Николай Бадеев - Принимаю бой
— Охочи до нашего хлебца, — мрачно молвил Герасимов.
Несколько русских моряков англичане увезли к себе, а сами стали хозяйничать. «Они грабили у нас вещи и взяли у меня денег ассигнациями 20 и серебром 20 же рублей», — писал Герасимов.
Фрегаты повели архангельское судно в Англию. Английские матросы, расположившись на шхуне, зорко приглядывали за Герасимовым и его товарищами. Спустя десять дней разыгрался жестокий шторм. Огромные волны с ревом прокатывались по палубе. Шхуну так швыряло с борта на борт, что ее мачты едва не касались пенных гребней.
Шторм все усиливался. Вскоре он разбросал фрегаты, они исчезли за горизонтом.
Англичане-караульщики плохо переносили качку. Они едва держались на ногах.
— Самое время освободиться от иноземцев, — внушал Герасимов товарищам. — Надо б напасть на них и повернуть к норвежскому берегу, пока фрегатов нет.
Шторм достиг гигантской силы. Палуба будто проваливалась, а тело теряло вес. Сыны «владычицы морей» совсем скисли, залегли в каюте, оставив на палубе лишь часового.
— Нельзя больше ждать, — шептал Герасимов.
— Угу, — кивнул боцман Васильев, — справимся.
Герасимов подкрался к часовому и спихнул его за борт, а моряки тотчас подперли дверь помещения, в котором находились англичане, толстым дубовым брусом.
Герасимов сорвал вражеский флаг и поднял русский.
Англичане, почуяв неладное, рванулись к выходу, но дверь не поддалась.
Шхуна тем временем взяла курс к норвежским берегам.
А в каюте бушевали англичане, обратившиеся в пленников. Они бешено дубасили в дверь прикладами, кулаками и башмаками. Потом, кое-как просунув дула ружей в световые люки, они пытались подстрелить матросов. Потом решили подкупить русских… их же собственными вещами: из иллюминатора полетели сапоги, деньги, узелок с бельем.
А затем опять палили. Навалившись на дверь — слышны были проклятия, тяжелое дыхание, — снова и снова пытались вырваться из каюты.
Пришлось утихомирить буянов «показыванием орудия к лишению жизни». И в каюте наступила мертвая тишина.
Через несколько суток шхуна достигла норвежского порта Вардегуз. Отворили каюту, из нее вывалилось семеро пленников: матросы покорно сложили ружья, офицер вручил Герасимову шпагу, кортик и кинжал.
Русские моряки выгрузили рожь и пошли домой, в Архангельск.
— За свой подвиг, — рассказывал экскурсовод, — Матвей Герасимов был награжден Георгиевским крестом. Потом он плавал на бриге «Новая Земля» лоцманом, получил золотую медаль за участие в изучении Мурманского побережья…
— Гм, а известна ли фамилия офицера? — недоверчиво перебил рассказчика высокий, веснушчатый англичанин.
— Как же, конечно, известна: Гордон Корбет. Кстати, у нас хранится шпага, сданная им Герасимову. Хотите взглянуть?
Англичане вежливо откланялись: увы, мало времени…
Знамя декабристов
В рамке, под стеклом, лежит старинный, поблекший от времени знаменный шелк. На желтом фоне заметны лавровые ветви, буквы… Почему как завороженные всматриваются в него люди?
Весной 1810 года по набережной Невы маршировала воинская часть. Ею командовал сухопутный полковник.
Солдаты все были рослые, широкоплечие, один к одному.
А через несколько дней та же воинская часть снова шагала по набережной. И командовал ею тот же полковник, но одетый в морскую форму.
И солдаты были в матросских рубахах.
Странная воинская часть появилась тогда в Петербурге: ее личный состав ходил то в армейской форме, то во флотской.
Это был гвардейский флотский экипаж.
Гвардия… Это звание присваивалось самым испытанным и закаленным в боях частям. В армии первые гвардейские полки появились в конце XVII века. Почетного наименования удостоились Семеновский и Преображенский полки, отличившиеся во взятии турецкой крепости Азов. Потом появились гвардейцы артиллеристы, казаки, егери, гусары. И только на флоте гвардейских частей и кораблей не было. А сколько замечательных побед одержали русские моряки! Но флот после смерти Петра не пользовался вниманием царствующих особ. Лишь спустя более сотни лет после создания армейской гвардии была образована морская. Александр I приказал: когда гвардейцы плавают, носить им морскую форму; когда ступают на берег, пусть надевают солдатскую.
В начале Отечественной войны 1812 года экипаж отправился на фронт. Моряки сражались под Витебском; на Бородинском поле морская батарея четыре часа вела бой под огнем тридцати французских орудий.
Особенно отличились моряки в боях под городом Кульм, в Богемии, в августе 1813 года. Они действовали в составе дивизии под командованием прославленного генерала Ермолова.
Плечом к плечу с армией моряки-гвардейцы совершили победный путь до Парижа. Они наводили мосты, устраивали переправы, вместе с солдатами ходили в лихие атаки. Много матросов полегло смертью храбрых.
Два месяца гвардейцы квартировали в Париже, а затем через Гавр на фрегате «Архипелаг» вернулись в Петербург.
18 июля 1814 года экипаж торжественным маршем прошел через Триумфальные ворота, сооруженные у Нарвской заставы в честь победы над Наполеоном. Над колонной колыхалось Георгиевское знамя — высшая боевая награда того времени. Тысячи и тысячи людей восторженно приветствовали моряков.
Гвардейцы отличались и в мирные дни. Осенью 1824 года в Петербург пришла «нечаянная вода», как тогда называли наводнение. Рискуя жизнью, моряки-гвардейцы бросались в затопленные дома, спасая от неминуемой гибели женщин, детей, стариков.
Репутация у экипажа была высокая, истинно гвардейская. Однако царские власти подозрительно косились на моряков-гвардейцев: в их среде укоренился дух «пагубного свободомыслия». Подумать только, матрос Иоганн Анатуин, будучи в краткосрочном отпуске в Эстляндии, агитировал крестьян бороться с помещиками. Конечно, матрос взят под строжайшее наблюдение, начато следствие. Да только ли один Анатуин ведет «зловредные разговоры»! А господа ротные командиры, вместо того чтобы пресекать дух, часами сидят с матросами за книжками, учат грамоте.
В экипаже и в самом деле было неспокойно…
Моряки вспоминали слова Кутузова, обращенные к нижним чинам: «Каждый из вас есть спаситель отечества». А что делают со спасителями отечества в казармах? Ну, в гвардейском экипаже телесных наказаний нет, зато в других частях секут нещадно. А какие страшные вести о крепостниках-самодурах идут из деревень…
К гвардейцам зачастили члены Северного общества — тайной организации, ставившей целью замену самодержавия республиканским строем. Более двадцати экипажных офицеров сочувствовали этой идее. Они нередко толковали с матросами на «крамольные» темы. «Разве справедливо, что срок военной службы равен четверти века? — возмущался лейтенант Антон Арбузов. — Люди уходят больные, не годные к работе. Надо сократить срок до двенадцати лет».
Члены тайного общества хотели свергнуть царя только вооруженным выступлением войск, без помощи народа. На гвардейский флотский экипаж, в котором служили закаленные в боях моряки, они возлагали большие надежды.
14 декабря 1825 года флотскому экипажу предстояло принять присягу Николаю I, вступившему на трон вместо умершего брата. Но еще накануне офицеры, члены тайного общества, призывали матросов отказаться от присяги, потребовать конституции. Они говорили, что моряков поддержат сухопутные части.
А утром гвардейцы восстали.
Экипаж гудел, как улей. Неслыханное дело — бригадному командиру не сделали «на караул». А когда он попытался прочитать манифест, послышались выкрики: «Не будем присягать!»
Свернув бумагу, командир удалился в свой кабинет, вызвал офицеров. Они заявили об отказе присягнуть Николаю. Зачинщики были арестованы, но во дворе так грозно зашумели, что их пришлось освободить.
В это время в экипаж прибыл член тайного общества, капитан-лейтенант Николай Бестужев. Он сказал, что на Сенатскую площадь уже пришел восставший Московский полк, царь готовится атаковать его силами кавалерии.
Со стороны Адмиралтейства послышались ружейные выстрелы.
— Ребята, что вы стоите? — воскликнул брат капитан-лейтенанта мичман Петр Бестужев. — Слышите, стреляют? Это ваших бьют!
— За мной! — громко скомандовал Николай Бестужев. — На площадь! Выручать своих!
Все восемь рот — тысяча сто гвардейцев с оружием в руках — двинулись на площадь. Свистели флейты, грохотали барабаны. Ледяной, порывистый ветер развевал боевое Георгиевское знамя.
Четко печатая шаг, с решимостью на лице, шагал старый матрос — восемнадцать лет службы за плечами! — Иван Васильев, имевший медаль за 1812 год.
Надувая щеки, выводил мелодию флейтщик, четырнадцатилетний Федор Андреев. Юнга гордился, что идет рядом с героями Отечественной войны.
