Олег Коряков - Странный генерал
Тот понял, зачем это.
– На свои деньги вы можете купить у меня все, но будет лучше, если этот оборванец поест за дверью.
– Ладно, ладно, – пробурчал Петр. – Прибавьте еще пару яблок.
С едой в руках он шагнул из таверны. Чернокожий отшатнулся от него, а глаза впились в еду. Он даже, показалось Петру, клацнул зубами.
– Держи!
Руки у паренька дрожали.
– Держи, говорю.
Он выхватил мясо и хлеб, отпрянул и тотчас начал жадно есть. Похоже, во рту у него не было ничего уже несколько дней. Петр набил трубку, закурил – много ли прошло времени? – все было съедено.
– Ого! – сказал Петр и шагнул обратно, в таверну – купить еще что-нибудь. Он выгреб из кармана последнее серебро.
Вторую порцию паренек уничтожил так же быстро. Он не сказал еще ни слова.
– Ну, как теперь, получше? – Петр весело похлопал себя по животу.
Юноша в ответ лишь боязливо улыбнулся. Петр про себя прикинул что-то, сказал:
– Хочешь мне помочь?
– О, добрый господин!.. – Сложив ладони у груди, паренек поднял голову. Толстые губы его дрожали.
– Ладно, идем со мной. – Петр двинулся к книжной лавке.
Парнишка-негр покорно поплелся сзади, но Ковалев велел пойти рядом. Ему было жаль этого тощего бродяжку с большими печальными глазами.
– Как зовут тебя?
– Каамо.
– Где ты живешь?
Каамо беспомощно оглянулся и развел руками. «Везде и нигде», – так можно было его понять.
– А где твои? Где отец, мать?
Паренек опустил голову и медленно помотал ею.
– Ты хоть умеешь разговаривать?
– Плохо… мало…
Петр вдруг остановился и принялся вновь рассматривать своего чернокожего спутника. «А что! – подумал он. – Обучим его щи варить, хлеб печь и заживем этакой троицей…»
Каамо не понимал, с чего так заинтересованно рассматривает его этот молодой добрый бородач. Не понимал, а улыбнулся. Губы сами расползлись…
АФРИКА ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ
Отшумели проливные осенние дожди, отошли морозные ночи зимы, вновь грянула весна – пришел октябрь 1894 года, и опять буйная зелень покрыла трансваальский вельд.
Время, как известно, имеет свойство «притирать» людей друг к другу, к месту их обитания, к среде и обстоятельствам. Петр и Дмитрий «притерлись» на руднике, стали своими, а рудник стал «своим» для них. Даже небо с незнакомым, совсем иным, нежели в России, звездным узором сделалось привычным. Жизнь устоялась, текла ровно, по уже проторенному руслу.
В такой жизни наклонности человека явственней лезут наружу. Уже целую стену в одной из комнат занимали книжные полки.
В тот раз, когда Петр почти все деньги вбухал в книги и оружие, Дмитрий разозлился.
– Ты чо это, Петро, библиотеку-читальню задумал здесь открыть? На ней ведь не заработаешь. Так, знаешь, дело не пойдет.
– Дурья твоя голова! Не для заработка книги – для удовольствия, для знаний.
– Много мне с твоих книжек удовольствия! На кой ляд робить, если все деньги на такие пустяки сорить! Нам подкопить надобно, чтоб не с пустыми руками домой ворочаться, а ты… – Он даже слов не находил от возмущения.
Это была, пожалуй, их первая ссора на африканской земле.
– Ладно, – хмуро сказал Петр, – успокойся. Что твое потратил – верну. И впредь только на свои буду покупать.
На том и порешили. Оттаяв, Дмитрий даже соорудил другу полки. Он лишь крякал да укоризненно покачивал головой, когда Петр приносил домой пачки книг и принимался любовно расставлять их по стеллажам.
– Книгочий, – усмехался Дмитрий. – Тебе не по рудничному делу ударять – по науке. Может, в профессора бы вышел? Как тот наш знакомый.
– Может, – без улыбки соглашался Петр. – Только наукой-то, брат, с малых лет владеть надо. А мы с тобой бородами уже обзавелись.
Но что верно, то верно – чтение стало для него постоянной, неодолимой потребностью. Господин Деккер, книготорговец, на чью лавку когда-то набрел Петр, не чаял в нем души: покупатель этот регулярно оставлял в лавке чуть не половину своего жалованья. Деккер уже знал его историю и старался добывать, кроме прочих, и книги на русском языке.
Чем шире горизонты познания, тем больше человеку хочется узнать. Выработать какую-то систему в чтении Петру не удавалось: сам не умел, а подсказать было некому. Он проглатывал чтиво жадно и безразборно, набрасываясь на все, что попадало под руку. То были романы и описания путешествий, книги по горному делу и экономике, раздумья историков и хвастливые описания приключений разнокалиберных авантюристов. Но все больше влекла Петра та полка, в начале которой лепилась сбоку книжица, подаренная Петерсоном. На этой полке тоже еще не было системы и вперемежку стояли Шопенгауэр и Маркс, Прудон и Кампанелла, Рикардо и Бакунин – авторы, которые, каждый по-своему, растолковывал жизнь и пытался заглянуть в будущее. В сочинениях этих было много непонятного. Чамберс уже не мог помочь Петру, но это не пугало рьяного книгочия, только подзуживало его и приносило Деккеру новые доходы.
Не с кем было посоветоваться; изредка Петр писал Петерсону, тот отвечал, рекомендовал прочесть то или иное, а однажды прислал два пухлых тома того же Карла Маркса – «Капитал». Петр влезал в них постепенно, не наскоком, и мир, казавшийся хаотичным и непонятным, превращался в строгую систему обязательных, отрегулированных историей взаимоотношений классов. Поступки людей и вещи приобретали свой новый, исполненный глубокого значения смысл…
Появилось у Петра и еще одно увлечение – верховая езда. Они с Дмитрием купили-таки лошадей, и кони не застаивались в конюшне. Нередко отправлялись верхами втроем – с Изабеллой. Как почти все бурские девушки, она была хорошей наездницей, не требовала особой опеки, с ней было просто и весело. Все теснее становилась их дружба. Правда, в отношениях с Петром, оставаясь приветливой и добросердечной, Белла не могла переступить ту грань, за которой начинается легкая, ничем не сковывающая свободы отношений непосредственность. К Дмитрию же она не выказывала ни особого уважения, ни почтения, часто подсмеивалась над ним и все же, дурачась, тянулась именно к Дмитрию.
Чтобы не мешать им, Петр нередко отправлялся в вельд один. Впрочем, его всегда сопровождал Каамо. Парень был удивительно быстр и вынослив в беге. Вначале Петр сердился и гнал Каамо домой, но тот лишь улыбался и все так же легко и стремительно бежал рядом с лошадью. Петр предлагал ему место в седле – Каамо отказывался и от этого. Мчаться по вельду подобно стреле, спущенной с тугой тетивы, – это был его природный дар, он приносил ему наслаждение.
Особенно они любили резвиться в истоках Крокодиловой реки: там было много зверья и птицы. С этих прогулок, если можно назвать прогулками лихую скачку по диким просторам, Петр возвращался с богатой добычей. Его рука и глаз уже не знали промаха в стрельбе, и дичь не сходила с их стола.
Готовил Каамо. Он прижился и стал как бы членом их небольшой мужской семьи. Парень оказался веселым и сообразительным. Лишь долго не мог он заставить себя называть Петра и Дмитрия по именам. Баас – хозяин – обращался он к ним. Но потом привык и к именам.
Петр учил его языку и грамоте, приемам ружейной стрельбы. Каамо учил его понимать жизнь вельда, повадки животных и птиц, особенности африканских растений. Однажды он притащил к обеду полную корзину маленьких, похожих на огурцы ярко-красных плодов.
– Конгве, – пояснил Каамо, – можно есть, вкусно.
Это были «кафрские арбузы», сочные и сладкие.
В другой раз дело чуть не кончилось скандалом.
Придя с работы, парни, как всегда, уселись за стол, Каамо потчевал их с затаенной довольной улыбкой: он приготовил друзьям сюрприз. На тарелках появилось какое-то густое, коричневатого цвета месиво.
– Что за каша? – поинтересовался Дмитрий.
– Ешь, Дик, ешь. Хвалить будешь. Все бечуаны едят. Все черные едят. Вкусно.
Оно и верно оказалось вполне съедобным, это вязкое и жирное сладковатое месиво с каким-то странным запахом и привкусом.
– Что же это все-таки? – не вытерпел и Петр.
– Ешь, Питер, ешь, – повторял Каамо. – Когда тарелка пустая будет, я будет рассказать.
Ох и взбеленился Дмитрий, когда узнал, что он ел! Оказывается, Каамо подал им высушенную на огне, истолченную и смешанную с медом саранчу.
Дмитрий вытаращил глаза, нижняя губа у него отвисла. Довольный эффектом, Каамо хохотал и приплясывал, весело хлопая себя по ляжкам. Дмитрий схватил тарелку и запустил в парня. Тот увернулся и выскочил из комнаты. Дмитрий кинулся вслед, но Петр успел ухватить его.
– Стоп, Митя!.. А что случилось?
– Да как – что? Да я ему сейчас…
– Спасибо скажешь?
– Пошел ты к черту! – Однако Дмитрий сел. Посидел, боязливо ощупал живот, покрутил головой, усмехнулся: – Вот ведь оказия!..
