Олег Буркин - Хуже войны
— Раньше ездили с одной. А теперь нельзя, — глаза Моисеенко стали серьезными. — Недавно наши убили брата полевого командира, который действует в этом районе. Он мстит…
— Ясно… Ну, а в самом кишлаке вас как встречают?
Моисеенко хохотнул и широко расставил в стороны руки:
— Вот так!
— Шутишь? — недоверчиво протянул майор.
— Почему? — Моисеенко кивнул на бэтээры за своей спиной. — Я же к ним с пустыми руками не езжу. У меня там полтонны риса, сорок ящиков тушенки и сотня одеял… Да они меня ждут, как отца родного!
Фоменко улыбнулся:
— Тогда понятно. Небось, заранее выстраиваются в очередь?
— В две, — уточнил Моисеенко. — В одну — за продуктами и шмотками, а в другую — к фельдшеру. Я же с собой еще и фельдшера вожу. — Он полуобернулся к Андрусевичу. — Вон, Францевича.
Андрусевич, услышав свое отчество, открыл глаза.
Командир агитотряда ухмыльнулся:
— Он им, правда, от всех болезней дает одну и ту же таблетку. Но они–то этого не знают!
Андрусевич ухмыльнулся в ответ.
Из «зеленки» прогремела автоматная очередь.
Голова Андрусевича дернулась, и прапорщик медленно повалился набок. Из–под его пробитой пулей кепки на лбу выступила кровь…
По броне бэтээра защелкали пули.
Фоменко спрыгнул на землю и громко крикнул:
— К бою!
Заняв оборону вдоль дороги, солдаты и офицеры вели ответный огонь по «зеленке».
Моисеенко, вжавшись в придорожную пыль, стрелял из АКСа.
Он повернул голову к Фоменко и с удивлением посмотрел на майора, который лежал метрах в трех от него.
Фоменко, привстав, напряженно всматривался в заросли, из которых гремели очереди.
Несколько пуль вспороли землю рядом с ним, но майор даже не подумал пригнуться. В его широко раскрытых глазах зияла пустота, а на губах играла безумная улыбка.
Фоменко прошептал:
— Их совсем мало… Скоро они уйдут…
Рядом с ним и Моисеенко вспыхнуло сразу несколько фонтанчиков от пуль. Командир агитотряда со страхом вжал голову в землю. Недоуменно косясь на Фоменко, он крикнул:
— Товарищ майор! Что вы делаете? Ложитесь!
Фоменко словно не слышал его. Он снова прошептал:
— Скоро они уйдут…
Крепко сжимая в руках автомат, майор медленно поднялся в полный рост.
Моисеенко, прижавшись щекой к земле, смотрел на Фоменко, как на сумасшедшего.
Приладив у бедра автомат, майор сделал шаг в сторону «зеленки».
Мосеенко истошно завопил:
— Товарищ майор! Куда вы?!
Выпустив из автомата короткую очередь, Фоменко сделал еще один шаг в сторону «зеленки», и еще…
Стреляя короткими очередями, он шел все быстрее и быстрее.
Моисеенко снова крикнул ему вслед:
— Товарищ майор!
Пуля сбила с головы Фоменко кепку, но он, даже не обратив на это внимания, продолжал упрямо двигаться вперед.
Еще одна пуля попала ему в правую ногу — чуть ниже колена. Застонав, Фоменко споткнулся и упал. Но через несколько секунд, превозмогая боль, снова встал. Сильно припадая на раненую ногу, Фоменко упрямо двигался к зарослям «зеленки».
Опять выпустил из автомата короткую очередь.
В ответ из «зеленки» прогремела длинная.
Пуля попала Фоменко в голову, и он со всего маху рухнул на землю…
37
Корытов откинулся на спинку скамейки. По его щекам текли слезы.
Смахнув их тыльной стороной ладони, Корытов откашлялся и спросил:
— Зачем он это сделал, Витя?
Чепига пожал плечами:
— Не знаю, Евгений Иванович… Никто не знает.
— Он не мог разлюбить жизнь… Его мечта сбылась. Валерке было ради кого жить.
— Его сын не знает, как все произошло. Я рассказал Андрею, что его отец… — Чепига запнулся, подбирая слова. — В общем, что он погиб в бою, как герой… Я сопровождал гроб с телом Фоменко в его родной город.
— Андрей похож на отца?
— Очень. И очень им гордится. Он собирается поступать в то же военное училище, которое закончил Фоменко…
Чепига положил на плечо Корытова руку.
— О том, что у его отца был друг, я Андрею тоже рассказал. Он хочет встретиться с вами. Сказал, что обязательно приедет в гости. Адрес я ему оставил…
— Я сам поеду к Андрею, — решительно произнес Корытов. — Мы должны побывать на могиле его отца. Вместе…
38
Аэровокзал провинциального российского города с самого утра был набит битком.
Среди пассажиров прибывшего рейса, постукивая палочкой по бетонным плитам пола, к выходу из терминала пробирался Корытов.
У выхода, в толпе встречающих стоял в новенькой парадной форме и первокурсник военного училища Андрей Фоменко.
Увидев в дверном проеме Корытова, Андрей сразу узнал его, широко заулыбался и бросился ему навстречу.
Когда Андрей оказался в паре шагов от Корытова, тот, почувствовав его приближение, замер на месте.
Андрей тоже остановился.
Корытов уверенно произнес:
— Андрей?
— Я, Евгений Иванович. Здравствуйте.
— Здравствуй.
Они обнялись.
Отстранившись, Корытов улыбнулся и прикоснулся пальцами к его погонам.
— Я хоть и не вижу, но уверен… Форма сидит на тебе так же, как на отце, — словно ты в ней родился.
39
В глубине городского кладбища стоял скромный гранитный обелиск с овальным портретом Фоменко, увенчанный пятиконечной звездой.
Положив к подножью памятника цветы, Корытов и Андрей с полминуты стояли молча.
Затем оба опустились на скамейку рядом с могилой.
Корытов достал из внутреннего кармана пиджака тощенькую пачку фотографий и протянул Андрею.
— Это я привез тебе. Возьми.
Андрей бережно принял из его рук снимки и тут же начал разглядывать их.
На одной фотографии Фоменко был запечатлен вместе с Корытовым.
Андрей повернулся к нему.
— Здесь есть фотка, где он с вами…
Корытов оживился и улыбнулся.
— Там мы стоим в обнимку? Я — в тельняшке, а сбоку у меня болтается большу–у–ущая кобура?
Андрей, тоже заулыбавшись, кивнул.
— Ага.
Он закатал рукав кителя. На запястье руки тускло блеснули старенькие часы с потертым кожаным ремешком.
— Чепига тоже привез мне кое–что на память об отце. Его часы.
Корытов покачал головой.
— Знаю… Командирские, со светящимся циферблатом. Стекло треснуто в двух местах…
— Да, они.
— Часам досталось, когда его бэтээр перевернулся и едва не рухнул в пропасть. В Панджшерском ущелье…
Изменившись в лице, Андрей жестко сузил глаза.
— Я бы тоже хотел попасть туда…
— Зачем? — Корытов горько усмехнулся. — Чтобы отомстить?
— Да.
Корытов положил на плечо Андрея свою руку.
— Не надо, Андрей. Воздавать у нас права нет. Никому и ни за что… А туда ты уже не попадешь, — он облегченно вздохнул. — Войска будут скоро выводить. — Корытов тряхнул головой. — И слава богу!
40
Передние бэтээры колонны, хвост которой терялся на другом берегу реки, уже съехали с моста через Аму — Дарью и двинулись по дороге, вдоль которой стояли сотни людей. Люди махали руками, радостно улыбаясь и забрасывая машины цветами. Над толпой встречающих алели транспаранты: «Интернациональный долг выполнили с честью!», «С возвращением домой!»
Недалеко от дороги, в стороне от встречающих колонну людей, переминался с ноги на ногу корреспондент Центрального телевидения Лущинский в белоснежной рубашке с приспущенным по случаю жары галстуком. Он держал в руке микрофон, готовясь начать репортаж.
Молодой оператор с большой телекамерой на плече уже замер напротив него, нетерпеливо ожидая команды.
Лущинский пригладил ежик седых волос, поправил галстук, откашлялся и бросил оператору:
— Ну что, готов?
Оператор кивнул.
— Да.
Корреспондент махнул рукой.
— Тогда поехали!
Расправив плечи, Лущинский громким и хорошо поставленным голосом произносил в камеру текст, который написал еще в Москве и, пока летел в самолете, выучил назубок:
— Сегодня, согласно решению Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза и Советского Правительства, начался вывод Ограниченного контингента наших войск с территории Республики Афганистан.
Полуобернувшись к колонне, передние бэтээры которой уже появились за его спиной, Лущинский уверенно продолжал:
— Мы видим колонну воинской части, которой командует полковник Тодоров… Она первой пересекла линию государственной границы и оказалась на родной земле. Воинов–интернационалистов, с честью выполнивших свой долг, встречают жители приграничного Термеза…
В люке передней машины колонны стоял полковник Тодоров. Широко улыбаясь, он прижимал одной рукой к груди огромную охапку цветов, а другую держал у козырька кепки, отдавая встречающим честь.
