Алексей Евдокимов - Первый день войны
— Не нравится мне эта тишина… — сказал Горбенко, вылезшему вслед за ним, Миронову.
Горбенко постоял несколько минут на шоссе и затем подошел к стоящим на обочине брошенным грузовикам. Один из них был той же марки, что и грузовик, на котором они ехали. Проверив его исправность Горбенко, подозвал к себе Миронова.
— За нами может быть погоня, — сказал он. — А что впереди, мы тоже не знаем… Можем попасть в капкан. Поэтому, надо отвлечь внимание преследователей. Прикажи бойцам поменять номерные знаки у нашего грузовика и у этого. Он на ходу. Я на нём поеду впереди вас по шоссе. Через три километра вы свернете с шоссе на проселок, ведущий к аэродрому, а я поеду прямо. Пусть те, кто за нами охотятся, думают, что грузовик идет в Белосток.
Сменив номерные знаки, Миронов подошел к Горбенко и спросил:
— Товарищ лейтенант, может быть, я на этой машине поеду? Я умею водить. До службы работал в колхозе трактористом.
Горбенко отрицательно покачал головой.
— Нет, сержант, — ответил он. — Архив на аэродром должен доставить ты. Ты начальник караула, а я, как ты помнишь, нахожусь под арестом. Если с архивом что-нибудь случиться, тебе первому отвечать. А с арестанта, какой спрос!.. — невесело улыбнулся Горбенко. Он сел за руль грузовика. — Когда будете на аэродроме, — сказал он. — Дайте мне знать выстрелом из ракетницы, что архив в безопасности. Тогда я тоже поеду на аэродром. — Горбенко бросил взгляд на ручные часы. — Сейчас половина одиннадцатого… — сказал он. — Езды до аэродрома не более получаса. Я думаю, что смогу успеть к вылету самолетов. Но если со мной что-нибудь случиться, не поминай меня лихом, сержант!
Миронов крепко пожал руку Горбенко.
— Желаю вам удачи, товарищ лейтенант! — дрогнувшим голосом, попрощался он.
МОСКВА. ЛУБЯНКА. ЗДАНИЕ НКВД. 22 июня 1941 года…
Поздно ночью в кабинете генерал-лейтенанта Масленникова зазвонил телефон. «Вертушка!..» — подумал он, беря трубку. Это означало, что ему звонил кто-то из руководителей страны.
— Здравствуйте!.. Генерал-лейтенант Масленников у аппарата! — поздоровался он.
В трубке он услышал легкое покашливание, и затем знакомый хрипловатый голос с акцентом произнес.
— Добрый вечер, товарищ Масленников! Вы сейчас не очень заняты?
Масленников сразу понял, кто ему звонит. Он внутренне напрягся, и затем спокойно ответил.
— Нет, не занят, товарищ Сталин! Я вас внимательно слушаю…
Его собеседник некоторое время молчал и затем спросил:
— Товарищ Масленников, вы помните наш разговор у меня в кабинете четыре дня назад?
— Да, товарищ Сталин, — ответил Масленников. — Хорошо помню! Вы приказали привести нашу разведывательную сеть в приграничных районах Польши и Западной Белоруссии в боевую готовность.
Из трубки послышалось.
— Я хотел бы знать, товарищ Масленников, как обстоят дела сейчас. Готова ли ваша сеть к проведению диверсий? Генеральный штаб сообщает, что наши войска в Белоруссии попали в крайне тяжелое положение. Немецкие механизированные части продолжают быстро продвигаться вглубь нашей территории. В этой ситуации, пока подтягиваются резервы из глубины страны, надо всеми силами постараться затормозить немецкое наступление.
Масленников, собираясь с мыслями, несколько секунд молчал и затем ответил.
— Я хорошо понимаю сложившуюся в Белоруссии обстановку, товарищ Сталин. Позавчера наш связной передал приказ руководителям сети — в случае начала войны между СССР и Германией приступить к диверсиям на транспортных коммуникациях немецких войск. Но затем связного по непонятным причинам арестовала немецкая служба безопасности, а позже его освободили, как он утверждает, польские партизаны. Связной рассказал, что встреча с руководителями сети прошла успешно, а его арест связан с тем, что его опознали перебежавшие к немцам бывшие троцкисты. Он расследовал их деятельность ещё в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. До окончательного выяснения всех обстоятельств его ареста и освобождения я распорядился задержать связного.
— Вы, что же, товарищ Масленников, не уверены в своем связном? — поинтересовался у Масленникова его собеседник.
— Уверен, товарищ Сталин! — твердо ответил Масленников. — Я считаю, его арест случайностью или провокацией немецких спецслужб и уверен, что на допросе он никого не выдал. Но на его задержании настояло мое руководство… Этот сотрудник четыре года назад был репрессирован и отсидел два года в тюрьме. У нас не хватает опытных кадров, товарищ Сталин, и поэтому было принято решение использовать его на оперативной работе в Польше.
Собеседник Масленникова после паузы снова спросил его.
— Я повторяю свой вопрос, товарищ Масленников… Вы уверены в этом человеке? Вы можете поручиться за него?
— Да, товарищ Сталин, — чуть повысив голос, ответил Масленников. — Я абсолютно уверен в этом человеке и могу поручиться за него! В противном случае я бы не стал просить наркома товарища Берию освободить его два года назад. Я лично знаю лейтенанта Горбенко много лет. Познакомился с ним ещё в Туркестане в двадцатых годах. Мы вместе громили банды «басмачей».
— Хорошо, товарищ Масленников, — послышалось из телефонной трубки. — Оставьте этого человека на оперативной работе. Но учтите, что вы несете за него личную ответственность!
— Я вас понял, товарищ Сталин, — ответил Масленников. — Я уверен, что наша агентурная сеть в Польше в безопасности и хотел бы использовать лейтенанта Горбенко для связи с ней. Он лично знает её руководителей. Кроме этого, на базе подразделений пограничных и внутренних войск, расквартированных на территории Западной Белоруссии, я предлагаю создать разведывательно-диверсионные отряды, которые будут наносить удары по тылам немецких войск. Это окажет существенную помощь нашей армии.
Собеседник Масленникова удовлетворенно сказал.
— Очень хорошо, товарищ Масленников! Это как раз то, что сейчас крайне необходимо нашей армии. Я попрошу наркома обороны маршала Тимошенко оказать вам всю необходимую помощь. Если вам что-то понадобиться, звоните мне в любое время дня ночи.
— Слушаюсь, товарищ Сталин! — ответил Масленников.
ШОССЕ «ГРОДНО — БЕЛОСТОК». 22 июня 1941 года…
Проехав ещё три километра по шоссе, Горбенко остановил машину. Вслед за ним остановился грузовик, в котором ехали сержант Миронов с бойцами караула. Посмотрев на карту, Горбенко указал им рукой на примыкающий к шоссе небольшой проселок, заросший по обочине бурьяном и чертополохом. Грузовик Миронова свернул на него и, проваливаясь в заполненные водой ямы и рытвины, вскоре исчез в ночной темноте. Горбенко выключил двигатель своей машины и, забравшись в кузов, стал в бинокль внимательно осматривать шоссе, как в сторону Гродно, так и в сторону Белостока. Вскоре он заметил в темноте несколько светящихся точек, приближающихся к нему со стороны Гродно. В ночной тишине Горбенко различил звук мотоциклетных двигателей. Он лег в кузов и снял с предохранителя автомат. «Если мотоциклисты проедут мимо, — подумал он. — То это, скорее всего, наши… А если остановятся, то наверняка диверсанты…» Головной мотоцикл, не доезжая метров триста до грузовика Горбенко, вдруг остановился. В его коляске Горбенко различил, уже знакомого ему офицера-пограничника, которого он видел в Гродно у здания городского управления НКВД. Левая рука пограничника была перевязана бинтом. Вслед за ним, остановились и другие мотоциклы. Горбенко насчитал их всего пять. В них сидели десять красноармейцев, вооруженных автоматами и ручными пулеметами. «Значит это диверсанты… — понял Горбенко. — В бой с ними мне вступать нельзя, так как из пулеметов они из меня в миг решето сделают». Офицер-пограничник вылез из коляски и, поднеся бинокль к глазам, стал внимательно рассматривать грузовик Горбенко. Горбенко незаметно выбрался из кузова и сел на место шофера. «Надо их подальше увести отсюда…» — решил он. Он уже хотел нажать на педаль стартера, как вдруг увидел впереди на дороге еще одну колону мотоциклистов. Их тоже было пять или шесть, но на этот раз они ехали со стороны Белостока. «Может быть наши!..» — с облегчением подумал Горбенко. Он поднес к глазам бинокль. То, что он увидел в нем, заставило его вздрогнуть. Он ясно различил… выкрашенные в серый цвет мотоциклы, незнакомых марок и, одетых в такую же форму, солдат в глубоких, как ночной горшок, касках. «Это немцы!..» — понял он. Горбенко неподвижно застыл на месте, не зная, что предпринять. Вдруг у него мелькнула спасительная мысль. Он еще раз прикинул расстояние до, приближающейся со стороны Белостока, немецкой мотоколоны и, плавно отпустив сцепление, нажал на педаль стартера. Двигатель грузовика глухо заревел. Горбенко включил первую передачу и тронулся с места. Его грузовик, петляя между брошенными на дороге повозками, понесся навстречу немецким мотоциклистам. В зеркале заднего вида Горбенко увидел, как офицер-пограничник сел в коляску своего мотоцикла и махнул рукой. Обгоняя его мотоцикл, за машиной Горбенко устремились другие мотоциклисты. По губам Горбенко скользнула злорадная усмешка. Он видел, как немецкая мотоколона остановилась, и солдаты стали соскакивать с мотоциклов и ложиться на землю. Поднятый грузовиком Горбенко столб пыли закрывал им его преследователей. Когда, до лежащих на дороге немецких мотоциклистов, осталось не более ста метров, Горбенко резко крутанул руль вправо. Его машина свернула с дороги, перепрыгнула через кювет и, с заглохнувшим мотором, остановилась среди поля, не скошенной ржи. Сзади себя Горбенко услышал автоматные и пулеметные очереди. Он распахнул дверцу кабины и спрыгнул на землю. Над ними огненными светлячками пронеслось несколько пуль. Горбенко, раздвигая, толстые стебли ржи, пополз от дороги. За спиной у него продолжал бушевать огненный смерч. Видимо бой на дороге разыгрался нешуточный. Когда поле ржи осталось позади, Горбенко встал на колени и оглянулся назад. На дороге он увидел несколько горящих мотоциклов. Стрельба к этому времени уже прекратилась. По дороге метались тени людей, и слышалась громкая немецкая речь. Горбенко вытащил из кармана компас и, определив направление на аэродром, заспешил в ту сторону.
