Николай Скоморохов - Служение Отчизне
Откровенно говоря, до этого я не замечал у себя такой расторопности, такой готовности пойти на все, чтобы сберечь экипаж штурмовика. Идя к линии фронта, мы иногда перебрасывались отдельными деловыми фразами, а при подходе к линии фронта она обычно говорила: «Ну, Скоморох, смотри в оба». Я занимал наиболее подходящее место в боевом порядке, откуда было бы удобнее видеть и своевременно отразить атаку самолетов противника. Варя владела самолетом мастерски. Ее ведомые любили и понимали своего командира и старались, видимо, вовсю, так как строй был плотный, атаки смелы, дерзновенны. Над целью они делали, как правило, так много заходов, что еле-еле хватало горючего для того, чтобы добраться до своего аэродрома в Майкопе. Иногда и без горючего садились на наш аэродром.
Мы восторгались их боевой работой. Так они четко, слаженно, виртуозно атаковали, что я даже иногда боялся, как бы, засмотревшись на их работу, не упустить приближение «мессершмиттов». Но этого не случалось. Мы всегда замечали своевременно на большом удалении «мессершмитты», и обычно пара связывалась боем, а вторая находилась в непосредственном прикрытии штурмовиков. Ни одна пробоина от «мессеров» не коснулась самолета Вари и ее ведомых.
После подобных полетов в нашем сознании что-то переворачивалось, происходила переоценка собственных возможностей. Как много значит иной раз встреча с таким человеком! В нашей школе мужества, сама того не зная, лучшим педагогом стала именно Варвара Савельевна Ляшенко. То, что сделала для нас она, ничем не взвесить, не измерить. Она вошла прочно в наши сердца, чтобы нас сделать чище, сильнее, самоотверженнее…
Но вскоре воздушные встречи с Варей прервались. Мы стали решать разные задачи. Но за ее судьбой не переставали следить и были очень обрадованы, когда 8 марта 1943 года увидали портрет Вари на первой странице нашей армейской газеты. Ее красивое лицо было строгим и волевым. Подпись гласила:
«Отважная дочь советского народа лейтенант В. Ляшенко успешно громит фашистскую нечисть. На ее боевом счету 41 вылет на штурмовку живой силы и техники противника».
Несколько строк было отведено ей и в праздничной, посвященной Международному женскому дню передовой статье.
Вот они:
«В одном из наших подразделений работает замечательная женщина-пилот тов. Ляшенко. На своем штурмовике Ляшенко делает зачастую по 2—3 боевых вылета в день на штурмовку врага. Она в совершенстве изучила сложную машину Ил-2».
Это было 8 марта, а 6 мая того же года как гром среди ясного неба нас поразила трагическая весть: Варя Ляшенко погибла. Этому никто не хотел верить. Мы попросили командира полка связаться со штабом дивизии, уточнить: так ли это? Оказалось, все правда. Варя вместе со своим экипажем погибла в районе станицы Крымской: сбитый прямым попаданием «ил» упал на северо-восточные скаты высоты 117,0.
В полку штурмовиков состоялся по этому поводу траурный митинг. Мы не были на нем, но траур носим в душе до сих пор. Каких людей безжалостно забирала война! Зная привязанность летчиков к Варе Ляшенко, комиссар полка порекомендовал поэскадрильно провести беседы: «Отомстим фашистам за смерть отважной боевой летчицы!». Это были беседы, каждое слово которых обжигало нас, звало к мщению. Варя стала в нашем сознании в один ряд с Зоей Космодемьянской, Василием Клочковым, и за ее гибель гитлеровцам воздалось сторицею.
…22 февраля, в канун 25-летия Советской Армии и Военно-Морского Флота, летчиков собрал замполит эскадрильи. Он обратился к нам с такими словами: «Юбилей Вооруженных Сил СССР мы должны отметить новыми победами в воздушных боях. Сбить как можно больше фашистских гадов — вот наш девиз».
С этим напутствием мы и отправились на задание. Удастся ли выполнить наказ замполита, встретим ли мы врага, а если встретим — сумеем ли загнать его в землю? Нас четверо: Кубарев, Шахбазян, Попов и я. Идем в район Малой земли. Многострадальная, обильно политая кровью Малая земля. Кто не знает о тебе, кому неведомы твои герои? По подсчетам самих немцев, они истратили на каждого ее бойца не менее пяти снарядов только одной тяжелой артиллерии. Бывали дни, когда на этот небольшой клочок земли фашисты совершали до двух тысяч самолето-вылетов. Естественно, что в районе Мысхако шли ожесточенные воздушные бои. И вот в этот район следуем и мы. Все испытываем естественные волнения — ведь может случиться так, что нам придется выдержать испытания, боем прямо над Малой землей и нашими экзаменаторами будут ее героические защитники…
Немцы не заставили себя долго ждать. Девятка Ю-87 под прикрытием двух пар «мессеров» шла в направлении Новороссийска. Ладно, попробуем сорвать ваш черный замысел! Выстраиваемся растянутым левым пеленгом. Идем в решительную атаку. Создаем сплошную завесу огня: один уходит в сторону, его очередь продолжает другой, потом третий, четвертый… Еще заход, еще…
Вспыхивает первый «юнкерс». Его сразил Кубарев. Затем от меткой очереди Попова рухнул наземь второй стервятник.
Эти победы возбудили в нас бойцовский азарт, придали нам решительности. Мы почувствовали, что инициатива боя в наших руках. Оказывается, у этого чувства есть удивительная особенность: оно умножает силы. Так случилось и со мной. Увидев уклоняющийся в сторону «юнкерс», я тут же настиг его, по всем правилам, как учил Микитченко, прицелился и нажал гашетку. «Юнкере» как будто кто-то толкнул снизу — он взмыл вверх и тут же начал переворачиваться. Подумалось, что совершает обманный маневр. Но ему такое было уже не под силу. Через секунду, когда он, кувыркаясь, пошел к земле, все сомнения рассеялись: сбит!
Я не дал чувству радости овладеть мною: оставались четыре «мессера» и «юнкерсы». Они запросто могли еще отыграться на нас. Однако фашисты предпочли ретироваться.
Налет на Новороссийск сорван, на нашем счету — три сбитых стервятника. Такого в полку еще не было. Наказ замполита выполнен: мы возвращаемся с хорошим подарком своему воинскому, ставшему всенародным, празднику.
На земле нас тепло поздравили, за ужином к фронтовым 100 граммам добавили по столько же за сбитых. Певзнер даже расщедрился на жареного поросенка.
Утром следующего дня всем полком мы держали курс на Краснодар. Немец откатывался назад.
В Белореченской мы оставили батальон Певзнера с его знаменитой концертной бригадой. Было жалко расставаться, но что поделаешь, если так приказано!
Краснодар встретил нас взорванной У-образной взлетной полосой, мрачными руинами городских кварталов, рвами, заполненными телами замученных советских людей…
Здесь кровожадный фашистский зверь полютовал вволю. Не было такого преступления, которое бы не совершил он. Грабежи, бесчинства, убийства буквально на каждом шагу — вот на чем держалась фашистская власть в городе.
После того, что мы увидели и узнали в Краснодаре, а это было для нас впервые, в полку стал реже раздаваться смех, приумолкла никогда не унывающая гармонь Вани Калишенко. Слишком велико было наше потрясение от увиденного и услышанного.
Хотелось немедленно в бой.
Мы были приведены в такое состояние духа, что могли, казалось, зубами рвать каждый вражеский самолет. Именно в таком состоянии духа и был сбит мною первый Me-109.
Давно я ждал этой схватки. Грозной машиной казался мне «мессершмитт», а что им управляют опытные пилоты — в том я убеждался не раз на собственном горьком опыте.
Опасался я этой схватки, но знал, что рано или поздно она состоится и будет моей настоящей боевой проверкой.
В каждом вылете ждал я решающей для меня встречи, мысленно представляя себе возможные ее перипетии.
Сраженный «месс» мне нужен был до крайности. Чтобы поверить в себя, укрепить свой дух.
И вот, наконец, долгожданная встреча состоялась. И случилось это при весьма неподходящих обстоятельствах, когда мы с Кубаревым возвращались из полета на разведку.
В наши планы не входило ввязываться с кем бы то ни было в бой. Мы должны, были доставить командованию данные о передвижениях немецких войск на Таманском полуострове. Да к тому же и горючего у нас было в обрез.
А тут «мессеры». Идут прямо на нас.
Ведущий резко увеличил обороты мотору, машина рванулась навстречу врагу, как пришпоренная. Я неотступно следовал за ним. Мелькнула мыслишка: «Врежут нам немцы, вон их сколько». Но вслед за этим в памяти всплыла картина массового убийства — ров, заполненный человеческими телами.
Одного этого оказалось достаточно, чтобы страх уступил место злости, ненависти.
Рука крепче сжала штурвал.
Ведя огонь со всех точек, мы проскочили между «мессами», те шарахнулись было в сторону, но тут же снова сомкнулись, пошли на боевой разворот. Мы проделывали то же самое. И где-то на высшей точке разворотов снова выходим с врагом на встречные курсы.
— Скоморох, иду в лобовую! — предупредил Кубарев.
