довольно разбавленные растаявшим льдом остатки.

– Да. – Она сделала глоток и скривилась. – Я должна узнать про твою женщину Дэвиган. Хотя не могу в это поверить, но ты спал с ней.

– Почему ты не можешь в это поверить?

Ее ответ меня не интересовал – просто хотелось подразнить ее.

– Потому что, хотя ясно, что она серьезно влюблена в тебя, она такая непривлекательная. Такая маленькая дурнушка.

– Она ни в кого не влюблена. И она не дурнушка.

– Ошибаешься. Она запала на тебя. Что касается ее вида, она довольно поношенная. Разве ты не заметил морщины у нее под глазами?

– У этой бедной женщины была тяжелая жизнь. – Вопреки всякой логике, непонятно почему, я начал сердиться, что унижают Дэвиган. – Особенно в последнее время. Тем не менее тебе, может, интересно узнать, что в твои годы она была постройнее тебя.

– Спасибо за комплимент, мой шотландский джентльмен. – Ее лицо и шея густо покраснели. Самое худшее с этими настоящими блондинками – это то, что, когда у них кровь приливает к лицу, они выглядят грубо, как дочь мясника, покрасившая волосы пергидролем. – Но давай не отвлекаться. Ты что, меня опустил до этой женщины?

– Ревнуешь? – Я испытал болезненное удовлетворение, оттого что уязвил ее.

– Это тебе так хочется меня понимать. – Она сжала губы и в упор посмотрела на меня. – Я не настолько примитивна, чтобы ревновать. Ты мне дорог, и потому мне больно и неприятно, если ты занимаешься любовью где-то там, помимо моей постели, которая в полном твоем распоряжении.

– Значит, ты ценишь меня там… в этом святилище?

– А разве нет? – Теперь она теряла самоконтроль, иначе не говорила бы так открыто. – Это то, в чем ты очень хорош, лучший из всех, кого я когда-либо знала. И когда ты не такой, как сейчас, ты действительно очень мил и забавен и смешишь меня всякими глупостями. Но сейчас я хочу знать правду. Почему ты спал с миссис Дэвиган?

Я посмотрел ей в глаза:

– А почему ты спала с C. de V.?

Она побелела. Теперь это была уже не блондинка. Альбинос. Последовала долгая пауза. Она облизала губы.

– Кто сказал о нем – Шварц?

Я покачал головой.

С горечью в голосе она сделала еще один заход:

– Кто-то из моих добрых друзей в аэропорту? – Поскольку я не ответил, она продолжала: – Он просто друг. Очень знатный, немолодой, да, довольно пожилой итальянский господин.

– Не такой уж и пожилой, если меняет рубашки в твоей спальне.

– Ах вот что! Ты – подлый, низкий шпион!

– Да, я низкий. И сегодня я не притворяюсь кем-то еще.

Она попыталась успокоиться:

– Ладно, давай забудем, Лоуренс. Ты не прав. Я не права. Так что два минуса дают плюс.

– Только в Швеции, – сказал я и встал. – Я ухожу и больше не вернусь.

– Подожди… Я приготовлю маленький ужин… мы побудем вместе, как всегда. – Она протянула руку. Попыталась улыбнуться, принося себя в жертву. – Что с тобой случилось? Ты всегда говорил мне, что у тебя всего по два для меня.

– Ну а теперь у меня нет ничего и по одному.

Я знал, что перерезаю себе горло, что пожалею об этом, но так должно было быть.

Она гневно молчала и, как мне кажется, испытывала стыд. Когда я выходил, она сказала:

– Не смей возвращаться.

Я пренебрег лифтом и, пошатываясь, стал спускаться по лестнице. Вышел как раз вовремя к такси, которое высаживало пассажира, – хотелось, чтобы он был C. de V., но увы. Я повалился на заднее сиденье и сказал: Цюрихский вокзал. Я был зол на себя не меньше, чем она на меня, полностью осознавая, что сегодня я испортил все, что только мог, и, отбиваясь от собственных тумаков, все же пытался как-то справиться с ситуацией и избавиться от хаоса в голове; но больше всего я отчаянно нуждался еще в одном глотке спиртного.