Иштван Фекете - История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей
— Так это же уйма денег! — воскликнул пораженный Иштван Веер.
— Кто не пропивает, у того бывает, — ответил шуткой Лаци.
Его приятели сидели остолбенев, пока наконец Фаркаш Налаци не выдавил из себя:
— Признайся, подшутил ты нынче над нашим князем?
— Чем?
— Да своим потрепанным платьем!
Лаци только засмеялся в ответ. А когда они гурьбой вывалили из трактира, он спросил своих новых приятелей:
— У кого из вас мог бы я сегодня переночевать?
Разумеется, все наперебой начали приглашать его — каждый к себе, — но Лаци принял предложение Петки.
— Как рано ты обычно встаешь? — спросил тот.
— Рано. Завтра мне уже нужно дальше двигаться.
— Куда же ты теперь путь держишь?
— Брата своего старшего разыскиваю.
— Где он у тебя?
— Не знаю. Но я должен найти его во что бы то ни стало.
А утром по городу пошли занятные слухи, часть которых, между прочим, соответствовала истине. Многие из тех, кто в это утро встал пораньше, сделали на улице, по которой ночью бежал Ласло Вереш, богатые находки. Ребятишки, например, отыскали в земле маленькие сверкающие камешки, и сразу же пронесся слух, что это — восточные жемчуга и самоцветы. Слух дошел и до княгини, и ее высочество, уступая любопытству, велела прислать ей в замок несколько таких находок, которые и в самом деле оказались дивной красоты смарагдами и жемчугами. Княгиня велела прислать ей также и подобранные на улице золотые монеты, но люди, нашедшие их, по-видимому, предпочли об этом умолчать.
Как с ума свихнувшись, носился Альберт Сана, дюлафехерварский ювелир, по всем улицам города, опрашивая ребятишек, где они нашли сокровища? А при княжеском дворе и у Михая Телеки целый день только и было разговоров, что о странном случае, разгадку которому так никому и не удавалось придумать. Наконец, уже за полдень, подметая распивочный зал в «Золотом медведе», слуги увидели на полу настоящую жемчужину. Госпожа Надь схватила ее и, примчавшись во дворец, заявила, что ей известно, из чьего кармана это выпало: вчера вечером в их трактире пировал с другими господами некий юноша с белой собакой; из его продырявившегося кармана и выпало наземь несколько вот таких безделушек, но юноша не очень-то спешил их подобрать.
Теперь нужно было решить новую загадку: кто же мог быть сей юноша?
В таком маленьком городишке, как Дюлафехервар, ничто не остается подолгу втайне. Ночные гуляки всему городу растрезвонили историю со вчерашним незнакомцем; что он заночевал у Петки, а утром купил у него же хорошего скакуна и умчался в сторону Коложвара[31]. Богатства у него несметные. Карманы битком набиты бриллиантами, из которых каждый величиной с кулак. А юноша этот не кто иной как Ласло Вереш, тот самый оборванный, грязный нищий, которому князь накануне пожаловал дворянство. Ну, а остальное не трудно было приплести. Никакой он, разумеется, не бродячий студент. Откуда у студента могут взяться такие сокровища? Разве что украл у кого-нибудь? Так где же? У кого со вчерашнего дня пропали драгоценности? Впрочем, у кого здесь вообще могли быть такие сокровища! Ведь золотом из одного своего кармана парень мог со всеми потрохами купить самого богатого из всех трансильванских владык!
Слух, все больше разрастаясь, передавался из уст в уста, пока наконец люди не пришли к выводу, что был это не иначе как переодетый принц.
Но зачем он был здесь?
Э-э, чего же еще ищут переодетые принцы, как не невесту?
Ну, а коли невесту, то ею могла быть не кто иная, как красавица дочь всемогущего Михая Телеки.
Семейство Телеки организовало самое настоящее следствие и вскоре дозналось, что его высочество принц вчера действительно пытался проникнуть к Телеки. Однако стража не пропустила его во дворец. Вот уж когда досталось на орехи бедному дяде Иштоку. Его тотчас же забили в колодки, а по всем дорогам разослали лазутчиков, чтобы разузнать, где же теперь находится таинственный принц.
Глава X.Агнеш Нессельрот
А Лаци направился в Вену, в надежде, что там, где-нибудь при императорском дворе, он скорее всего встретит Пишту. Ведь если ему самому выпала удача, то наверняка и брат его тоже достиг желаемого.
Путешествовать ему было легко: денег у него было в избытке, на перекладных лошадей хватало. И повсюду, где он ни проезжал, его принимали за знатного барина.
Добравшись до Коложвара, Лаци узнал, что император Леопольд в скором времени сам пожалует в Буду. Из Вены он уже отбыл. Что ни говорите, визит императора — редкостное событие для Венгрии. С тех пор как бедняга Лайош II[32] нашел свою кончину в струях речки Челе, опустел королевский замок в Буде, затихли два города на берегах Дуная.
Осиротел венгерский народ, а вернее, еще худшая выпала ему доля: вместо отца появился отчим в Вене.
Итак, Лаци направился прямиком в Пешт. А здесь уже ждали прибытия императорского двора и готовились встретить его с помпой: по всему городу понастроили триумфальные арки, а на стенах домов и монастырей развевались флаги.
Однако в самом Пеште, нашей нынешней красавице столице, при виде которой начинает радостно биться сердце каждого венгра, в то время было не слишком-то много достопримечательностей.
В период правления Леопольда весь Пешт состоял из нынешнего Внутреннего города. Он окружен был стенами и бастионами, в которых было только трое ворот — Вацские, что в конце нынешней Вацской улицы, Хатванские — там, где в наши дни кончается Хатванская улица, и Кечкеметские — в районе нынешней площади Кальвина.
Многоэтажных домов тогда в Пеште было очень мало. Самым большим и красивым зданием был монастырь ордена пиаристов, другие же многочисленные монастыри едва ли заслуживают упоминания. Нынешнего здания губернской управы тогда не было еще и в помине, а там, где теперь стоят казармы Кароя, был пустырь; весенней порой там разливалась большая лужа, в которой квакали в свое удовольствие лягушки. Приходская церковь стояла к тому времени уже на ее нынешнем месте и горделиво именовалась «Кафедральным собором», а наивные жители Пешта были твердо убеждены, что это красивейшее сооружение в целом мире.
Венгры не любили Леопольда, и если Пешт встречал его с такой помпой, то это объясняется только страстным желанием бургомистра Тамаша Нессельрота отличиться.
Бургомистр был дурным, тщеславным человеком, ненавистным всем горожанам, и, когда в городской ратуше (она стояла на том же месте, что и нынешнее здание магистрата) обсуждался вопрос, как лучше встретить императора, чтобы и высокого гостя удивить, и продемонстрировать радость народа, истратив при этом как можно меньше денег (весь годовой бюджет города равнялся тогда лишь 13340 ренским форинтам), выступил один смелый венгр и дал такой совет:
— Для достижения этих целей я предложил бы повесить его благородие, господина бургомистра, на Вацских воротах, через которые будет въезжать его величество. Так мы убьем сразу трех зайцев: император будет очень удивлен, народ будет радоваться, и обойдется это нам недорого.
Поднялся хохот, а Нессельрот, покраснев как вареный рак, вылетел из зала заседаний.
Однако что для человека, томимого жаждой власти, презрение и насмешки своих сограждан? Ведь он ничего не видит и не слышит; он постоянно купается в лучах воображаемого солнца.
Поэтому Нессельрот устроил такую встречу его величеству, какой ни Пешт, ни Буда не видели со времен торжественного въезда короля Матяша. Ну уж если и после этого приема не последует дождь наград и орденов, стоит ли тогда вообще жить на белом свете?!
И дождь, разумеется, пролился бы. Имя Нессельрота, вне всякого сомнения, значилось в маленькой памятной книжечке его величества, поскольку император остался всем доволен. Однако злодейка судьба, работавшая, как видно, уже тогда на дело революции, была против исполнения столь горячего желания Нессельрота и совершеннейшую преданность бургомистра обратила в невообразимо грубую выходку против императора.
Вы спросите: возможно ли это? Представьте себе, да. Причем орудием судьбы был сам же Нессельрот, Ему было доверено собирать прошения, которые жители города со всех сторон протягивали проезжавшему по улицам королю. И надо же было декоратору в этот самый момент вручить господину Нессельроту счет за установление триумфальных арок и прочих украшений, на общую сумму в две тысячи форинтов, а потерявшему голову бургомистру положить этот счет вместе с прочими прошениями! Разумеется, он сделал это бессознательно, потому что узнал о случившемся лишь две недели спустя, когда вместо ожидаемого ордена придворная канцелярия выслала ему две тысячи форинтов с примечанием, что на сей раз его величество соблаговолил оплатить предъявленный счет, но рекомендует местным властям при последующих визитах императора в Пешт никаких церемоний по этому поводу не устраивать.