Пентти Хаанпяя - Избранное
В те моменты, когда Соро был не на высоте и не видел происходящих в мире величайших перемен и когда его не беспокоила мысль, что он может оказаться обделенным и отпихнутым в свою прежнюю дыру, где царил полнейший застой, короче говоря — в минуты трезвости Соро часто думал, что его чин прапорщика покоится на весьма шатких основах. Иногда он подумывал, не отпороть ли звездочки и не заменить ли их опять широкими, верными лычками фельдфебеля. Но и это было теперь трудно сделать: слишком многие уже успели увидеть его и поздравить с чином прапорщика. Ведь и жена и вся округа на его родине видели его поднявшимся до звезд… Приходилось продолжать начатое. Слишком уж незначительным событием казались какие-то там звездочки прапорщика в этом огромном котле, в котором варились все страны и народы…
Но он чувствовал себя не совсем уверенно. Постоянное беспокойство и навязчивые мысли сделали его еще более падким на горячительные напитки.
Чуть-чуть захмелев, он чувствовал, что все идет как надо: ему казалось, что офицерское звание прекрасно соответствует его выправке, и, встретив на улице знакомого, он рассказал, как Эско Карху в штабе округа набросился на него и выругал: о чем, мол, ты, братец, только думаешь? Какое ты имеешь право ходить в фельдфебелях! Потом подняли документы и показали… В тот момент Соро даже слышал шелест бумаг, видел свою фамилию среди убористой машинописи и толстый, покрытый волосами палец капитана Карху, указывающий на его фамилию.
Итак, прапорщик, находясь все время в состоянии легкого опьянения, продвигался в направлении своего подразделения, а в его кожаном портфеле и огромном рюкзаке было такое изобилие спиртного, что его хватило на целую пирушку, которую он устроил своим начальникам и новым друзьям-офицерам. Все прошло гладко. Никто, видимо, особенно не удивлялся тому, что произошло с фельдфебелем Соро. Все восприняли это повышение как вполне закономерное явление.
В офицерском чине он, конечно, не мог продолжать исполнение обязанностей фельдфебеля. В подразделении как раз была вакансия офицера по хозяйственной части, обязанности которого Соро приходилось временно исполнять и прежде. Это было очень кстати. Фельдфебелем назначили другого человека — одного из сержантов. Таким образом, повышение Соро открыло и другим новые возможности и горизонты…
Шли дни, и офицерские звездочки Соро начали казаться делом обычным, будничным. Он получал офицерское жалованье, ему выписали удостоверение прапорщика. Никаких щекотливых вопросов ему не задавали.
Позиционная война становилась все однообразнее, наступала зима, иногда громыхали пушки. Прапорщик Соро сидел и перелистывал бумаги. Он чувствовал удивительное беспокойство и жажду деятельности. Он никак не мог усидеть на одном месте, а организовывал себе поездки и всякие командировки.
Однажды, получив в штабе денежное довольствие для своего подразделения, он покатил в город, налакался водки, и жизнь опять стала казаться ему прекрасной. Он важно восседал за столиком в ресторане, на груди его сверкали орденские планки и всякие медали. Деньги у него в планшетке, и предъявляемые официантами счета он оплачивал из пухлых, как библия, пачек ассигнаций. Он был на высоте положения, и звание прапорщика казалось ему столь незначительным делом, что не вызывало в нем никаких сомнений. Наоборот, человек с его данными должен быть по меньшей мере в чине полковника, и это не могло вызвать никаких возражений…
Когда он наконец немного отрезвел и решил направиться в часть, то сообразил, что за поездку эту ему не отчитаться без помощи домашней Катарины. У нее, конечно, есть деньги — хвала принадлежащему им лесу и ее хозяйственности. Но насколько охотно она согласится расстаться с ними — это вопрос другого порядка. Если она, припертая к стене, и согласится на это, то уж изрядной головомойки не избежать… К счастью, война еще продолжалась, и жизнь предвещала изменения…
Возвратившись в подразделение, прапорщик был в наихудшем расположении духа. Он поскандалил с новым фельдфебелем. К великому удивлению прапорщика Соро, фельдфебель стал ему возражать. Как он смеет, этот замухрышка, которого он вывел в люди!.. Теперь он сидит за столом фельдфебеля, нередко под мухой, с рожею, испачканной чернилами и копиркой… Весь стол завален неразобранными бумагами, а еще хвастается, что справляется… И обнаглел настолько, что грозится написать в инстанцию, где знают, когда и как произошло повышение Соро в чин прапорщика…
И написал-таки. В этом Соро убедился несколькими днями позже, когда его вызвали к командиру. Командир, тщедушный, костлявый старикашка, разошелся. Он кричал, что хоть он и знал, что Соро шалопай, но не поверил бы, что Соро может позволить себе такую глупую выходку. Кинуться очертя голову в самодельные офицеры! И в полнейшей невинности пребывать в этой роли целые месяцы! Неслыханно! Командир размахивал бумагой, удостоверявшей, что Вяйне Матиас Соро никогда не производился в прапорщики…
Соро смутился и сник. Да, ему, как всегда, не повезло. Ведь он все время предчувствовал, что так и будет. И все-таки он продолжал бубнить, что существуют-де и другие документы и что он видел их собственными глазами…
— Вы пойдете под суд, под трибунал! — орал командир.
Однако тут же Соро стало ясно, что это была только угроза. Дело решили замять. Соро должен объясниться перед своим подразделением, уплатить излишки денежного довольствия, которое он получил за время вольготной жизни офицера. После этого он получит перевод в другое подразделение и может попытаться начать новую жизнь в прежнем чине фельдфебеля… Короче говоря, отделается он довольно легко.
— Вы, хитрец, наверное, уже и сами догадались, что это делают не ради вас, — пояснил командир, — просто, чтобы из-за вашей глупости не пострадали ни в чем не повинные люди…
Офицерская карьера Соро на этом кончилась. Звездочки прапорщика с петлиц пришлось отпороть. Теперь он и сам не мог понять, как додумался до такого, как это нечистый его попутал нацепить звездочки… Но такова уж, видно, судьба… Видимо, такой крест достался на его долю.
Некоторое время Соро ходил без всяких знаков различия. На нового фельдфебеля, сержантишку, он поглядывал свирепо. Вот он хорохорится за его, Соро, бывшим столом, этот жалкий замухрышка, с рожей, испачканной чернилами и копиркой. Стол завален неразобранными бумагами, и он еще воображает себя борцом за честность…
Потом пришел-таки денежный перевод от домашней Катарины, и Соро облегченно вздохнул. При всей своей скаредности Катарина сообразила, видно, что муж попал в переплет.
Теперь он может внести недостачу и сдать кассу своему преемнику. После этого он получил свои документы и незаметно отправился к месту своего нового подразделения, на другой участок фронта.
Он ехал с колонной отпускников и сидел, съежившись от холода, одинокий и безмолвный, где-то в углу крытого картоном кузова. Закончился один из этапов его жизненного пути, и начался новый. Вечные лычки фельдфебеля вновь красовались на его петлицах. Но война еще продолжалась, мир линял, менял кожу… Игра еще не сыграна. Пока что можно довольствоваться и тем, что падение в фельдфебели произошло мягко: он упал, как падает выброшенная кошка, — на лапы…
Во время остановки за чашкой эрзац-кофе он встретил знакомых. Какой-то лейтенант с дубленным от ветра и стужи лицом пристально смотрел на него. Наконец послышалось радостное восклицание:
— Черт возьми, да ведь это Соро!
Фельдфебель тоже узнал лейтенанта. Это Йоппери, один из его первых курсантов в те далекие времена, когда он муштровал новобранцев. Три месяца этот парень выполнял его команды «смирно», «равнение», а потом его направили в специальную офицерскую школу. Теперь Йоппери — лейтенант, судя по несколько обтрепанному виду, он едет с фронта. Но он узнал бывшего сержанта! Соро был доволен: в конце концов он человек, которого помнят.
— А ведь тогда мы вовсе не принимали все это всерьез, — говорил Йоппери. — Но теперь убедились, что армия — это единственно стоящее дело… А ты по-прежнему ходишь в фельдфебелях, хотя и служишь куда дольше, чем мы, так называемые офицеры?! Ты же служил еще в то время, когда мы все считали это детской забавой… Что, в отпуск?
Нет, Соро просто переезжает на новое место.
— Но ты же одет, как будто едешь на парад победы! А у нашего брата и сапоги-то почти разваливаются. Послушай, давай махнемся сапогами! В отпуск все же приятнее ехать в обуви, из которой не выглядывают пальцы…
Они обменялись. У Соро были в рюкзаке другие хорошие сапоги, и, кроме того, он всегда достанет новые. Он не преминул похвастаться этим.
Снимая сапоги, Соро вспомнил, что первый раз он обул их именно в тот самый вечер, когда ему втемяшилось в голову произвестись в прапорщики. Как знать, возможно, эти сапоги и способствовали зарождению мысли, которая не принесла ничего отрадного. Уж больно новенькие они были и хорошо сидели на ноге, и голенища у щиколотки так приятно сжимались в гармошку, а их черный лоск таинственно поблескивал во тьме улиц военного города.
