Марк Захаров - Путь на моря (из сборника "Ради жизни на земле")
А между тем июльское солнце набирало высоту, и ручейки пота уже текли по спинам загорелых до черноты моряков. По случаю жары ребята работали раздетыми по пояс. То и дело слышалось: «Пира!», «Майна!», «Одерживай!» Направляемая оттяжками красноголовая торпеда зависала над палубой, чтобы потом плавно спуститься на деревянные «подушки».
Командовал командир минно-торпедной боевой части. Командира корабля ни на стенке, ни на палубе не было. «Доверяет». Раз так, то представлялась возможность поговорить с Русановым. И я постучался в его каюту.
Виктор Николаевич был, как говорится, обложен бумагами. Уже два месяца он исполнял обязанности начальника штаба дивизиона, а тут еще комдив собрался на учебу… Надо полагать, что неоговоренный заранее визит отрывал его от каких-то срочных дел. Однако Русанов демонстративно отодвинул в сторону документы («Успеется»), гостеприимно предложил сесть.
Я невольно поймал себя на мысли, что он и мне представляется куда старше своих тридцати двух лет. Сказывалась командирская должность. Ведь Русанов уже семь лет как командовал. Сначала МПК старого проекта и вот уже четыре года — «Комсомольцем Латвии».
Я спросил Русанова о его фамилии. Для флотского слуха она звучала достаточно громко. Оказалось, что к знаменитому исследователю Арктики он никакого отношения не имел.
Его отец жил до войны на Орловщине, в 1942 году, прямо со школьной скамьи, ушел на фронт. Воевал в матушке-пехоте, был ранен, день Победы встретил в Чехословакии. Судьба обычная для людей моего поколения. Наград Русанов-старший заработал немало: орден Красного Знамени, «Отечественной войны» I степени, две медали «За отвагу». Такого удостаивался далеко не каждый…
В 1946-м Николай Васильевич вернулся домой, а два года спустя его опять призвали и отправили служить на флот. Политработником. Николай Васильевич служил и учился. Заочно окончил исторический факультет Ленинградского университета, экстерном сдал за полный курс высшего военно-политического училища…
Служить довелось в основном в береговых частях. Плавать Русанов-старший начал тогда, когда уволился в запас. Первым помощником на рыбацких судах. Вот и сейчас он был далеко от базы, в океане.
Выходило, что я пишу хронику флотской фамилии. Уже второе поколение Русановых служит Отечеству на морях.
Здесь я позволю себе некоторое отступление.
В последнее время нетрудно встретить на флоте офицера, у которого отец — бывший или нынешний военный моряк.
Не означает ли это, что молодежь предпочитает идти по дороге, уже проторенной отцами?
Возможно, бывает и такое. И все же мне кажется, что в большинстве случаев преемственность — во благо. Лучшие черты характера, отшлифованные службой, передаются от отца к сыну.
Умение работать с людьми Виктор Русанов, несомненно, перенял от отца. Хотя в разговоре со мной упомянул о нем единожды, и то когда речь зашла о любимых книгах:
— Отец у меня увлекается историческими романами. Ну и я, конечно.
Внешне жизнь Русанова не блистала событиями. За год до выпуска женился («Поехал с другом в отпуск в Минск, там и познакомился…»), был назначен на Балтику, на Балтике и по сей день.
Но если дело, которому ты служишь, не только обязанность, но и любовь, то внешнее однообразие еще ни о чем не говорит. Ведь не случайно, когда я спросил Русанова, что ему больше всего врезалось в память, он ответил:
— Первый удачный поиск. Лодку обнаружили в соседнем полигоне!
Он любил свое дело. Не расставался со специальной литературой, о коллегах говорил с гордостью: «Мы — противолодочники». А еще любил командовать кораблем. И не скрывал этого. Помню, речь зашла о перспективах. Естественно, предполагалось всякое. И только одно не упоминалось вовсе: служба на берегу. Впрочем, может быть, это было от молодости?..
— Что для тебя главное в твоей работе? — спросил я Виктора.
— Сплотить офицеров в единый коллектив. Тогда это распространится на весь корабль.
А мысли он высказывал вполне зрелые. И орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени тоже говорил о многом…
Корабль в 1982 году был объявлен отличным, тогда же артиллеристы получили приз главкома.
И вот что я еще заметил: вокруг дельного командира всегда создается своеобразное поле тяготения. В сферу его действия попадают, как правило, люди, умеющие работать самозабвенно, от души.
…Вряд ли кадровики, направляя Боева начальником РТС на «Комсомолец Латвии», учитывали личные качества Русанова. А вот поди ж ты…
Небольшого роста, с жестким ежиком волос, старший лейтенант, казалось, излучал переполнявшую его энергию.
— В поиске счет на секунды! Если КПР отработан, то можно какие-то промежуточные доклады исключить. И время выиграно!
Боева уже прочили в дивизионные специалисты. А ведь всего четыре года тому назад он окончил училище…
Его подчиненный — мичман Бордан поначалу производил впечатление человека флегматичного. Но стоило разговориться, и я узнал, что однажды этот черноглазый крепыш после нескольких лет службы в штабе махнул рукой на береговое спокойствие и снова пошел плавать.
— Все же что-то такое в этом есть… — Феликс Борисович показал на бухту.
Она была до краев полна синевой, и там, где эта синева сливалась с голубизною неба, уходили за горизонт белые треугольники яхт…
Моряки «Комсомольца» умели не только хорошо работать. Недаром на койке старшего матроса Плинько важно возлежала гитара. Сигнальщик играл, пел, а при случае мог и станцевать. И не один он был такой. Когда МПК стал именным (подобной чести удостаиваются лучшие), моряки дали такой концерт самодеятельности, что гости из Риги ладоши отбили, хлопая.
И больше всех радовался успеху молодых исполнителей Виктор Русанов. Он ведь тоже был молод, командир «Комсомольца Латвии».
ОДНО СЛОВО — «ДРУЖНЫЙ»…
Как-то летом мне довелось побывать на одном из сторожевых кораблей дважды Краснознаменного Балтийского флота. Назывался он «Дружный». И то, о чем я хочу рассказать, напрямую связано с названием сторожевика, ибо речь пойдет о явлении, не имеющем, как принято говорить, аналогов. О флотской дружбе.
Служба вообще, вне зависимости от того, куда определили судьба и военкомат молодого человека — в десантные войска или на флот, — воспитывает чувство локтя, взаимовыручки. Иначе и быть не может, воюют не в одиночку. И все-таки…
Стоит в самом что ни на есть сухопутном поселке появиться во флотской форме, обязательно найдется человек, который подойдет, представится, спросит: «Откуда?» И услышав короткое: «С Балтики!», — просияет. И начнутся расспросы о том, как там сейчас, кто командует, кто уволился в запас. И всегда отыщутся общие знакомые, а если копнуть поглубже, так и друзья. И все это вне зависимости от возраста и звания твоего нового знакомца!
А потемневшие от времени матросские ленточки, которыми играют в семье внуки, а то и правнуки бывших мотористов и комендоров? Они не уходят из семьи, как не уходит из сердца немеркнущее слово: флот!
В чем же первопричина этого чувства общности, которое проникает в душу первогодка едва ли не в тот день, когда его ладонь впервые вскинется к бескозырке, приветствуя бело-синее полотнище флага?
А в том, что каждый выход в океан — по-прежнему поединок человека со стихией, и это единоборство, как ничто другое, связует моряков. Недаром в давнишней морской песенке поется:
Мы дружбу скрепили канатом…
И еще потому, что долгие месяцы моряк безотлучно находится в стальных стенах дома, который зовется кораблем. И жизнь эта для всех одинакова. Океан не различает званий…
Мое знакомство с «Дружным» началось с того, что вездесущий Володя Царковский, радиометрист по образованию и секретарь комитета комсомола по должности, принес из корабельной библиотеки несколько отпечатанных на машинке, скрепленных листков. Это была история того, как «Дружный» стал «Дружным», и вкратце сводилась она к следующему.
В сентябре 1944 года с очередным конвоем отправили из Англии на Северный флот восемь эскадренных миноносцев. Англичане не сумели обеспечить их запасными частями и предложили на запчасти… целый эсминец, девятый. Им-то и стал будущий «Дружный». Для его комплектования пришлось снимать матросов с других кораблей, экипаж по численности был в два раза меньше положенного. Сам эсминец имел повреждения, не единожды сидел на камнях… Пришлось срочно вводить его в строй, очищать от ржавчины. И почти всё силами экипажа, который рвался на Родину, туда, где, не затихая ни на минуту, полыхала великая битва.
В Норвежском море корабль попал в жестокий шторм. Истрепанный войной корпус дрожал, как в лихорадке. В кубриках, куда были загружены глубинные бомбы, все время находились моряки… А снижать скорость было нельзя. Отстать от конвоя значило стать мишенью для фашистских подводных лодок.
