Теодор Константин - И снова утро (сборник)
— Вергу, головой отвечаешь за портфель! Ни на секунду не выпускай его из рук! — Потом повернулся к лейтенанту: — Господин лейтенант, я думаю, пора начинать. До того как стемнеет, надо выбить из берлоги этих мерзавцев… Как, думаешь, нам лучше действовать?
— К сожалению, придется атаковать их в лоб. Правда, на флангах мы быстрее покончили бы с ними, да и потери были бы меньше.
— Тогда почему же нам не атаковать флангами?
— Все дело в том, что гитлеровцы могут укрыться в госпитале и превратить его в арену боя. — Он некоторое время помолчал, потом продолжал: — А может, даже не имеет значения, где мы будем атаковать. Чтобы отомстить нам, фашисты пойдут на любую подлость.
— Понимаю, о чем ты думаешь.
— Непонятно, что сейчас они задумали. Десять минут прошло, а гитлеровцы не обстреливают нас. Может, готовят что?
— Наверное, боеприпасы кончились, — высказал свое мнение Флоря Чобэника.
— Не очень-то верится в это. Если у них так мало снарядов, они не стали бы их тратить попусту, — сказал лейтенант и обратился к телефонисту: — Соедини-ка меня с младшим лейтенантом Пэкурару.
Телефонист быстро закрутил ручку полевого телефона.
Младший лейтенант Пэкурару командовал взводом, атаковавшим Павильон с запада.
— Что слышно у тебя, Пэкурару? — спросил Негуру.
— Ничего, господин лейтенант! Что будем делать, атаковать?
— Ожидать приказа. В любом случае будьте готовы.
Ничего интересного не было и на улице, занятой бойцами под командой младшего лейтенанта Нэстасе. Его взвод состоял всего лишь из двух отделений, пополненных рабочими из патриотического отряда.
Лейтенант Негуру повернулся к Маноле Крэюце:
— И у Пэкурару, и у Нэстасе тихо. И все же, сам не знаю почему, эта тишина мне не нравится. Я убежден, что они что-то готовят.
— Не исключено.
— В любом случае, по-моему, нам следует действовать так, господин Крэюце… — И лейтенант на листке блокнота, извлеченного из планшета, начал рисовать схему участка. Проведя несколько линий, он поднял глаза от бумаги и вдруг заметил человека в белом, который быстрым шагом приближался к их КП.
Человек, одетый в белый халат, шел прямо посередине улицы, скорее мрачно, чем испуганно, поглядывая по сторонам.
— Кто это может быть? — громко спросил офицер.
— Похоже, он нас ищет, — сказал Флоря Чобэника.
— Нас или не нас, но он наверняка из госпиталя, — добавил Маноле Крэюце. Подойдя к открытому окну, он крикнул:
— Эй, откуда вы идете?
Человек в белом халате, увидев в окне людей и среди них лейтенанта, ничего не ответил. Он бросился к дому и через несколько секунд появился в дверях КП. Он весь вспотел и был бледен от волнения. Остановившись на пороге, он остановил свой взгляд на Маноле Крэюце.
— Я — полковник Поенару, главврач госпиталя. Не знаете ли, кто командует здесь нашими войсками и где я могу найти его?
— Какое у вас дело к нему? — спросил Маноле Крэюце.
— Я должен передать ему что-то от окруженных в Павильоне гитлеровцев. — Он пожал плечами и со вздохом добавил: — Они заставили меня стать их парламентером.
— Можете сказать мне, господин доктор. Чего же они хотят?
Доктор Поенару вновь окинул его оценивающим взглядом, потом, видимо довольный результатом, объяснил:
— Полчаса назад, как раз когда я выходил из операционной, два гитлеровских офицера потребовали, чтобы я пошел с ними к их командованию, то есть в Павильон. Там меня привели к их полковнику, молодому и заносчивому. Тот потребовал, чтобы я отправился сюда и довел до вашего сведения их ультиматум.
— Ив чем же смысл их ультиматума?
— Негодяй угрожал, что, если им не позволят беспрепятственно покинуть город со всем вооружением, они взорвут заминированный ими госпиталь.
— Мерзавцы!
Флоря Чобэника с возмущением перебросил автомат из одной руки в другую.
— А они действительно заминировали госпиталь? — спросил лейтенант Негуру.
— По всей вероятности, да. В котельную и подвал войти нельзя. Там стоят их часовые.
— Больные знают об этом?
— Нет, пока не знают. Да и я не предполагал, пока гитлеровский полковник не сказал. В связи с этим хочу вас информировать, что в нашем госпитале больных нет, есть только раненые. Сейчас их около ста пятидесяти человек, в том числе сорок тяжело раненных.
— Убийцы! Видишь, что им взбрело в голову! Взорвать госпиталь! — Возмущенный Флоря бросился к окну и выпустил автоматную очередь в сторону Павильона.
— Не расходуй патроны, Флоря! Они тебе вот-вот понадобятся! — упрекнул его Маноле Крэюце.
— Ты прав, комиссар! Но у меня нет сил терпеть!
Доктор Поенару взглянул на часы, удивился, как быстро пролетело время, потом снова обратился к Маноле Крэюце:
— Какой ответ дать мне гитлеровцам? Вы сами можете решить этот вопрос или проводите меня к старшему начальнику?
Маноле Крэюце задумчиво помолчал, а потом спросил:
— Вы сможете через четверть часа, самое большее через двадцать минут, связаться с госпиталем по телефону?
— Невозможно! Немцы перерезали связь. Мы полностью изолированы.
Маноле Крэюце вздохнул, почесал затылок и, взглянув на вспотевшее лицо доктора, сказал:
— Господин доктор, я не советую вам возвращаться в госпиталь.
— Почему?
— Ведь вы должны зайти к гитлеровскому полковнику, который послал вас сюда?
— Несомненно. Он ожидает ответа.
— Вот потому я вам и не советую возвращаться. Когда вы явитесь к нему и сообщите результат вашей миссии, вам все равно не дадут вернуться в госпиталь.
— Я понял, что вы хотите сказать. Из-за вашего ответа он даст приказ расстрелять меня. Не так ли?
— Да! К сожалению, боюсь, что именно так и произойдет.
— Значит, вы готовы принести в жертву раненых, персонал госпиталя…
— Откуда вы это взяли, господин доктор! Как вы можете подумать, что мы способны на такую подлость? Конечно, мы не примем их ультиматум. Надо найти какое-то другое решение. Одним словом, нужно уничтожить их, не дав им возможности выполнить задуманное. Вы понимаете, что дело это нелегкое и, конечно, я не могу взять на себя ответственность за выполнение своего плана. Мне нужно запросить согласие моего командира.
— Тогда возьмите и меня с собой. Я ему все объясню. Вы не должны забывать ни на минуту, что речь идет о жизни полутораста раненых.
— Господин доктор, повторяю, что судьба всех находящихся в госпитале людей волнует нас так же, как и вас.
В это мгновение зазвонил телефон.
— Алло! Да; я, Крэюце! С кем я говорю? Товарищ Илиной? Здравствуйте! Нет, еще не атаковали… Возникли новые обстоятельства. Я обязательно должен информировать вас… Я как раз собираюсь приехать к вам. Да, дело очень серьезное… Хорошо, жду. — Он положил трубку и обратился к доктору Поенару: — Господин доктор, поедете со мной. За нами выслали мотоцикл с коляской.
* * *Расставшись с сестрой Корнелией, Панаит Хуштой направился в палату № 5. Столь мрачной, угнетающей атмосферы, как в этой палате, не было даже в палате для оперируемых, где после того, как боли у только что вышедших из-под ножа несколько ослабевали, можно было услышать шутку, острое слово, смешную историю и даже песню. Но в палате № 5, где лежали те, кто через несколько дней должны были покинуть госпиталь, можно было познакомиться с моральным духом раненых.
Эту палату покидали две категории выздоравливающих: те, что после ранения становились непригодными для фронта, и те, что после короткого отпуска должны были явиться в свои части, а затем направлялись на передовую. Искалеченные, безрукие, безногие, одни должны были покинуть госпиталь без радости, скорее со страхом и беспокойством. Этим людям, привыкшим надрываться на работе, чтобы обеспечить полуголодное существование, теперь, когда они стали полностью или частично неспособны к труду, будущее казалось страшнее, чем смерть. Для других радость выздоровления омрачалась мыслью, что они снова попадут на передовую.
Мрачную атмосферу палаты № 5 дополнял дух недовольства и возмущения. Если бы разговоры, которые велись здесь, дошли бы до ушей тех, кто стоял на страже морального духа солдат, то многих выздоровевших по выходе из госпиталя отдали бы под суд военного трибунала. К счастью, этого не случилось. В генеральном штабе, столь заинтересованном в изучении состояния духа румынского солдата, не знали, о чем говорят в палате № 5 военного госпиталя № 9. Не знали там и еще одной очень важной вещи: после того как выздоровевшие, инвалиды или кальки покидали госпиталь, они, поняв истинное положение дел, становились ярыми противниками гитлеровцев.
Вот каким был моральный дух раненых в палате № 5 все время, пока бои шли далеко на востоке. Когда фронт достиг рубежа Яссы, Кишинев, атмосфера в палате № 5 несколько изменилась: теперь всем было ясно, что близок конец их страданиям.
