Евгений Сухов - Связной
Сегодня был тот редкий день, когда Тимофей приехал раньше времени. В какой-то степени для Зои его появление будет некоторым подарком. Не так уж часто они видятся в дневное время, все больше при свечах. Оно, конечно, романтично, но все-таки хотелось бы полюбоваться женой и при дневном свете, ведь она такая красавица!
Оставив машину у подъезда, он поднялся по широкой лестнице на второй этаж. Из-за двери благоухало наваристым борщом. Наверняка все соседи истекли слюной от такого знатного варева. Завидуйте, вот такая мне досталась суженая!
Как было заведено между ними, пренебрегая звонком, Тимофей негромко постучался. Дверь распахнулась сразу же, словно Зоя стояла у самого порога. Раскрасневшаяся, в цветастом переднике, она показалась ему невероятно красивой.
— Ты сегодня пришел раньше, — засветилась Зоя. — Но ничего, борщ уже готов!
— Я это почувствовал, когда подходил к дому, — заулыбался Тимофей. — Запах на весь квартал.
Пройдя в прихожую, Тимофей невольно обратил внимание на пальто, висевшее на вешалке.
— А я не одна, — неожиданно объявила жена, — ко мне пришла подруга.
— Вот как, — постарался скрыть разочарование Тимофей. Ему хотелось побыть с Зоей вдвоем, а тут такая незадача!
Шагнув в комнату, он увидел девушку лет двадцати двух — двадцати четырех, весьма привлекательную. Смущенно улыбнувшись, гостья произнесла:
— Зоя мне столько про вас рассказывала. Теперь я понимаю, что она нисколько не ошибалась. Меня зовут Люся, — протянула она узкую хрупкую ладошку.
— Тимофей, — пожал Романцев пальцы, тонкие, будто веточки.
— Очень приятно было с вами познакомиться, но мне нужно идти.
— Может, останешься? — не очень уверенно предложила Зоя.
— Да, правда, — поддержал Тимофей, — и борщ к тому же уже готов.
— Знаете, в следующий раз я непременно останусь, — заторопилась к прихожей Людмила, — но сейчас мне нужно идти. Завтра рано утром я уезжаю, мама у меня прихварывает.
— Ну, если так, — развел руками Тимофей, — задерживать не смею. Все аргументы уже бессильны.
— Как-то неловко получилось, — смущенно произнесла Зоя, когда подруга ушла. — Надо было настоять, предложить чаю.
Тимофей приобнял жену. Теплая. Желанная.
— Она просто не хотела нам мешать. Мы как-нибудь обязательно специально пригласим ее в гости.
— Было бы очень здорово, — прижалась Зоя к его груди. — У меня ведь ты есть, а у нее совсем никого. Я бы пирогов напекла, солянку приготовила…
— Хорошая идея! Нужно будет определиться со временем… Ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился! Все думал о том, как перешагну порог, как войду в квартиру, как обниму тебя…
Зоя быстро накрыла стол. Получилось очень красиво. Она умела создавать уют даже из малого. В центре в небольшой кастрюле дымился борщ, источая мясной дух. На широкой тарелке, расписанной «под хохлому», аккуратные кусочки хлеба; нарезанная селедка, до которой Тимофей был невероятно охоч, лежала горделивой барыней отдельно.
Вытащив из комода глубокие тарелки, Зоя налила в них борщ.
— Вот если бы ко всему этому еще и стопочку, — мечтательно протянул Романцев, — тогда было бы совсем хорошо.
— Ну как я могу тебе отказать? — пожала плечами Зоя, доставая из шкафа бутылку «белоголовой».
— То, что нужно, — вымолвил Романцев, наливая водку в стопку. Опрокинув ее одним махом, удовлетворенно произнес: — Вот теперь я понимаю, что такое счастье. — И принялся за борщ. — А борщ какой горячий! Это хорошо. Люблю именно такой. Ты у меня настоящая мастерица!
Зоя счастливо улыбалась и, подперев ладонью голову, с интересом наблюдала за Тимофеем, расправляющимся с борщом ложка за ложкой. Он отдувался, пыхтел, покрякивал, обмахивал себя ладонями, но приятное занятие прекращать не намеревался. А когда была проглочена последняя капля, устало откинулся на стул и произнес:
— Ух, наелся! Говорят, что переедать вредно.
— Ничего, тебе все полезно, ты еще молодой. А потом, когда ты ел в последний раз? — И заметив, как Тимофей призадумался, добавила: — Ну, вот видишь, даже и не вспомнишь.
— А ты чего не ешь?
— А я уже поужинала. Тебе ведь чай покрепче? — с готовностью спросила Зоя.
— Конечно. Ты знаешь мои вкусы.
— Посмотри, что у меня есть, — достала она из комода лимон. — Купила сегодня на базаре. И совсем недорого!
— Теперь мы шикуем.
— Вот чай с тобой я попью обязательно.
Зоя отрезала от лимона две тонкие дольки и положила их в чашки, после чего залила их свежезаваренным чаем. В небольшой стеклянной вазочке лежали колотые куски сахара. Пили вприкуску, макая твердый и белый, будто мрамор, сахар в горячий чай. Слов не требовалось, достаточно было лишь смотреть друг на друга.
Когда с чаем было покончено, они поднялись из-за стола и направились в комнату с небольшой узкой кроватью, на которой им никогда не было тесно.
Глава 4
Как мой подопечный?
Едва Тимофей перешагнул кабинет, как тотчас трескуче зазвонил телефон. Подняв трубку, он произнес:
— Старший лейтенант Романцев.
— Это полковник Утехин. Уже на службе?
— Так точно, товарищ полковник!
— Когда следующий радиоэфир?
— Сегодня в шесть часов вечера.
— Очень хорошо. Возьми карандаш и записывай. В радиограмме должны быть такие слова…
Пододвинув к себе листок бумаги с карандашом, Тимофей с готовностью отозвался:
— Слушаю, товарищ полковник!
— «На станции Люберцы находятся два эшелона с танками. Из разговоров с машинистом выяснено, что эшелон направляется на Ленинградский фронт. В Егорьевске наблюдается значительное скопление красноармейцев. По моим данным, это 217-я пехотная дивизия. Квартируют в городе уже три дня. В ближайшее время ждут передислокации в Тихвин». Записал?
— Записал, товарищ полковник.
— Пока этого достаточно. Немедленно сообщи, как получишь ответ.
Подняв трубку, Тимофей набрал номер начальника тюрьмы НКВД:
— Как там мой подопечный, товарищ майор?
— С ним все в порядке, сидит как миленький. В штрафном изоляторе не шибко-то побалуешь.
— Я его забираю, будет находиться под нашим наблюдением.
— Хорошо, товарищ старший лейтенант. Надеюсь, бумаги будут оформлены?
— С бумагами все в порядке, они уже подписаны.
— Тогда полный порядок. Жду!
Особняк из красного кирпича на улице Московской, в котором размещалась небольшая двухкомнатная квартира, подведомственная НКГБ, находился на самой окраине города. Ходили слухи, что прежде он принадлежал самому боярину Ромодановскому, использовавшему глубокие подвалы здания в качестве пыточной. Как бы там ни было, здание стояло на отшибе и для встреч с агентами представлялось идеальным местом. Над самой крышей, расправив каменные крылья, парил двуглавый орел, символ царского самодержавия и былого величия империи. Судя по многим отметинам на его оперении, герб пытались неоднократно сбить, но гордая птица, не желая сдаваться Советской власти, продолжала парить и буквально вросла в каменную кладку. В конце концов символ царской власти оставили в покое, и теперь орел хмуро посматривал на всех, кто проходил в дом, покалеченным левым глазом. Видно, с Советской властью у него были собственные счеты.
Подняв трубку телефона, Тимофей Романцев произнес:
— Вот что, дежурный, позови мне младшего лейтенанта Никифорова и сержанта Муртазина.
Через несколько минут в комнату сдержанно постучали:
— Разрешите?
— Проходите!
Первым прошел младший лейтенант Никифоров. Следом, укрывшись за широкой спиной сослуживца, протиснулся Муртазин.
— Никифоров, ты бывал на Московской в нашей оперативной квартире?
— Так точно, товарищ старший лейтенант.
— Сегодня из следственного изолятора я забираю Копылова. Он будет находиться в квартире под вашей охраной. Так что, если вдруг что-то пойдет не так… Вдруг он сбежит или еще что-нибудь эдакое выкинет, с каждого из вас спрошу строго. Вам понятно?
Младший лейтенант взгляда не отвел. Сухощавое лицо вдруг разодрала неуклюжая мальчишеская улыбка:
— Так точно, товарищ старший лейтенант, никуда он от нас не денется. Не в первый же раз.
— Вот и славно, Никифоров. Возьми рацию, — показал он на компактный ящик с ремнями, стоящий в углу кабинета, — и за мной в машину, — заторопился Романцев из кабинета.
В следственном изоляторе его уже ждали. Едва он представил бумаги дежурному офицеру, как тот понимающе кивнул и произнес:
— Майор Лебедев уже ожидает вас.
Еще через несколько минут в сопровождении охраны привели Копылова. Следом, заложив руки за спину, храня на лице деловую задумчивость, протопал начальник тюрьмы.
— Теперь он ваш, товарищ старший лейтенант.
