Хануш Бургер - «1212» передает
Повсюду — одна игра…
Капитан выбил свою трубку.
— То, что вы здесь делаете, очень скучное занятие. Ничего, кроме точных, но безликих донесений с фронта… Вы сообщаете о том, что немцы найдут в сводках Верховного главнокомандования только через несколько дней. Без ссылки на источники, без комментариев, без прикрас!
Последние слова капитан сказал по-английски. Они прозвучали категорично, словно приказ. Я сдержанно молчал. Англичанин понял мое настроение и сразу перешел к делу:
— Что вы скажете, если сегодня вечером мы составим пробную программу?
Я выпросил у мадам Бишет еще чашечку крепкого кофе и углубился в изучение поступивших материалов.
К вечеру появился Шонесси и потребовал от меня отчет о разговоре с англичанином.
Его реакция на мой рассказ показалась мне довольно странной.
— Пусть этот друг не морочит нам голову, — пробурчал Шонесси.
Не часто приходилось слышать, чтобы офицер в присутствии унтер-офицера так непочтительно отзывался о старшем по званию.
— Спокойно выслушивайте его советы. Нам пригодится его опыт, но поступать мы будем так, как считаем нужным. Здесь распоряжается командование двенадцатой группы армий, а не англичане…
Я продолжал изучать события. Сегодня утром наши танки перешли небольшую речушку Линне и, обойдя с востока позиции противника, после трехчасового боя овладели населенными пунктами Энгельсфельд и Отмарслейтерн. Как бы сообщил об этом своим слушателям немецкий корреспондент? Может быть, так:
«Сегодня в 5.30 утра танкам противника удалось форсировать Линне у Деррингена. Наши войска в полном порядке отошли к Энгельсфельду и Отмарслейтерну. Густой туман позволил противнику незаметно провести перегруппировку сил и неожиданно атаковать наши войска с востока. После героического сопротивления, продолжавшегося более трех часов, наши войска вынуждены были отойти на заранее подготовленные позиции…»
Шаг за шагом я мысленно проходил по участку фронта, пытаясь описать события с точки зрения немецкого корреспондента. Когда сообщение было готово, я прочитал его вслух. Звучало оно вполне правдоподобно: получилась удачная смесь из успехов и поражений. Такое сообщение заслуживало доверия. Любой немецкий офицер, чье подразделение действовало на этом участке фронта, случайно прослушав нашу передачу, получил бы великолепную сводку. Деловой тон передачи не вызывал никакого сомнения, а ведь именно этого мы и добивались.
Англичанин, просмотрев мое сообщение, нахмурился.
— Бросьте вы это кривлянье, — сказал он грубо. — Я же говорил вам: пишите в безличной форме! Дайте-ка сюда! Выбросьте «танки противника», напишите прямо: «американские танки»: и выкиньте это дурацкое «наши войска». Пишите просто: «немецкие войска». Понятно? И вычеркните всю эту чепуху про героическое сопротивление. Откуда вы взяли, что оно было героическим? Вы там были? А этот бред про «заранее подготовленные позиции» пусть уж пишут в сводках Верховного главнокомандования вермахта.
Строчку за строчкой он исправлял мое сообщение, переписывал начисто и снова исправлял. При этом он время от времени говорил:
— Почему вы не пишете?
В конце концов от моей писанины не осталось и следа, и я почувствовал себя абсолютно ненужным и лишним. Я решил завтра же пойти к Шонесси и попросить отправить меня на фронт. Оставаться здесь не имело никакого смысла: англичанину нужна была простая секретарша, а не редактор.
— А что, собственно, ты хотел? Почему тебя злит этот детектив? — с издевкой спросил Сильвио.
Ночь была светлая, и мы, раздвинув маскировочные шторы, сидели в глубоких кожаных креслах и курили трубки.
Как я все себе представлял? В чем же, в сущности, разница между тем, что написал я, и что требовал от меня капитан второго ранга? Я долго думал в тишине. Постепенно задачи подпольной радиостанции начали проясняться и стали обретать более конкретную форму.
— Послушай, Сильвио, мы ведь хотим, чтобы нас принимали за немцев. Для этого необходимо смотреть на вещи глазами немцев, не так ли?
— Ты хочешь подстроиться под немцев, чтобы их надувать, — безжалостно сказал Сильвио.
Но я так и понял Шонесси. С помощью наших передач он, видимо, намеревался создать на фронте конкретную тактическую ситуацию и на определенном этапе перейти от передачи достоверных данных к заведомой лжи.
Лица Сильвио не было видно. Когда он затягивался, я видел лишь огонек его трубки. Сильвио вдруг рассмеялся:
— Маржори описал мне историю, происшедшую с одним биржевым маклером в Вашингтоне. Парень в течение трех лет терпеливо давал своему самому богатому клиенту великолепные указания, от которых тот едва сводил концы с концами. В один же прекрасный день он дал ему заведомо неправильный совет и теперь сидит себе в Рио, имея полмиллиона в кармане.
Этого же ждет и наш папаша от передатчиков! Так что сиди и выполняй его приказы. В конце концов, кто здесь высокооплачиваемый специалист? По крайней мере, не ты…
— Знаешь, Сильвио! Может, это глупо, но мне кажется, наши передачи слушают не только солдаты вермахта. Гражданское население имеет больше возможностей регулярно слушать нас. Не так ли? Если бы мы не только информировали слушателей о событиях, но и намекали бы им, что они уже по горло сыты всем этим нацистским бредом, было бы очень здорово.
— Ого! Сержант Петр Градец призывает немцев к революции. — Голос Сильвио прозвучал почти издевательски. — Чушь! У них было достаточно времени — целых одиннадцать лет, но они этого не сделали. В них можно разжечь лишь ненависть к режиму, чтобы в критический момент они не стояли на пути.
— А как все это организовать? — спросил я и стал размышлять вслух: — Может быть, так. Представим себе, что какой-то город окружен, ну, например, Аахен. Через пару дней его судьба будет решена. Но какой ценой! Я рассуждаю сейчас с позиции немцев. Город разрушен бомбардировками, стерт с лица земли. В подвалах валяются тысячи трупов, в том числе и детей. Я не буду все это описывать. Ты видел собственными глазами в Сент Ло. Город окружен, и нет никакого смысла оборонять его. Это было бы глупо и бесчеловечно, так как от этого пострадали бы прежде всего простые смертные. Ведь нацисты выйдут сухими из воды. Я сам вчера убедился, что они давным-давно уже дали деру.
Теперь слушай дальше. Ребята из группы Фридмена и Ганса Габе в своих листовках советуют осажденным: «Сдавайтесь! Вывесьте белые флаги!» Мы уже убедились в Нормандии, что это мало помогает. Но если выдать себя за немецких сверхпатриотов и бросить клич стоять насмерть, сражаться до последнего патрона, с голыми руками бросаться на вражеские танки, даже если при этом погибнут все до одного! Пусть лучше погибнет тысяча школьников, нежели американцы войдут в наш город! Если мы…
— Если мы их же собственными словами и избитыми фразами докажем, что их система абсурдна, представляешь, что будет? — перебил меня Сильвио.
— Представляю!
— Я понимаю, куда ты целишь! Хочешь сказать, что людей и так воротит от всего этого и что они уже возненавидели нацистов, которые разным бредом прожужжали им уши?
— Вот поэтому-то я и считаю, что наша «Анни» должна работать именно в этом направлении, и тогда сухой, сдержанный стиль передач, как у англичан, в корне не верен, — горячился я.
— Так, прекрасно! Допустим, что наша маленькая «Анни» работает именно так. Думаешь, американцы заинтересованы, чтобы в Германии вспыхнула революция?
— Если это произойдет, Сильвио, — войне конец. Хотел бы я видеть такого американца, который был бы против!
— Дошли бы твои слова до Бога! — воскликнул Сильвио. Его скептицизм действовал мне на нервы, в особенности когда я не знал, как ему правильно ответить.
На следующее утро Шонесси спокойно выслушал меня. Когда же я заговорил об отправке на фронт, он засмеялся:
— Отсюда мы никого никогда не отправляем. А что касается капитана второго ранга, то, как мне известно, сержант обязан выполнять приказы начальника. Если капитан будет недоволен вами, он доложит мне об этом. Тогда посмотрим. В конце концов, у него есть опыт, которого нет у вас.
Тем не менее после обеда меня вызвали к полковнику Макдугалу. Рядом с ним в шезлонге сидел Шонесси, облаченный в турецкий халат.
— Я уже доложил господину полковнику о нашем разговоре, — сказал Шонесси. — И прежде всего о том, что вам не нравится стиль, в котором вас заставляют писать. Объясните, пожалуйста, в чем же разница в понимании наших задач вами и капитаном второго ранга?
Я рассказал, как готовился материал для вчерашней пробной передачи.
— Запомните, что англичане — наши союзники, — заметил полковник. В его тоне чувствовалось сомнение, может ли он мне доверять.
— Я знаю, господин полковник.
