Николай Коняев - Непобежденная крепость
Сведав об этом, Иван Данилович Калита немедленно отправился в Орду, чтобы донести о неслыханной дерзости тверичей.
Великий князь Александр Михайлович бежал в Псков, а пятидесятитысячное татарское войско во главе с Федорчуком пришло на Русь – и в лютый мороз побежали в замерзшую Волгу талые, чуть розоватые от крови ручьи из сожженной Твери.
Ярлык на великое княжение получил тогда участвовавший в походе московский князь Иван Данилович.
Не схож он был характером с братом Юрием Даниловичем, но, как и брат, получив ярлык, не собирался терять его. И когда, переждав в Литве гнев хана Узбека, поехал в Орду князь Александр Михайлович и был прощен, Иван Данилович сам отправился в Орду – и скоро, «по думе его», вызвали в Орду прощеного Александра.
28 октября он и его сын Феодор приняли мученическую – были «розняты по суставам» – смерть.
А Иван Данилович Калита приказал вывезти из Твери вечевой колокол и 25 ноября «заложил град Москву дубовый, который был срублен тою зимой и окончен великим постом 1340 года».
И еще две недели Великого поста оставалось в 1340 году, как, приняв схиму, внезапно умер и сам Иван Данилович.
Летописцы и историки называют его собирателем русской земли, но всегда добавляют и прозвище – Калита.
Прозвали так князя за кошелек (калиту), который он всегда имел при себе, как для раздачи милостыни, так и для совершения подкупов.
Иван Данилович первым стал называться великим князем всея Руси – и действительно, его правление стало началом единодержавия на Руси. Умирая, он поручил старшему сыну Семену «княгиню свою с меньшими детьми».
Интересно, что в этом году, как запомнило народное предание, появилась в пределах российских Божия Матерь.
Пастух Иоанн Босой наяву увидел на вершине Почаевской горы Богородицу, окруженную пламенем. Когда, поднявшись на гору, осматривали место, обнаружили на камне, где стояла Богоматерь, выдавленный отпечаток стопы.
В этом же 1340 году Симеон Гордый получил в Орде ярлык на великое княжение, а в Успенском соборе в Москве открылись мощи новоявленного угодника Божия митрополита Петра.
Глава вторая
ОРЕШЕК СТАНОВИТСЯ КАМЕННЫМ
Благо есть уповати на Господа,
нежели уповати на князи.
Четверть века миновала с тех дней, когда поставили новгородцы с князем Юрием Даниловичем крепость на Ореховом острове.
Как видно из археологических раскопок, площадь крепости тогда не покрывала всего острова и составляла всего 8,5 тыс. квадратных метров. Вся она – планировка крепости представляла собою две взаимно перпендикулярные улицы шириною четыре метра – была застроена деревянными избами, в которых помещалось около четырех сотен человек.
Тяжело покачивались в невской воде потемневшие от времени деревянные стены. Крепость преграждала путь незваным пришельцам, наполняла уверенностью сердца снарядившихся в дальнее плавание новгородских гостей.
Немало ладожской воды утекло с той поры, как привезли в Москву и погребли в Архангельском соборе тело основателя крепости Юрия Даниловича и в Москве начал княжить его брат – 37-летний Иван Данилович Калита.
Неотвратимо и грозно вершился ход истории, и вершился он совсем не так, как хотелось тверским или московским князьям, а так, как Богу было угодно…
В 1342 году сын Ивана Даниловича Калиты Иван II Иванович Красный женится на дочери московского тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова, и в этом браке был рожден князь Дмитрий, которого назовут Донским.
Тогда же в лесу к северо-востоку от Москвы Сергий Радонежский построил себе келью и церквушку, которая не только положила начало Троице-Сергиеву монастырю, но и стала духовным основанием всей Московской Руси…
«По творческому замыслу основателя, Троичный храм, гениально им, можно сказать, открытый, есть прототип собирания Руси в духовном единстве, в братской любви, – отмечал Павел Флоренский. – Он должен быть центром культурного объединения Руси, в котором находят себе точку опоры и высшее оправдание все стороны русской жизни».
Павел Флоренский говорил, что смертоносной раздельности противостоит живоначальное единство, неустанно осуществляемое духовным подвигом любви и взаимного понимания, и, «вглядываясь в русскую историю, в самую ткань русской культуры, мы не найдем ни одной нити, которая не приводила бы к этому первоузлу: нравственная идея, государственность, живопись, зодчество, литература, русская школа, русская наука – все эти линии русской культуры сходятся к преподобному. В лице его русский народ сознал себя, свое культурно-историческое место, свою культурную задачу и тогда только, сознав себя, получил историческое право на самостоятельность. Куликово поле, вдохновленное и подготовленное у Троицы еще за год до самой развязки, было пробуждением Руси как народа исторического…»
В Первом послании к коринфянам апостол Павел сказал:
«Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море; и все ели одну и ту же духовную пищу; и все пили одно и то же духовное питие: ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос.
А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы. Все это происходило с ними, как образы; а описано в наставление нам, достигшим последних веков…»
Неотвратимо и грозно вершился ход истории, и все эти годы стояла посреди Невы, заслоняя ладожские просторы и саму русскую историю, крепость Орешек.
Борьба между тверскими и московскими князьями не самым благоприятным образом отразилась на крепости. Хотя бы уже потому, что когда началась борьба князя Ивана Даниловича Калиты за «дани новгородские», Новгород отшатнулся к Литве.
«В лето 6841-е… – говорит новгородская летопись. – Сем же лете вложи Бог в сердце князю литовьскому Наримонту, нареченному в крещении Глебу, сыну великого князя литовьскаго Гедимина, и присла в Новъград, хотя поклонитися святии Софии; и послаша новгородци по него Григорью и Олександра, и позваша его к собе; и прииха в Новъгород, хотя поклонитися, месяца октября; и прияша его с честью, и целова крестъ к великому Новуграду за одинъ человекъ; и даша ему Ладогу, и Ореховыи, и Корельскыи и Корельскую землю, и половину Копорьи в отцину и в дедену, и его детем».
История, связанная с превращением сына литовского князя Гедимина, князя Наримонта, в князя Ладожского и Мозырского, путаная и темная.
Бархатная книга утверждает, что Наримонта выкупил в Орде сам Иван Данилович Калита и отпустил на великое княжение литовское, однако Наримонт «не дошед в своея вотчины, крестися по своему обещанию, и наречен бысть во святом крещении Глеб. И тогда братья его и вся земля литовская не даша ему великаго княжения, а посадиша на великое княжение Ольгерда, а Наримонта взяли в Великий Новгород».
По другим источникам12, это сам новгородский архиепископ Василий Калика вынужден был пообещать Наримонту княжение в Новгороде, когда по дороге из Владимира Волынского «гнался за ними с татарским баскаком» киевский князь Федор.
Как бы то ни было, но передача Наримонту «в отчину и дедину» главных новгородских крепостей вместе с Орешком вызвала волнения в Новгороде.
«Думая, может быть, и то, что Россия, истерзанная моголами, стесняемая Литвою, должна скоро погибнуть, – писал по этому поводу Н.М. Карамзин, – новогородцы искали способ устоять в ее падении с своею гражданскою вольностию и частным избытком».
Вольно было новгородцам мудрить и подыскивать оправдания отходу от Руси, но перехитрить свою русскую судьбу им не удалось. И не могло удасться, поскольку не было на то Божьей воли.
Судьба Орешка ясно показала это…
Ему предстояло заслонить Русь от очередного крестового похода.
1Еще в 1316 году в Швеции в семье герцога Эйрика Магнуссона и принцессы Ингеборг, дочери норвежского короля Хакона V, родился сын, названный Магнусом.
В 1319 году свергли с престола Биргера, родного дядю Магнуса, и трехлетний ребенок стал королем Швеции.
Магнусу не исполнилось и четырех лет, когда скончался его дед, норвежский король Хакон V, и Магнус получил еще и норвежский престол.
В Швеции он был Магнусом II, а в Норвегии – Магнусом VII.
Самостоятельное правление Магнуса, хотя он и согласился включить постановления первой шведской Конституции 1319 года в состав Ландслага13, трудно назвать безоблачным.
Можно связать резкое ухудшение при Магнусе государственных финансов с излишне роскошной жизнью короля и его двора, а также со значительными затратами на многочисленные войны, но и непрекращающиеся конфликты с оппозицией тоже не способствовали стабилизации положения. Впрочем, это шведско-норвежская история короля Магнуса, а для нашего повествования интереснее и важнее русская часть его жизни… Решение Магнуса II предпринять новый крестовый поход на восток некоторые историки объясняют влиянием на короля Биргитты (Бригитты). Она была дочерью Биргера Персона, который возглавлял совет опекунов при юном короле Магнусе.
