Альберт Зарипов - Минки М.О.Н-ки
Я начал подыскивать место для установки мины, чтобы вся масса поражающих элементов при взрыве была направлена вдоль западного забора и могла поразить незваных гостей. Я уже установил мину на раздвижные ножки, и теперь Шумаков разматывал провод, а боец отходил назад, держа в руке свободные концы.
— Все, — услыхал я голос солдата, который остановился в десятке метров от нас.
Я не поверил и пошел лично проверять провод. Но разведчик был прав: длина проводной линии составила около десяти метров. Я опять стал шепотом материться в адрес минера, сильно сожалея о своей лояльности к его выходкам. На таком близком расстоянии осколки мины могли случайно поразить самого подрывника, что вообще-то было нежелательно. Теперь же нужно было или отказываться от установки МОН-50 или искать другой выход, который был скоро найден.
На правой обочине заместитель командира группы нашел старый выкорчеванный пень, который мы с трудом выволокли на середину нашего Т-образного перекрестка. Все еще крепкое дерево должно было закрыть разведчика от случайных осколков при взрыве мины, которую мы установили на асфальте. На газоне, где заканчивался электрический провод, разведчики подтащили бревно с диаметром в 20 сантиметров и выброшенный за ненадобностью металлический медицинский столик. Все это должно было еще больше защитить подрывника и его напарника как от осколков мины, так и от шальной бандитской пули.
После этого я вернулся к мине и стал ее направлять в нужную сторону. По горячке я перепутал переднюю боевую и заднюю поверхности прямоугольного корпуса мины и установил МОНку так, чтобы поражающие осколки были направлены в нашу сторону, а не к противнику. Сидевший рядом Шумаков тоже не заметил моей оплошности, которая обнаружилась только тогда, когда я уже вкрутил в запальное гнездо электродетонатор, соединил электропровода, и стал в последний раз проверять правильность установки мины.
Нащупав пальцами вогнутую часть мины, направленную в сторону города, я сначала недоверчиво проверил ее вогнутость, и только потом холодок потек по спине. Несколько секунд я вспоминал картинку из моего конспекта по минно-подрывному делу, который четко нарисовался в памяти со стрелками поражаемого сектора в 60 градусов и выпуклой стороной мины с осколками, которые непременно и обязательно должны быть направлены к врагу. Я быстро перевернул МОНку и выровнял ее по горизонтали и вертикали.
— Блин, мину неправильно поставил. Хорошо, что проверил ее перед уходом. А ты, сидишь рядом и тоже ни хрена не замечаешь. В первый раз что ли мины ставишь?
— В первый, — услыхал я ответ Шумакова.
Я вздохнул и, взяв в правую руку провод, пошел к разведчику. Там я присоединил электрические провода к маленькой подрывной машинке ПМ-2. Поставив рычаг в предохранительное положение, я показал замкомгруппы как переводить машинку в боевое положение и какую часть механизма нужно нажимать.
ПМ-2 выполнена в виде небольшого светло-коричневого цилиндра, в нижней части которого расположенны электрические клеммы и рычаг, переводящий машинку из безопасного положения в боевое. Этот цилиндрик умещается в руке, и чтобы взорвать мину нужно просто ударить или сильно нажать другой рукой на верхний торец, где под резиновым колпачком находится та самая кнопка.
Показав Шумакову как нужно обращаться с подрывной машинкой, я стал инструктировать его дальше:
— Ты не вздыхай. Тут ничего страшного нет. За минера и его провод и я виноват, но ты еще больше. Перед выходом ты должен проверять оружие и материальную часть. Так что тебе лежать здесь и подрывать мину. Если на дороге кто-то появится по направлении к пролому, то подрываешь мину. Только смотри, чтобы эти гаврики были посередке дороги. Все понял?
— А я тут один буду? — послышался его голос.
— Нет, сейчас отправим этого бойца, чтобы он прислал сюда пулеметчика. После взрыва мины он открывает огонь и добивает сопротивляющихся.
Через пять минут справа от замкомгруппы залег разведчик с ПКМ. Свой РД с патронами он положил справа от себя.
— Сколько патронов? — я осторожно потрогал неплотно набитый рюкзак десантника.
— Здесь пятьсот и в коробке пулемета еще сто.
— Маловато будет, — я опять вздохнул от такой боеготовности группы. — Этого хватит на десять минут хорошего боя, а потом чем будешь стрелять?
— А я экономный пулеметчик. Мне хватит, — громко прошептал боец.
— Все ясно. Там шустрый минер, здесь экономный пулеметчик: это не разведгруппа, а балаган какой-то. Куда уехал цирк, а клоуны остались? Ну тогда я пошел.
Вернувшись к ядру группы, состоявшему из четырех бойцов, я первым делом приказал связисту развернуть свой «Северок» и прокачать связь с узлом связи нашего батальона, который стоял в Ханкале. Мои часы уже показывали начало одиннадцатого ночи, когда, наконец-то, все бойцы ядра были ознакомлены со своей отдельной задачей.
Вместе со мной на центральных позициях находилось пять человек. Связист лежал в направлении тылового дозора с задачей вслушиваться и всматриваться невооруженным взором в нашу тыловую сферу. Двое разведчиков попеременно наблюдали в ночной бинокль за окружающей нас местностью. Для этого они, стоя, смотрели в ночник и поворачивались при этом на все 360 градусов. Рядом со мной был снайпер, вооруженный Винторезом с ночным прицелом. Прицел работал нормально, и, по словам хозяина, даже был пристрелян к оружию.
Один из разведчиков по фамилии Антонов, кроме штатного автомата, даже был вооружен одноразовым огнеметом.
— Стрелял со «Шмеля»? — поинтересовался я у него.
— Да пока только носить приходится. Уже два месяца его таскаю. А стрелял только из «Мух».
— А откуда к нам попал? — шепотом спросил я его, ложась набок: вроде бы все стало на свои места и теперь можно было немного отдохнуть.
— Из самарской бригады. Призвали из Оренбурга, а сам родом из Ферганы, — так же шепотом ответил Антонов.
— Да, глобально мыслишь. А когда в Россию приехал?
— Окончил школу и сразу к тетке в Оренбург. Получил вид на жительство, а потом сразу в армию забрали, — прошептал боец.
— Не повезло. Хоть бы погулял на гражданке, — лениво сказал я.
— Один год я отучился в техникуме. Мне хватило, возразил Антонов.
— А я ведь тоже из-под Бухары. Окончил десять классов и уже десять лет мотаюсь по стране, — тихо пожаловался я на свою жизнь. Хоть задушевные разговоры с бойцами очень плохо влияют на внутреннюю дисциплину, но группа была не моя, да и с земляком можно было поболтать. — Раз в год езжу домой к родителям. Хочу их перевезти к себе, да пока некуда. Сам квартиру снимаю.
Мой собеседник немного оживился:
— А мои уже год как переехали туда же, к тетке. Сейчас живут в стареньком доме, который от деда остался. Ну а в Фергане продали за копейки квартиру и с одним контейнером уехали. Хорошо, что хоть вещи смогли увезти. За пятитонный контейнер столько денег сверху запросили!… Сам то-он стоит недорого, но местные жители свой бизнес наладили и за то, чтобы просто получить пятитонник или трехтонник дополнительные деньги выдаивают. Некоторые семьи продают за гроши дома, а всю мебель просто так оставляют, забесплатно. За билеты на поезд тоже надо переплачивать в два-три раза, так все вырученные деньги за жилье и уходят на переезд.
— Да я сам один раз на ихних таможенников нарвался. Пришлось отстегивать им за свое же добро, — вспомнил я. — Тогда они приняли закон, что все домашнее имущество, которое вывозится из тогда еще советского Узбекистана, является стратегическим сырьем. Бутылка хлопкового масла стала стратегической. Как же, без нее весь Узбекистан зачахнет на корню. Я даже видел, как местная таможня забрала у одной старухи белую материю, которую та приготовила себе на похороны. Бабка потом двое суток, пока ехала до Куйбышева, сидела и молча плакала. Издеваются над выезжающими, как только могут.
Антонов попросил разрешения закурить в кулак, но я коротко отрезал:
— Нет. Дым пойдет, да и ночники у них тоже есть.
Я встал и в ночной бинокль понаблюдал за окружающей местностью. Вокруг было тихо и спокойно. Когда я вновь лег на бок, Антонов продолжил:
— Ну эти таможни пошли с конца 1990-го года.. А у нас, в долине, весной восемьдесят девятого такая резня началась, когда они месхетинцев изгоняли. Целыми семьями по ночам вырезали. Некоторых вывозили в поле, и там живьем сжигали. Турок еще камнями насмерть забрасывали или кетменями забивали. В детском садике какие-то уроды двух-трехлетних детей поднимали за ноги кверху и разрывали их пополам. Нескольких детишек, чтобы не мучались или просто поменьше с ними возиться, брали за ноги и сразу головой об бетонные бордюры… На клумбах цветочных… У нас там неподалеку десантный учебный полк стоял, так все турки-месхетинцы тысячами сидели в этой учебке и на аэродроме, а их срочно самолетами оттуда вывозили. Все это время наши солдаты их охраняли от местных.
