Бернард Корнуэлл - Ружья стрелка Шарпа
Гордый действиями стрелков, лейтенант сам себе улыбнулся. Все было сделано на невероятных скоростях, противник дрогнул, они перехватили инициативу.
Французы по-прежнему блокировали дорогу, но теперь стрелки Шарпа могли донимать огнем укрывшихся за невысокой баррикадой, что они и делали с радостью людей, мстящих за свой позор.
В ходе боя на горе в плен попали двое французов. Несчастных драгун затолкали в пещеру, которую охранял зверского вида стрелок. Шарп прикинул, что на каждом из склонов ущелья было не больше трех дюжин драгун. За баррикадой и в конной атаке он видел не более шестидесяти или семидесяти человек. Это означало, что перед ними располагался посланный на перехват небольшой отряд.
– Лейтенант! – крикнул снизу Вивар. Испанца не было видно из-за нагромождения камней.
– Я слушаю, майор!
– Сможете поддержать меня огнем, когда я атакую заграждение?
– У вас ничего не выйдет!
Шарп понимал, что, если Вивар пойдет на заграждение, во фланг ему ударит кавалерия. Он уже видел, что делают с рассеянной пехотой конные драгуны, и боялся за касадорцев. Карабины никогда не были настоящим оружием драгун. Они полагались на мощь длинных прямых палашей и молили Бога, чтобы Он послал самоуверенных дураков под их смертоносные клинки.
– Англичанин! – прокричал Вивар.
– Я слушаю, майор.
– Мне плевать на ваше мнение. Поддержите меня огнем!
– Придурок, – проворчал Шарп и скомандовал: – Прижать противника к земле! Огонь!
Солдаты Вивара кинулись в атаку колонной по три. В первый раз они атаковали цепью, сейчас Вивар выстроил своих людей наподобие живого тарана, которым хотел пробить баррикаду на дороге. Пешие кавалеристы не шли, а бежали в атаку. С баррикады поднялся дымок, стрелки Шарпа тоже открыли огонь.
Конные драгуны числом до сорока человек увидели, что неприятель вышел на открытое место. Всадники пришпорили коней и рысью понеслись в атаку. Вивар не обращал на них внимания. Один из испанцев упал, его товарищи засуетились над телом и перестроились. Высоко и резко протрубил горн, майор остановил своих людей и развернул их в сторону кавалерии.
Теперь Шарп сообразил, что планирует испанец. По смелости его план граничил с идиотизмом. Не обращая внимания на засевших на баррикаде драгун, он решил обрушить весь огонь на кавалерию. Майор был уверен в том, что стрелки подавят баррикаду. Шарп пошел вдоль цепи стрелков, выкрикивая им цели.
Увидев, как кто-то из стрелков выстрелил поспешно и не целясь, Шарп пнул его в ногу.
– А ну целься, дурень!
Шарп высматривал, не рассыпан ли рядом с солдатами порох – верный признак того, что они недосыпают его в ружье, дабы избежать сильной, как пинок мула, отдачи в плечо. Никто из стрелков, однако, не пользовался дешевой уловкой.
Двое солдат на правом фланге Вивара упали на землю. Кавалерия уже неслась во весь опор, из-под копыт летели комья грязного снега.
– Целиться! – прокричал Вивар с правого, самого близкого к баррикаде фланга. Он поднял палаш. – Ждать, еще ждать!
Ближе к дороге снежный покров был совсем тонким. Лошадиные копыта стучали по земле, занесенные клинки тускло блестели. Вновь протрубила труба, драгуны понеслись еще быстрее, кто-то уже выкрикнул боевой клич. Испанцы не выстроились в каре, полностью положившись на мощь ружейного залпа. Лишь самые дисциплинированные войска могли сохранять такой порядок при конной атаке.
– Огонь! – махнул палашом Вивар.
Прогремели испанские карабины. Лошади заметались. В окровавленный снег рухнуло несколько всадников. Кто-то страшно и дико визжал – Шарп не мог разобрать, человек это или лошадь. Затем вопли перекрыл боевой клич Вивара:
– Сантьяго! Сантьяго!
Галисианцы бросились в атаку. Они бежали к опрокинутой коннице.
– Господи Иисусе, – пробормотал стоящий рядом с Шарпом стрелок, – вот сумасшедшие!
Если это и было безумие, то замечательное. Стрелки Шарпа завороженно смотрели на испанцев, в то время как лейтенант метался вдоль цепи и, срывая голос, приказывал стрелять по баррикаде. Взглянув вниз, он увидел, что галисианцы побросали карабины и выхватили палаши. Они перепрыгивали через убитых лошадей и всаживали клинки в ошеломленных драгун. Некоторые хватали коней под уздцы и стаскивали всадников на землю.
Засевшие на баррикаде французы решили атаковать испанцев с фланга. Шарп закричал, предупреждая Вивара, но было ясно, что майор ничего не услышит.
Лейтенант развернулся.
– Сержант Уильямс! С этими людьми остаетесь здесь. Остальные – за мной! Вперед!
Стрелки понеслись вниз по склону. Их отчаянная атака должна была смять фланг драгун.
Увидев неприятеля, французы заметались и обратились в бегство. Солдаты Вивара брали пленных и отлавливали лишившихся всадников лошадей. Бой закончился. Попавший в засаду малочисленный отряд вырвал невозможную победу. Снег провонял кровью и дымом.
Неожиданно за спиной Шарпа, в дальнем конце каньона раздалась стрельба.
Вивар резко обернулся. Лицо его посерело.
– Лейтенант, – прохрипел он, указывая в даль ущелья.
Шарп, обернувшись, увидел, как сержант Уильямс перенес огонь на другой конец ущелья, и понял, что оттуда идут в атаку драгуны, отрезавшие их отход. Не дождавшись панического отступления солдат Вивара и Шарпа, они решили напасть на врага сзади.
И были остановлены одним человеком. Стрелок Харпер залег за тушей мула и из брошенного кем-то ружья сдерживал продвижение французов. Освобождаясь от веревок, он глубоко порезал себе руки, но, несмотря на раны, быстро перезаряжал ружье и стрелял с поразительной точностью. Мастерство ирландца подтверждали мертвая французская лошадь и раненый драгун. Харпер выкрикивал гэльские угрозы и предлагал драгунам приблизиться. Стрелок дико взглянул на подбежавшего Шарпа и снова прильнул к ружью. Шарп расположил стрелков на дороге.
– Целься!
Впереди французов скакал егерь в красной накидке и черной меховой шапке. Рядом с ним был высокий человек в черной бурке и белых сапогах.
– Огонь! – закричал Шарп.
Грянул залп дюжины ружей. Пули с воем отскакивали от камней, несколько кавалеристов полетели на землю. Всадник в красном и всадник в черном не пострадали. Шарпу показалось, что они смотрят на него. Раздавшийся с вершины горы залп заставил их повернуть коней в укрытие. Стрелки разразились презрительными возгласами, но Шарп резко их оборвал.
– Перезаряжай!
Французы ускакали. Со свисающих с камней сосулек капала вода. Стонала раненая лошадь. В ущелье висел удушливый пороховой дым. Одного из стрелков вырвало кровью; откашлявшись, он тяжело вздохнул. Кто-то плакал. Раненую лошадь прикончили выстрелом, грохот которого далеко разнесло горное эхо.
За спиной Шарпа раздались шаги. Блас Вивар, минуя Шарпа, минуя стрелков, опустился на колени перед мулом и осторожно перерезал упряжь, которой был привязан к мертвому животному сундук. Выпрямившись, он посмотрел на Харпера и сказал:
– Ты спас его, мой друг.
– Спас что? – Было ясно, что ирландец понятия не имеет, как дорожил сундуком майор Вивар.
Испанец подошел к великану и поцеловал его в обе щеки. Кто-то из стрелков хмыкнул, но осекся, почувствовав торжественность момента.
– Ты спас его, – повторил Вивар со слезами на глазах. Затем он поднял сундук и пошел к своим солдатам.
Шарп побрел следом. Продрогшие и молчаливые стрелки собирались у дороги. Радость победы не чувствовалась. Далеко внизу за завалом, которым французы перегородили ущелье, поднимался в небо столб серого дыма. В том месте была деревушка, и в сером, как тряпье нищего, дыме сквозило зловоние насилия и смерти.
На окровавленную землю черным снегом опускался пепел.
Глава пятая
Жители деревни не смогли предупредить Вивара потому, что больше не было ни деревни, ни жителей. Очевидно, селение подожгли одновременно с началом боя в ущелье. Дома пылали вовсю. Зато трупы основательно промерзли.
Деревенька была маленькой и бедной. Крестьяне разводили коз и овец, которых пасли на плоскогорье. Домики стояли в окружении карликовых дубов и каштанов. На небольших огородах выращивали картофель. Сами же домики представляли собой жалкие лачуги с неизменными кучами навоза у дверей. Люди делили жилье с животными; стрелки Шарпа привыкли к подобному в Англии, и ностальгические воспоминания омрачили день.
Если только можно было еще больше омрачить картину убитых детей и младенцев, изнасилованных женщин, распятых мужчин. Сержанта Уильямса, вложившего свою лепту в ужасы жестокого мира, стошнило. Один из касадорцев повернулся к пленному французу и, прежде чем Вивар успел вымолвить хоть слово, выпустил ему кишки. Только после этого испанец издал вопль ненависти.
Вивар проигнорировал и вопль, и убийство. Вместо этого он подошел к Шарпу и неуместным официальным тоном произнес:
