Григорий Покровский - Ася
Егоров обернулся, сзади стоял Квашин.
— Слушай, где твоя коробка?
— В машине, я сейчас принесу.
— А кроме закуски есть чего-нибудь?
— Есть только спирт.
— Неси быстрей, видишь, друга встретил.
В номере, согревшись выпитым спиртным и плотно закусив, два командира полка закурили. Молчали, каждый, думая о своем.
— Здорово они тебя, Егор, сегодня драли. Я так думаю, любой из нас мог бы оказаться на твоем месте. Возьми не тебя, а меня на проверку, было бы то же самое.
— Да это ещё цветочки, Алеша, а вот кто под жернова москвичей попадет?
Выпили еще по одной, закусили.,
— Слушай, Алеша, ты мне можешь сказать, куда мы идем? У меня половина техники не боеготовая. Солдат учить не на чем.
— Егор, солдат нормально говорящих по-русски и тех нет. У меня в полку до шестидесяти процентов штатной численности, а остальные, как у Чичикова — мёртвые души. Только в списках числятся.
— Да у меня то же самое. Как надоели эти поборы. У меня деревообрабатывающий комбинат под боком, комдив машинами в округ начальникам доставляет ДВП, ДСП, фанеру, окна, двери, брус, половую доску. Они там дома строят, да квартиры отделывают, а мой батальон на ДОКе вкалывает. А попробуй где-нибудь скажи, сожрут. Вот у меня ротный есть Скворцов. Рота хуже всех, да и сам дерьмо, зато тесть генерал в штабе округа. Приказали отличником делать, через полгода надо выдвигать. Он не знает, где полигон и что такое ночная стрельба, а его уже комбатом хотят сделать.
— Слушай, Жора, это всё-таки когда-то кончится.
— Да, Алёша, кончится. Когда эти Скворцовы, Галкины, Воробьевы, вообще, все пернатые, мохнатые станут большими начальниками. Может вот такой Скворцов станет Министром, попрыгав по должностям, не зная, чем пахнут солдатские портянки. Вот тогда и развалится эта Армия. Это же мышцы государства. А без мышц — это один скелет. Когда мышцы слабые, достаточно одного удара кулаком и всё рассыплется. Для такого государства достаточно маленькой войны. Ведь все империи как развалились? Коррупция, развал армии, а потом война большая или маленькая. Лет через двадцать, когда эти старшие лейтенанты, зятья и сыновья будут генералами, они окажутся на развалинах Вооруженных Сил и государства. Только будет поздно, они пожнут то, что посеяли их отцы. Знаешь, как в Библии написано: «От кислого винограда родителей, у детей оскомина на зубах».
— Ты, Жора, Библию читаешь?
— Дед подарил, когда помирал. Просил читать и беречь. Дед рассказывал, что с этой библией такая история была. После революции церковь в деревне ломали. Ну и собрался народ, стар и мал. Активисты выкидывали все из церкви, а люди подбирали. Библию эту подобрал некий Прохор. Активисты кинули клич, кто полезет на купол веревкой крест зацепить. Этот Прохор кинул на землю библию и полез, а дед её подобрал. А к вечеру дождь пошел, у Прохора крыша прохудилась. Полез он чинить крышу, упал и разбился. Дед говорил, что это кара господняя, что он библию кинул и крест снял. Вот и просил меня, чтобы я Библию берег и внукам передал.
— Как ты думаешь, будет им кара, этим человечкам? — спросил Алёша.
— Будет. Они, конечно, будут искать виновных, но кара будет. Ты вот возьми, проанализируй историю. Иван Грозный, сколько невинных погубил, а лишился разума, кровного сына убил. Это что не кара? Потом и род Мономаха закончился. Дмитрия зарезали, и смута началась. После них Романовы стали, тоже купались в крови. Петр с Сонькой всё дрался. Стрельцами всю стену кремлевскую завешали. Ну и чем кончилось? Сына казнил, а сам даже не смог царство передать. Какая-то безродная шведская служанка Русью правила. Дочка его, Елизавета, силой престол взяла. Царевича Иоанна — младенца в тюрьму заточила. А потом ещё два века убивали друг друга и купались в крови, всё любовники да любовницы интриги да убийства. Ну и чем кончилось? Расстрелом в Екатеринбурге — царя, и его детей. Истребился род Романовых. Не только Романовых, но и всех его вельмож, чиновников. Даже с земли русской изгнали. Французам да туркам башмаки стали чистить, их жены и дочери в проститутки пошли. Прое…. ли империю, а подданные как в стае волков без вожака брат брату в глотку вцепились. Это ли не кара? Так что, Алёша, на счёт возмездия не сомневайся. Этим тоже придет. «Кто создает зло, от дома того не отойдет зло». Это там же написано.
— Ты прав, Жора. Я вот в деревню свою ездил. Родители давно уехали в город, а мне так захотелось детство свое вспомнить. Уговорил брата, чтобы на машине своей завез. Пятнадцать лет не был, как увидел — ужас какой-то. Ты понимаешь, была деревня около ста домов, а сейчас многие развалились, многие заколочены. Осталось человек пять — шесть стариков. Всё бурьяном поросло. Раньше в каждой деревне свой колхоз был, а сейчас пять деревень в один объединили. И кому же там работать? Это, наверное, и есть возмездие всему народу за невинно загубленные души и за разрушенные храмы.
— Понимаешь, Алеша, вот крепость стоит. Я не могу её полком за минуту раздолбать, время надо. Я не от того, Алеша, расстроен, что меня сегодня отодрали, а потому, что мы с тобой занимаемся вопросами, не свойственными армии. И с каждым годом становится все хуже, а выхода нет. Вот сегодняшний Военный совет, к примеру. Сидят люди в погонах и решают, сколько и как сдать мяса, металлолома. Почему я большую часть своей службы должен заниматься несвойственными мне функциями?
— Жора, это же всё сверху идет, от некомпетентности в руководстве. Мне кажется, что они спохватятся и начнут все переделывать.
— Да, Алеша, лет через двадцать, когда армия будет на грани развала, все закричат о реформах. Но реформировать-то, кто будет? Эти же Скворцовы, Куликовы, пернатые, одним словом. Но боюсь, что у них ничего не получится. Кривое дерево нельзя выровнять. Его можно вырвать и посадить новое.
— А как это сделать, Жора? Ты же понимаешь что ни ты, ни я, ни те в лампасах не смогут ничего сделать.
— Время само сделает, — сказал Егоров. — Наступит такой момент, что им не выгодно будет продвигать по армейской карьере своих сынов, то есть внуков нынешних, а может выгодно будет делать карьеру, ну скажем, в торговле. Вот тогда и придут в армию самые одержимые службой. Как пришли в свое время Фрунзе, Блюхер. Тухачевский, Жуков — они-то и сделают реформу.
— Так это же еще одно поколение, где-то лет тридцать. Одним словом, в двадцать первом веке. Мы, наверное, и не доживём.
— Я опять с примером про ту крепость. Сразу раздолбать нельзя, — Егоров задумался, — нельзя сразу и построить. Я вот хранилище для техники всем полком строю, всего на восемьдесят единиц, а уже год колупаюсь, а это Вооруженные Силы. Можно и быстрее это сделать, но для этого необходимо закрыть глаза и выгнать весь Генштаб.
— Ну, ты хватил, разве можно весь?
— Понимаю, что нельзя, но и нельзя оставить. Если хирург оставит хоть одну раковую клетку, пойдут метастазы. Поэтому и режут вместе с больными здоровые клетки.
— Жора, а тебе не кажется, что от них, наверху, тоже ничего не зависит?
— А от кого зависит?
— Мне кажется, что это система, — заявил Алексей, — во главе с ЦК
— Но кто-то же создал эту систему. Создала её партийная верхушка, для своего же блага.
— Ты прав, Жора. Мой школьный друг женился на дочке секретаря обкома. Всю Европу объездил, в Штатах был. А меня фиг-с два куда пустят.
— Вот ты, Алеша, родом с Полтавской области. Скажи, после службы сможешь уехать жить в Москву? Не сможешь, и никто не посмотрит, что жена твоя коренная москвичка. Ты видишь, что они нас за быдло держат. И будут держать, пока эта система, которую они построили для себя, их же и прихлопнет. Пока не придет это возмездие.
— Так мы ж с тобой в эту систему входим, — сказал Алёша.
— Входим, только винтики поменьше. На своем гарнизонном уровне мы тоже, вроде бы, как кровососы, только маленькие, — сказал Егор.
— Вроде комара, — засмеялся Алёша
— Да, пищит, спать не дает, назойливый такой. Правда, ладошкой легко его можно прихлопнуть. Вот напишет на тебя какая-нибудь сволочь анонимку, придут эти слуги кардинала, «верные ленинцы», и заклюют. А если напишет ещё и капитан в коротких штанишках…
— Это кто такой? — Спросил Алёша
— Особиста я так зову. Так вот, если этот добавит к этой анонимке свою писульку, то с должности снимут.
— Знаешь, Жора, мне один лейтенант рассказывал, как особист заставляет его писать на меня и моих замов доносы. Говорит, посадит и диктует. Лейтенант отказался, так он его жрать начал.
— Ну, ладно, Алеша, давай спать, а то договоримся, что нас с тобой посадят.
Глава 8
В полку развернулась работа по подготовке к инспекции. Егоров неделю никого не выпускал из автопарка. «Проверять не будут, — почему-то уверенно думал он, — но технику за эти дни восстановлю». К концу недели он думал поднять по тревоге и проверить технику с выходом в район сбора. Но планам его не суждено было сбыться.
