Павел Яковенко - Герои смутного времени
В общем, дорога к месту службы оказалась неприятная, со множеством стрёмных приключений, но каждый раз судьба, вроде бы замахнувшись для удара, отделывалась легким щелчком. Из обеих передряг он вышел практически без потерь — никто из «пострадавших» и «потерпевших» не имел ни малейшего представления, кто он такой, где его искать, и куда он направляется. Встретиться с ним можно было только случайно.
Мищенко в силу случайностей не верил, а потому чувствовал себя совершенно защищенным…
Автобус бодро тарахтел по дороге в Махач-Юрт. Серпантин вел все выше и выше, слева можно было наблюдать пропасть, справа — отвесную скалу. Водитель не притормаживал на поворотах, и вскоре Олег, помимо своей воли почувствовал, что ему становиться не по себе. Было, мягко говоря, страшновато. «Вот не рассчитает этот водила скорость, не впишется в поворот, или джигит какой на встречку вылетит, и все… Уйдем вниз, и поминай, как звали»! — все время лезло в голову лейтенанту. — «А может, он вообще обдолбанный? Накурился анаши, и в «Формулу-1» играется?».
Мищенко невольно осматривался по сторонам, но все остальные пассажиры были совершенно хладнокровны. Многие спокойно спали. Сидевший рядом дедок даже всхрапывал, отчего закутанная в черное с ног до головы пожилая тетка недовольно косилась на него. Эти мирные картины на какое-то время успокаивали Олега, и он начинал думать о том, как его встретят в части.
Нет, конечно, кое какой план у него в голове был… Но это был, так скажем, «скелет», а вот как нарастить на него «мясо»?
Серпантин закончился, дорога пошла прямо, и направо, и налево земля была плоской, ровной — здесь свалиться уже точно было некуда. Мирно паслись овцы, и где-то около низкорослых кривых деревьев даже мелькнула фигура чабана, такая, как их часто рисуют в сказках. В белой папахе, черной бурке и с длинным деревянным посохом.
Поток машин на дороге заметно увеличился, и Мищенко догадался — скоро город. И оказался прав — замелькали пригороды — серые деревянные дома и сараи перемежались солидными каменными строениями, разрывы между дворами все уменьшались, пока дома и заборы не слились в одну непрерывную линию. Появились прохожие, мальчишки на велосипедах, подростки на мопедах, собаки — стайками и по одиночке, коты, гуляющие сами по себе.
Оп-па! Первый светофор! Все — это был настоящий город.
В окна автобуса застучал легкий дождик. Капли потекли по стеклу вниз.
«Город встречает меня дождем», — подумал лейтенант. — «Вот только никак не могу вспомнить — к добру это или к худу?». Через три светофора автобус свернул направо, проехал без остановок — по «зеленой волне» — еще минут пять, и вырулил на вокзал.
Все разом поднялись, и ринулись к выходу. В дверях началась давка и ругань. Ругались на местных наречиях, и Мищенко ничего не понимал. Да и не хотел. Он остался сидеть на месте, дожидаясь, пока все очистят салон. Спешить ему все равно было некуда. Надо было выйти, узнать направление дальнейшего движения — и не важно, сколько это займет времени.
Олег так и покинул салон автобуса последним. Перекинул сумку через плечо, и осмотрелся по сторонам.
В общем, здесь была только остановка. Сам автовокзал был явно дальше — там, где стояли еще пара десятков автобусов. В основном «пазики». «Икарус» был всего один.
Нетрудно было догадаться, почему остановку делали именно здесь. Как раз напротив нее находился большой местный рынок. По правой стороне располагалось несколько небольших магазинов, украшенных вывесками разной степени красоты, затем виднелись большие ворота, над которыми были прикреплены, покрашенные тусклым синим цветом, большие металлические буквы, складывающиеся в слово «РЫНОК».
По левую сторону можно было увидеть несколько киосков с привычным набором всякой съедобной дряни в ярких обертках. Зато как раз напротив остановки стояла большая бочка, из которой обычно продают квас или молоко. Здесь же торговали сухим вином.
Покупатели подходили с пустыми трехлитровыми банками, и дед — продавец, в грязном белом халате, открывал краник, наполнял стеклянную тару, принимал деньги, складывал их в нагрудный карман, и покупатель забирал свою банку, предварительно закрыв ее капроновой крышкой.
Мищенко перевел взгляд левее. На первом этаже пятиэтажного дома над одним входом висели сразу две вывески. Слева — «ФОТО», справа — «ПАРИКМАХЕРСКАЯ». В окно парикмахерской можно было видеть, как мастер проворно орудует бритвой. Мастер был мужчина.
Олег оценил увиденное: профессии продавцов и парикмахеров, которые в России были в девяти случаях из десяти уделом женщин, здесь — в Дагестане, явно считались мужскими. «Восток — с!», — покачал головой Мищенко. — «Специфика — с!».
В этот момент его внимание привлек солдат — белокурый, в чистом хэбэ, с чистой подшивкой, и сапогами со шнурками.
— Эй, воин! — окликнул бойца Мищенко. — Пару вопросов.
Солдат обернулся, оценил фигуру, стрижку, тяжелый взгляд вопрошавшего, и подошел.
— Где здесь часть? В какую сторону идти?
Боец охотно откликнулся. В диссонанс с его внешним видом, голос-то у него оказался тонким, почти мальчишеским.
— Вот сейчас дом с парикмахерской обогнете, повернете налево, и идите прямо. Больше никуда сворачивать не нужно. Держитесь прямо — почти в КПП и попадете.
Олег кивнул, поправил сумку, и отправился в указанном направлении. И все-то его смущало.
— Словно и не в Россию попал, — пробормотал он в сердцах.
Да, русских лиц на улицах почти не было. Они мелькали, конечно, но… Так негры мелькают в московской толпе — вроде и попадаются, но сказать, чтобы их было много…
Во многих домах первые этажи были заняты магазинами — за стеклом можно было разглядеть выставленную на показ посуду, одежду, обувь. Даже продукты. Дома были выкрашены яркой, светлой краской, и несмотря на то, что с неба сыпанул мелкий дождь, ощущения сумрака не было.
Дождь усилился. Две девчонки в черных юбках и платках, взвизгнув, распахнули зонты, и поскакали куда-то галопом. Ливануло так, что и лейтенант ощутил немедленную потребность хоть в каком-то укрытии. Он спешно огляделся, и не нашел ничего лучшего, чем встать под балкон, висевший чуть ли не над самой головой прохожих. Сюда же метнулась черная тень, и рядом с лейтенантом встал местный малолетний джигит — лет пятнадцати — шестнадцати. Он оценивающе осмотрел Олега, тот ответил ему хмурым тяжелым взглядом. Абрек отвернулся, Мищенко последовал его примеру.
Минут через десять небесный водопад, казалось, слегка ослабел, парнишка выставил наружу ладонь, еще раз посмотрел с прищуром на небо, и убежал. Олег постоял еще немного… Но дождь, и правда, опять превратился в мелкую водяную сеточку. Это могло продолжаться часами. Олег вздохнул, слегка поежился, и пошел дальше. Дорога шла почти все время вверх, но часто попадалось что-то типа впадин, куда приходилось спускаться по выщербленным ступенькам, а потом снова по таким же ступенькам подниматься.
Буквально метров через сто пятьдесят он вынырнул из одной такой «впадины» и оказался на границе большой, явно центральной городской, площади. Справа высилась громада кинотеатра. Почти не обветшавшие гигантские буквы впечатляли — «Дагестан».
Сразу нахлынуло воспоминание.
У матери была знакомая — тетя Люся. Она пропускала Олега в кино без билета. В те годы это было огромное преимущество, которым маленький Мищенко пользовался без зазрения совести. Однажды он оборзел до такой степени, что попытался провести без билета и пару своих друзей. Был остановлен, обруган, а о происшествии доложено родителям. («Это не в твой компетенции — решать, кто пройдет, а кто нет!» — сказала разозленная тетя Люся. Эта «компетенция» и сразила Олега, который позорно ретировался вместе с друзьями). Не прошло и десяти лет, наступила эпоха видео, и в кинотеатре было уже все, что угодно, но только не кино: собрания, концерты, выставки, распродажи… Просто тупой базар. Пробовали еще что-то крутить, но народ не ходил — наелся видео по самое не хочу. Тетя Люся уволилась, а вскоре и умерла. Мама горько сказала, что до такой степени любить свою профессию, как любила ее милая Людмила, смертельно опасно.
Все это молнией, заставившей сердце болезненно сжаться, промелькнуло в голове у Олега, пока он пересекал эту просторную, красивую, но совершенно безлюдную площадь. Прямо за ней начиналось несколько еловых аллей. Мищенко выбрал ту, что вела прямо.
Через пару сотен метров аллея закончилась, через дорогу началась обычная для здешних мест улица — заборов не было, их заменяли сами стены практически двухэтажных домов. Для разнообразия некоторые домовладения заборы все же имели — каменные, весьма солидные сооружения, но и в этом случае от забора до лицевой стены здания было нет ничего — может, только одному человеку бочком протиснуться.
