Николай Стародымов - Киднеппинг по-русски
Максимчук понял, что за звуки его насторожили. Это было похотливое сопение мужчин. И, быть может, стоны жертвы.
— Пусть она сама мне скажет, что не против, — может, я тоже к вашей компашке присоединюсь.
— Ты мне надоел, дядя. Я же тебе сказал, что это наша девочка.
Они заходили умело — с разных сторон. Причем тот, с ножом, слева…
Решение пришло мгновенно. Александр рванул в тот самый темный закуток, из которого появились его противники. С ходу врезал по белеющей физиономии стоявшего там типа, ухватил его за волосы, пристукнул о стену затылком и вышвырнул из провала.
На асфальте, уперевшись головой в провонявший мочой угол, стояла на коленях женщина. Юбка ее была высоко закинута на спину, в темноте ярко белели ее ноги до самой… до самого основания. Она чуть слышно постанывала.
Александр обернулся. На освещенном тротуаре топтались, торопливо переговариваясь, трое: хриплый с ножом, монстр и еще один. Четвертый стоял на карачках, пытаясь подняться, но ему это не удавалось.
— Ну, гляди, дядя! — бросил хриплый. — Мы уходим, но ты нас еще вспомнишь.
— Хорошо, — согласился Максимчук.
И добавил: — Сволочи, все удовольствие от вечера испортили. Пошли вон!
Монстр подхватил лежавшего… и они потащились в сторону Мытной.
Максимчук наклонился к женщине. Первым делом прикрыл ее наготу юбкой. Повернул к себе, приподняв голову. Рот ее оказался перетянут шарфом.
Тугой узел не поддавался. Александр не стал мучиться с ним, стянул шарф с ее головы и отбросил в сторону.
— Вы можете подняться?
Ничего не говоря, держась за стену, она поднялась. Александр ей помогал, поддерживая под руку.
— Спасибо…
Александр отмахнулся:
— Ерунда. Как вы себя чувствуете?
Она болезненно скривилась:
— Вам этого не понять.
Наверное, это так, мелькнула у Максимчука мысль. Мужчине это и впрямь трудно понять.
— Но идти вы можете?
— Конечно… Вот только… У меня же там, внизу, ничего нет…
— Тут я вам ничем помочь не могу… Ничего, до метро доберемся, а там тепло, не простудитесь.
Они вышли под фонарь. Александр помог ей немного отряхнуться, как-то привести себя в порядок. Своим носовым платком стер ей остатки размазанной по лицу косметики.
— Вы их знаете?
— Нет. Они меня здесь схватили.
Максимчук отошел на шаг назад, окинул взглядом ее фигуру. Кажется, в глаза ничего не бросается. Женщина поежилась под его взглядом. Александр усмехнулся, заметив это, но ничего не сказал.
— Все в порядке. Идемте, я вас до метро проведу. Вам далеко ехать?
— Далеко. И муж дома уже, — проговорила тоскливо.
Максимчуку представилось, как бы он отреагировал, если бы его жена (не дай Бог!) пришла домой без трусов… Получалось, что ничего приятного.
— Все равно мужу придется сказать, что произошло, — рассудительно заметил он. — Вам ведь обязательно завтра же провериться надо у венеролога.
Она всхлипнула. Кажется, ее нервы готовы вот-вот дать волю слезам. Только что она мечтала о том, чтобы все поскорее кончилось. Теперь она начинала понимать, что многое для нее только начинается. Объяснение с мужем. Заявление в милицию, допросы и объяснения. И мучительное ожидание результатов анализов…
— Ну, ничего, не надо плакать, — подбодрил Максимчук. — А то в метро не пустят.
Женщина истерично хохотнула. Со стороны Садового кольца показалась машина ПМГ. Обрадованный Максимчук шагнул к мостовой, махнул рукой. «Жигуленок» притормозил.
— Что случилось? — Полнолицый сержант лениво чуть приспустил стекло.
Максимчук протянул ему свое удостоверение. Тот подобрался, вылез из машины: — Слушаю вас.
— Эту женщину только что изнасиловали. Надо бы ее домой доставить — не тащиться же в таком виде в метро…
Подобная перспектива сержанта не особенно прельщала, это явно проявилось на его лице. Но спорить не посмел.
Александр взглянул, запоминая, по старой привычке на всякий случай, на номер машины и вернулся к женщине. — Садитесь в машину, вас отвезут домой. Она послушно забралась на заднее сиденье.
— Изнасилование оформлять?
Возиться с таким делом сержанту тоже не хотелось.
— А я здесь при чем? — спросил Максимчук. — Если пострадавшая заявит — тогда конечно.
Машина сорвалась с места и исчезла за поворотом. И лишь тогда Александр сообразил, что ничего не узнал о спасенной. Впрочем, наверное, это и к лучшему. Сейчас ее отвезут домой, а там все будет зависеть только от мужа.
Ну и, понятно, от того, не заполучила ли она какую заразу.
Максимчук поспешил к метро. Радужное впечатление от вечера уже растворилось. И теперь вопрос Поспелова его уже не мучал. Чтобы в такие вот моменты оказываться рядом с людьми, которые нуждаются в твоей помощи, и служит он в милиции.
Плохо только, что задержать никого из насильников он не смог. Но их все же четверо было, да еще с ножом. Если бы Максимчук попытался хоть одного взять, остальные так легко не ретировались бы.
Нужно будет завтра же подкинуть информацию о происшедшем дежурному по ГУВД. Даже если женщина не заявит об изнасиловании, а чаще всего бывает именно так, — на этих ребятишек нужно будет обратить внимание.
Москва. Квартира Максимчука.
23.30
— Явился?
Максимчук молча стянул туфли, аккуратно поставил их в угол.
— Ты еще попозжее не мог осчастливить семью своим появлением?
— Извини. Так получилось.
— У тебя всегда так получается, — ворчала Людмила. — Нормальные мужчины или вовремя домой приходят, или деньги нормальные зарабатывают… Вот и ты выбрал бы что-то одно.
— Ну ладно тебе, не сердись.
— Не сердись… Ужинать будешь?
— Желательно бы…
— Максимчук, да ты никак к тому же еще и выпил? — принюхалась жена.
— Причина была.
— У тебя вечно причина найдется. Никогда от рюмки не откажешься.
— Так весь отдел был, — приврал Максимчук. — Не мог же я уйти.
— Конечно, не мог, если наливают, куда уж тебе! Смотри, отправлю спать сюда вот, у двери, на коврике…
— Щетку дашь?
— Какую щетку?
— Ну, чтобы было куда руку положить…
Жена не выдержала, рассмеялась:
— Так и быть, ложись в постель. А то с твоими «такполучаннями» щеток не напасешься. Ладно, пошли питаться. А то уже остыло все, тебя дожидаючись…
В ванной Максимчук с удовольствием сунул под холодную струю воды ноющую правую кисть. Ну и челюсть же у этого громилы… Хорошо хоть не повредил себе суставы.
Умывшись, Александр прошел в кухню. Там аппетитно пахло жареной картошкой. Жена деревянной лопаточкой помешивала ее на сковородке.
— Я завтра еду в командировку, — как можно небрежнее сообщил Александр, протискиваясь к окну, на свое всегдашнее место.
Усевшись, опустил правую руку под стол, чтобы жена не заметила припухлость на суставах. Все же удар получился не очень удачным. Для кулака, во всяком случае…
— Надолго?
— Не знаю точно. Примерно на недельку.
— Командировочные получил? — повернула голову Людмила. — Или опять за свой счет?
— А ты не желаешь предварительно узнать, далеко ли муж отправляется? — Александр ощутил, что в душе шевельнулось раздражение.
Жена это тоже почувствовала.
— Чего ты ерепенишься? Конечно же, интересует. Просто в доме денег ни копейки. Ты умотаешься — и трава не расти. А я здесь должна думать о том, чем детей кормить… Так куда ты едешь?
Александру стало неловко. В самом деле, денег домой приносит с гулькин хрен и еще от жены требует.
— Да так, недалеко. Семинар по обмену опытом работы, — соврал он. — Мы там будем на полном пансионе, так что семейный бюджет не трону.
— Семинары эти ваши… — проворчала жена. — Тоже мне, нашли чем обмениваться, опыт называется, когда всюду каждый день стреляют, грабят и убивают… Но ты хоть позвонить сможешь оттуда?
— Как получится… Постараюсь.
Перед сном Александр зашел в детскую, поцеловать своих, как он говорил, отпрысков. Аленка сонно распахнула огромные мамины глазищи.
— Папка, я тебя так ждала.
— Прости, дочурка. Дел сегодня было много. А у тебя как день прошел?
— Хорошо, папка. А ты мне сегодня опять так и не рассказал…
— А что я тебе должен был рассказать? — Ну, про этого… Как его? Не помню. — Расскажу, расскажу обязательно. — А в самом деле, про кого же это вчера дочка спрашивала? И сам забыл… — Завтра же и расскажу.
— Я тебя люблю, папка, — вновь засыпая, сообщила Аленка и подсунула ладошку под щеку.
Максимчук поцеловал ее и осторожно, стараясь не шуметь, пошел к двери. Он уже выходил из детской, когда вспомнил, что завтра, скорее всего, уезжает. А потому снова не сдержит слово.
Что за день, подумал с досадой, — и Сушеного, и жену, а теперь вот и дочку обманул. Не любил Максимчук никого обманывать. Во всяком случае, без острой на то необходимости.
