Сергей Андрианов - Пилоты грустят до старта
Кудинцев оставался на земле. Лавриков приказ его выполнил: заставил гитлеровцев остановиться и залечь. Именно он позволил задержаться Кудинцеву на земле, стоять до последней черты, лишь бы не случилось беды.
Потом, уже на госпитальных койках, возвращаясь к своему последнему дню на войне, Кудинцев не раз спрашивал себя, верно ли он тогда поступил: поднял в воздух Лаврикова, а потом и сам взлетел. Возможно, немцы, не встречая сопротивления, перебрались бы из леса в лес, не сворачивая к самолетам и не придавая им никакого значения. Мало ли их, подбитых и неисправных, стояло на фронтовых аэродромах! Но Кудинцев тогда еще не знал, что немецкая группировка появилась в районе аэродрома совсем не случайно. Она нацелена именно сюда. Это была та самая группировка, которая накануне исчезла из поля зрения воздушных разведчиков. Ночью, получив приказ, гитлеровцы изменили направление движения в сторону аэродрома. Рано утром они должны были захватить его на день, а может, всего на несколько часов, пока прибудут самолеты, чтобы забрать штабные документы. Кроме того, отсюда должны были вылететь какие-то важные гитлеровские персоны, оказавшиеся в окружении.
Это была смелая и очень решительная операция. В то время, в апреле сорок пятого, гитлеровское командование делало большую ставку на несдавшиеся гарнизоны, оборонительные узлы сопротивления в городах и сельских населенных пунктах, где каждый дом — крепость. Ставка была на то, чтобы распылить, рассредоточить наступающие силы Красной Армии, а значит, ослабить ее и тем самым позволить гитлеровцам подтянуть с запада силы для обороны Берлина.
Кудинцев долго не знал, что операция «Лесной аэродром», как ее окрестили в полку, гитлеровцам не удалась благодаря ему. Он дал точные координаты вражеской группировки, и штурмовики обрушились с неба, разбили и рассеяли ее. Гитлеровцы побросали машины, оставили на поле боя перевернутые и искореженные орудия, продырявленные, исходящие чадным дымом самоходки. Два вражеских самолета успели приземлиться, но подняться они не смогли, были застигнуты прямо на взлетной полосе и сожжены. В тот же день истребительный полк перебазировался на лесной аэродром и продолжал боевую работу без каких-либо пауз. Но Кудинцева и Лаврикова уже не было там.
Когда Кудинцев был еще на земле, над аэродромом появилась четверка «фокке-вульфов». Гитлеровцы разделились на пары и пытались взять Лаврикова в клещи. Кудинцев взлетел и бросился к нему на выручку. Высота еще мала, скорость тоже, но уже закружились земля и небо. Горизонт ломался, земля то вспучивалась, лезла на дыбы, то срывалась, как в пропасть.
К Лаврикову прицепился «фоккер», вот-вот откроет огонь, а тот и ухом не ведет. «А, черт слепой!» — чуть не вырвалось у Кудинцева. Но некогда даже крикнуть. Меткой очередью он поджег «фоккер», снял его с хвоста у Лаврикова. Почти в этот же миг услышал торжествующий голос: «Сбил! Сбил!» Ах вот оно что, Лавриков гнался за фрицем! Вот и забыл, что делается за спиной.
Как бы там ни было, а два «фокке-вульфа» они свалили на землю. И тогда силы в воздухе уравнялись. Кудинцев хотел крикнуть Лаврикову: «Молодец! Так и дерись!» Но не успел: неожиданно передернуло самолет. Кудинцев замотал головой: не поймет, что случилось. Он потерял из виду Лаврикова, «фокке-вульфы», не разберет, где земля, где небо. Даже приборную доску не видел. Казалось, не только кабину, все небо забило кроваво-красным туманом. И вдруг пронзительный голос Лаврикова:
— «Фоккер»! Командир, «фоккер»! Уходи!
«Почему уходить?! При чем тут «фоккер»?..»
— Сзади «фоккер»! Сзади заходит!
— Не вижу! Ничего не вижу!
— На солнце! Уходи на солнце! — крикнул Лавриков, и вслед за этим послышалось: — И-э-х-х!..
— Лавриков! Ваня, Ваня! — звал Кудинцев, но летчик не отвечал, и страшная догадка горячо и остро полоснула его душу: таран!
Да, спасая Кудинцева, Лавриков воткнулся в «фоккера», потому что ничего другого ему не оставалось. Боезапас он израсходовал по наземным целям, а остаток уже расстрелял в воздушном бою.
Когда-то Кудинцев дрался с четверкой «мессершмиттов». Дрался без снарядов. Его оружием был один только пилотаж. И он все же сковал их, связал боем, не пропустил к капитану Митрофанову. Теперь защитили его самого.
Кудинцев успел развернуться на солнце. Это его и спасло. Второй «фокке-вульф» потерял его в слепящих лучах, и он продолжал лететь на пожар. На солнце! Кудинцев мог смотреть, не жмурясь и не закрывая глаза. Перед ним вставала кроваво-красная полоса, служившая ему ориентиром, компасом и даже высотомером. Он выдержал направление по солнцу, а затем, не знает каким чудом, приземлился в поле.
* * *Надежды командира звена на предстоящий полет Пушкарева рухнули нежданно-негаданно. Орлов не мог даже предположить, что на следующий день полеты вообще не состоятся. Он переменился в лице, растерянно произнес:
— Товарищ майор, а как же Пушкарев, он же был запланирован?
— Сегодня полетов не будет, — твердо заявил комэск. — Нечего распылять силы, надо сосредоточиться на подготовке по вводной…
Вводную Зварыгин изложил раньше, Орлов слышал ее. Эскадрилья в составе полка привлекалась к боевым действиям на главном направлении. Ей предстояла перебазировка ближе к горам. Она будет выполнять задачи на полигоне.
Орлов понимал: в решении Зварыгина сконцентрировать усилия летчиков на подготовке по вводной был свой резов, но Пушкареву во что бы то ни стало нужно было дать хоть один полет. А без этого… И он забеспокоился:
— А как же мы?
— Возьмешь Широбокова. Будете работать парой, — отрывисто ответил Зварыгин.
— Одни мы? — оторопело, с гнетущим предчувствием спросил Орлов. — А Костиков с Пушкаревым?
— Останутся здесь.
— Как же так, товарищ майор?
— От этого эскадрилья не проиграет. Наоборот, выиграет.
— Пушкарев вчера день пропустил, сегодня второй, и на полигон не берете. Но ведь даже из-за одного дня летчик может потерять целый месяц.
— Сам ходатайствовал: «Не готов! Отстраните!» Я так и командиру полка доложил.
Разве мог Орлов знать, что его доклад о Пушкареве будет использован как предлог для отстранения летчика от дальнейших полетов? И он, волнуясь, торопливо и сбивчиво заговорил:
— То было вчера, товарищ майор. Речь шла о конкретном полете. Сегодня Пушкарев готов лететь.
— Вчера, сегодня… Чего крутишь? Будь командиром! — обрезал Зварыгин Орлова.
— Если мои летчики останутся здесь, а я улечу, какой же я им командир?!
Орлову было жаль оставлять Пушкарева и Костикова одних. Он давно стремился к тому, чтобы повести свое звено на самое трудное задание, терпеливо ждал этого дня. Теперь кто знает, когда исполнится эта его заветная мечта…
— Покажешь начальству класс на полигоне — и горячка с тебя сойдет. Все встанет на свое место. А на этой точке тоже нужны летчики, две пары. Одна из них — твоя. Дежурить будут…
— Это ваше решение? — задумчиво и спокойно спросил Орлов, подчиняясь воле комэска.
— Мое, — сказал, как отрезал, Зварыгин и, так как этот вопрос он предварительно обговорил с майором Митрофановым, уверенно добавил: — Надеюсь, командир полка утвердит.
— Товарищ майор, если нужна пара, оставляйте меня с Пушкаревым или Широбокова с Костиковым. А еще лучше — целиком звено. Будем дежурить. Прошу вас, доложите об этом командиру полка.
Зварыгин вспомнил разговор с майором Митрофановым. Тот не возражал против Орлова и Широбокова, но требовал одного непременного условия — согласия командира звена. А Орлов уперся — не переубедишь. И он удрученно проговорил:
— Эх, Орлов, Орлов, чего тут высидишь, все события там будут. Опять не тот ход делаешь…
* * *Приказом командира полка звено Орлова в полном составе было оставлено для несения боевого дежурства. Теперь, когда опустели стоянки, летчики сидели в «дежурном» домике, молчаливые и немного грустные. Широбоков выговорился в предыдущие дни — успей только переварить. Расстроил Пушкарева, лишил покоя командира звена. Но зато его самого согревала мысль об Орлове. Наконец-то он проявил характер, отстоял ребят, не дал раскурочить звено.
Пушкареву и Костикову тоже было невесело. Кому нравится быть в стороне от дел? К тому же они чувствовали себя немного виноватыми перед Орловым и Широбоковым. Из-за них сидят тут. Хоть бы они вдвоем полетели — все какая-то польза, — а то никто… Костиков откровенно посочувствовал двум капитанам:
— Вам бы туда, где горы и море, все же главное направление…
Орлов чуть не взорвался:
— Костиков, пора бы тебе усвоить: главное направление там, где находишься! На всю жизнь запомни это!
Сложное чувство владело Орловым. В душе благодарил майора Митрофанова: не позволил Зварыгину разбить звено; но и огорчениям конца не было. Все будут летать на полигоне, а он со своими летчиками загорать здесь. А тут еще капитан Вертий задел слабую струну: «Ну что порешь горячку, чего артачишься, летел бы с Широбоковым…» Разумеется, Широбоков не полетел с эскадрильей только из-за него. А ведь не так часто приходится действовать почти как в реальных боевых условиях.
