Александр Авраменко - Стальная дуга
— А… А как же?
Она чуть усмехнулась.
— Иди. Я в коридор выйду, а потом вернусь. Сиди, скильки зможешь. Диду казав, що чем бильше, тем лучшее будэ.
Накинула на голову платок и скользнула в коридор. Чёрт! Там же холодно!!! Лётчик торопливо потащил с себя одежду, и, затем, наконец, оказался в раскалённой внутренности парилки. Устроился на полке повыше, нашёл ковшик с водой в неверном отсвете огня печи и поддал ещё пару. Перегретая струя со свистом ударила в потолок, сразу стало горячо. Он расстелил чистое рядно, заботливо приготовленное Дариной и улёгся на нём, чтобы не обжечься. Ух! Хорошо!.. Интересно, что мне дед дал? И хозяйка какая-то не в себе сегодня… Прислушался к своим ощущениям — нет. Вроде всё нормально… Только почему то жар изнутри пошёл… И в висках слегка шумит… Но не от жары. Что-то другое… Что? Вытянулся поудобнее. Расслабился, чувствуя, как благословенное тепло пронизывает каждую частичку его тела… Отвернулся к стене. Пахнуло холодом — Владимир резко повернулся к двери, там стояла Дарина в одной рубашке…
— Ты что?!
— Мовчи, дурэнь!
Шлёпая босыми ногами она подошла к нему, Столярова бросило в жар, он почувствовал напряжение в паху… Между тем хозяйка деловито осмотрела его синяк, снова мазнула мёдом, затем открыла топку печки и подкинула дров, плеснула ещё воды на уже светящиеся от жара камни. Всё заволокло паром, только где-то в углу плясали багровые отсветы в топке. У Владимира всё поплыло перед глазами, он почувствовал, как его сознание начинает куда-то прятаться…
…Сознание вернулось сразу. Он открыл глаза — лежит уже в хате. Ого! Как это я сюда попал? Дарина постаралась? Ну, чёртова девка! Отчаянная! Ничего не побоялась… Стоп! А что это?.. Он перевёл взгляд и замер — знакомая ладошка лежит у него на груди, проскользил взглядом вдоль руки: мать… Осторожно приподнял одеяло, взглянул внутрь и торопливо опустил — на девушке ничегошеньки не было. Ни единой ниточки…
Глава 11
Майор пришёл в себя уже только в машине, лежа на деревянном полу. По характерному подвывающему звуку догадался, что это тупоносый американский «студебеккер». Заметив, что Столяров пошевелился, к нему склонилась санитарка, худенькая большеглазая девушка лет двадцати.
— Очнулись, товарищ командир? Слава Богу!
— Где я?
— Не волнуйтесь. Вас в госпиталь везут. В Харьков.
— О, чёрт! А это что?!
Он нащупал на себе плотную повязку на правом плече обожженной руки. Девчушка удивлённо посмотрела на него:
— Так это, товарищ майор, рана у вас там. Осколок сидит, от бомбы. Ваш танк разбомбили фрицы с воздуха, видать одним и зацепило. Наш врач ещё диву давался, как вы с такой дыркой девушку вытащили. А кто она вам?
Александр оторвался от созерцания и сердито посмотрел на большеглазое чудо в шинели не по росту:
— Член экипажа. Радиотелеграфист. А где она?
— Да в соседней машине. Где тяжёлые. Крови много потеряла. Но жить будет! Не волнуйтесь! И остальные ваши там тоже. Все живы, хоть и поранены сильно…
В это время кто-то из раненых попросил пить, и санитарка рванулась к нему, оставив Александра в покое, наконец. Майор попробовал подняться, и это ему удалось, несмотря на шум в ушах слабое головокружение. Он кое-как добрался до стенки будки и привалился к фанере обшивки. Приятное тепло, шедшее от установленной в машине «буржуйки», разморило его, и Столяров не заметил, как его глаза вновь сомкнулись…
После прибытия в город Столяров сразу попал на хирургический стол. В утешение ему в этот раз операцию делали под местным наркозом. Старенький врач-хирург долго ругался по поводу дырки в молодом «дикорастущем», как он выразился, организме. Но своё дел сделал отлично, и когда Александр слез со стола напутствовал его на прощание просьбой беречься от подобных вещей.
— А что поделать, товарищ хирург? Война есть война, и на ней стреляют…
— Всё равно, молодой человек. Вы уж там поосторожнее.
— Будем стараться, товарищ доктор…
В палате для легкораненых было двенадцать человек. В основном — пехота, но оказался один из Богов Войны, в смысле — артиллерист. А так же весьма редкий гость — лётчик. Пилоты попадали в такие заведения не так уж часто. Как правило, они, если попадало легко, лечились при своих санбатах. Ну, а сели что тяжёлое — то либо закрытый гроб, либо тыловое учреждение. Этот же был из транспортной авиации, снабжавшей наши окружённые под Красноармейском наши части под командованием Попова, и словил осколок мягким местом, когда немцы пытались помешать нашим «У-2» сбрасывать бойцам боеприпасы и горючее. Смешно и больно, как тот выразился. Впрочем, для летунов такое ранение было довольно типичным… Александр устроился на койке у окна и использовал выпавшую ему передышку для отдыха. Он отсыпался, отъедался, насколько это было возможно. Читал свежие газеты, что было всё-таки роскошью. Нет, армейскими боевыми листками части снабжались безупречно, слов нет. А вот с центральными, вроде «Правды», «Известий», уже было сложнее… Вечерами для выздоравливающих в госпитале организовывали танцы, на которых было много гостей из харьковчан. По преимуществу женского пола. Раны Столярова заживали быстро, на удивление ему самому, и вскоре, уже через две недели он впервые посетил подобное мероприятие. К своему величайшему удивлению там он увидел Татьяну, скромно сидевшую на стульчике в углу…
— Привет, радиотелеграфист! Как самочувствие?
— Спасибо, товарищ майор…
— Что сидишь такой букой? Или не рада меня видеть?
— Почему? Рада, товарищ майор… Ребята тоже здесь?
Майор посуровел.
— Все на месте. Тут. У тяжёлых лежат. Тебя я дотащил.
— Я знаю… Мне ещё там всё рассказали. Как вы с осколком в плече меня по снегу волокли три километра.
— Три километра?! Не знал, честное слово!
— Вот так оно было… Вы уж извините меня, товарищ майор…
— За что?!
— Это я ту фотокарточку у вас взяла. В вагоне… Хотела сжечь, да одумалась… А вашей невесте повезло. Я ей завидую.
Столяров опешил:
— К-какой невесте?!
— Той, что на карточке… Красивая девушка. Вы с ней счастливы будете. Желаю вам всего хорошего вместе…
Наконец Александр понял: девушка посчитала Бригитту за его будущую супругу. Он облегчённо улыбнулся.
— Ох ты ж Господи! Я чуть заикой не стал, солнышко! Рассказать тебе одну историю, Танюшка?
Девушка несмело подняла потупленную голову и слабо кивнула в знак согласия. Майор полез в карман пижамы, выудил папиросу и, закурив, начал свою речь…
— Было это в сорок первом. Ещё в Белоруссии… Я тогда в окружение попал. Контузило, а потом в блиндаже завалило. Наши, кто уцелел, отступили, а про меня видать, забыли. Или откапывать некогда было… Словом, когда наружу вылез — никого и ничего. Одни мертвецы. Вот я к своим и пошёл… Всякого повидал по дороге. И не дай Бог кому другому это пережить! А на одной речушке я фрицев прихватил. Троих. Двух — ножом. А третью — в плен взял. Вот эту вот самую…
С этими словами он вытащил из кармана злополучную фотографию. Уже изрядно потёртую, затем продолжил:
— Они на машине были. Решили искупаться. Расслабились. Ну, ты про мой ножик знаешь, чего говорить? В общем, поехал я с комфортом. На одной дороге наткнулся на нашу колонну, которую немцы с воздуха накрыли, а потом танками. Там… Там наших сестричек в плен взяли. И видать всей толпой… Того… Понимаешь. Лежали они, привязанные… Я хотел Бригитту тоже, чтобы хоть так за них рассчитаться, а не получилось себя превозмочь. Не могу я так. Я же не фашист, в конце концов?! Отпустил я её. К своим. А карточку взял на память, чтобы после войны, когда Гитлера кончим, вместе со всей его сворой, нагрянуть к ней в дом и спросить, что они забыли у нас?! Какого, извиняюсь, рожна полезли?! Вот и ношу с собой, не забываю о своём обещании. И, веришь — обязательно так и сделаю!
Он с размаху потушил окурок в горшке с чудом уцелевшем фикусом и замолк, глядя на танцующих. Через несколько мгновений он почувствовал несмелое касание и повернул голову — Татьяна смотрела на него с обожанием.
— Это правда? Товарищ майор, она вам никто?
— Никто. Просто — враг.
— Спасибо вам! Спасибо!
Девушка расплакалась. Но это были слёзы облегчения… Теперь вечерами Александр навещал Татьяну в её палате. Девушка искренне радовалась его визитам, а подруги считали его её женихом. Откровенно говоря, Столяров и сам бы так хотел, но что-то, непонятное ему самому удерживало его от признаний, хотя Лютикова ясно давала понять, что ждёт от него слов любви. Но майор не мог заставить себя произнести их, хотя и очень хотел сам это сделать… Между тем на фронте обстановка резко менялась. Двадцать третьего февраля, в день Красной Армии отступившие было немцы начали контрнаступление. Перемолов в упорных оборонительных боях атакующие советские части, выбив у наших технику, танковый корпус СС вновь ринулся на Восток. Двадцать четвёртого командующий шестой армией генерал Харитонов был вынужден отдать своим войскам приказ о переходе к обороне. Двадцать пятый танковый корпус дрался в окружении, а эсэсовцы бездушным механизмом шли вперёд. В госпиталь потоком хлынули раненые. Обожженные, искалеченные, множество людей круглые сутки поступали в Харьков. Хирурги работали круглосуточно, пытаясь спасти как можно больше народа, теряли сознание от усталости и недосыпа за операционным столом, в коридорах толпились очереди добровольных доноров, сдающих кровь для бойцов. Так встретили и начало марта. А уже одиннадцатого раненые проснулись от далёкой заполошной стрельбы на окраинах города. Это первые части «Лейбштандарта Адольф Гитлер» уже вошли в Харьков…
