Аркадий Первенцев - Над Кубанью Книга третья
— Давай, Мишка! — проорал он бесшабашным голосом.
И сразу же сытый круп Баварца вынесся вперед. Сенька оглянулся, и Миша на секунду увидел его бледное, искаженное лицо. Чисто охотничий азарт охватил Мишу. Миша торопливо /нащупал болтавшуюся туда и сюда прохладную головку эфеса, выдернул клинок и устремился вслед за Сенькой и ширококостным Шкуркой, заоравшим, как тогда, в памятную «рафоломеев-скую ночь».
Серый рассвет угрожающе увеличил конницу противника, идущую на прямое сближение. Всадников было много, и они мчались оплошной стеной, взяв пики в боевое положение. Линия пик стремительно приближалась. Миша зажмурился, предчувствуя неминуемую гибель. Он не мог представить себе, что могут сделать с этой копьеносной лавиной их короткие и сразу показавшиеся ничтожными шашки. Ветер посвистывал, крик сгустился. Миша отчетливо запечатлел в памяти Батурина. Павло вынесся далеко вперед, обернулся, просигналил клинком, и сотня, изменив направление, косо вынесла левый фланг, освободив батарее серое затоптанное поле. Резко ударило в уши. Батарея открыла быструю картечную стрельбу. Пики уже не были страшны, их бросало в стороны, по «им можно было судить, как сразу изменился строй противника.
Мише хотелось кричать от ликующей радости, внезапно охватившей его. Он видел, как раскачивается ствол орудия, а на правиле сошника, налетая животом и дрыгая ногами, работает какой-то парень. Потом на огневую позицию вылетели еще два орудия, круто завернули, подняв облако пыли. Ездовые карьером увели лошадей за прикрытие.
Впереди сотни зайчиками мелькали чулкастые ноги батуринского коня. Сбоку появился Мостовой. Быстро сокращая расстояние, он погнал на Батурина разрозненные группки всадников противника, и те, поняв опасность, сплотились и бросились на жилейскую сотню. Батарея прекратила огонь. Павло сбавил аллюр, к нему подлетел стремительный Лучка, потом Шкурка, а с ним десятка полтора одностаничников. Высоко поднялись и сразу же исчезли бледные клинки. Шкурка потерялся из глаз, с Батурина сшибли шапку…
* * *Колонны левого крыла, неся сравнительно небольшие потери, заняли почти половину города. Начиная с Малого проспекта, бой принял более ожесточенный характер. На Таганрогском проспекте приходилось выбивать офицеров из домов, укрепленных пулеметными ячейками. Наступающие цепи красных одновременно подвергались штыковым контратакам. Наконец сопротивление у Таганрогского было сломлено. Пройдя заградительный артиллерийский огонь, красноармейцы ворвались в вокзал, опрокинув введенные Дроздовским резервы. Выбив белых с господствующих высот Темерника и Олимниадов-ки, части первой колонны вошли в Гниловскую и закрепились на западных ее окраинах. К девяти часам утра из боя возвратился Орджоникидзе, и на Садовой улице, над штабом социалистической армии, взвился красный флаг. Ростов был взят.
В полдень в «Палас-отеле» Серго собрал командный состав боевых колонн.
— Железное кольцо окружения прорвано, — сказал он, «ладя на стол большую натруженную руку, — передайте мое поздравление красноармейцам, героям утреннего боя. С воинскими почестями похороните павших за революцию. — Орджоникидзе поднялся. Вслед за ним встали командиры и комиссары отрядов.
— Я не буду вас долго задерживать, товарищи, — сказал Орджоникидзе, когда все снова сели. — Ваше место — там, на передовых линиях. Взяв Ростов, мы решили первую половину задачи. Утренний бой показал, что вы математики хорошие, задачи решать умеете.
Орджоникидзе коротко сообщил, что, по решению главного командования, Ростов должен быть удержан, пока не будут выведены за Дон все эшелоны, боевые припасы, золотой запас, что для возведения укреплений проводится мобилизация горожан, что революционный порядок в городе передан в руки Красной Армии, а мародерство и самовольные реквизиции будут караться смертью.
Батурин покинул штаб вместе с Мостовым. Барташ задержался на совещании комиссаров отрядов. Миша, нетерпеливо ожидавший у подъезда, заметив выходивших командиров, подвел им лошадей. Ему хотелось спросить, о чем в течение часа говорил с ними Орджоникидзе, но он не спросил из застенчивости.
В пути краем уха пытался подслушать их разговор, но Мостовой и Батурин ехали молча и не поторапливали измученных боем лошадей. По улицам шагали пехотинцы. В задних рядах, как всегда, — не вышедшие ростам. Они отставали, бежком догоняли колонну, удивленно таращили глаза на них — всадников, одетых в казачью форму. Из расспросов выяснилось, что это резервные части, выгруженные из недавно подошедших эшелонов. Пехотинцы в утреннем бою не участвовали и направлялись на подкрепление линии обороны.
Пехотинцев, скрывшихся в боковой улице, сменила похоронная процессия. Везли красноармейцев, павших при атаке вокзала. Тихо играл оркестр, как бы боясь нарушить покой этих людей, одетых в шинели и свитки и бережно, в ряд, сложенных на бричках. Позади бричек следовала какая-то шахтерская часть. На знамени, вылинявшем от дождей и солнца до розового цвета, висели черные шелковые ленты.
— На нахичеванское кладбище, — сказал Мостовой, снимая шапку, — пятьсот сегодня с катушек долой.
— Много народу гибнет, — сказал Павло, вслед за Егором обнажая голову. — И у каждого ведь сродствие есть, детишки. Вот у нас двоих сшибли. По всем правилам, следовало бы до дому отправить.
— Не сумеем. Составы идут буфер к буферу. Некуда пальца просунуть. Пока город наш, нужно все вытянуть. Слыхал же главного комиссара?
— Слыхал, — сказал Батурин и надел шапку, так как процессия миновала их, — слыхал и дивился ему. В пинжаке, штаны под штиблеты, а бой провел похлеще самого Корнилова. Тот об Екатеринодар поломался.
— Да, тот поломался, а шансов имел больше нашего. У Корнилова войско было наскрозь послушное, а у нас наполовину — шумливое, трудное. Анархистов одних почитай не менее пяти знамен.
— Всех уговорил.
— Кажись, дождь к вечеру соберется, — сказал Мостовой.
- Батурин поглядел на небо.
— Не хмарит.
— Хмары еще далеко, не увидишь, — улыбнулся Егор, — у меня свои приметы, стариковские. Штыковая дырка ноет, брагинская, да подошвы печет.
— Дождь нужен. Майский дождь и хлеба и травы поднимет. Только абы без граду, — Павло полуобернулся, подозвал Мишу. — Чего закручинился? Зарубил ты сегодня какого ни на есть сопливенького?
Мостовой также с улыбкой наблюдал за мальчишкой. Миша смутился. В утренней атаке он ничем себя не проявил. Ретивые рубаки, рванувшиеся вперед, отшвырнули его и сами закончили преследование.
— Никого не зарубил, — погасшим голосом сказал Миша.
— Не горюй, еще приведется, — успокоил его Мостовой. — Только пока плечо не окрепнет, не советую. А чтобы руку набить, надо по-черкесски… Садись у реки и секи шашкой воду с утра до ночи. Польза…
ГЛАВА VII
Сотни расположились в ответвлениях Темерницкой балки. Обозные повозки со снаряжением и боевыми припасами, переброшенные сюда распорядительным Лучкой, были размещены на городской окраине. Сюда же прибыли две полевые кухни, вскипятившие воду. Возле кухонь Мостовой заметил Доньку. Она переругивалась с Писаренко, не сумевшим достать в городе чая. Донька приветливо помахала рукой. Мостовому хотелось (подойти к Доньке, но он постеснялся бойцов. Ётор проверил списки, представленные старшинами после перекличек, обошел легкораненых, отведенных в резерв, выставил возле полковых сундуков часовых и подошел к командирам, собранным на полевое совещание. Решение главного командования было встречено с одобрением. Каждому не терпелось снова попасть поближе к своим, в родные места, которые, казалось, навсегда были отрезаны чужим и неприветливым Доном.
После совещания Мостовой выехал в ближнюю рекогносцировку, захватив с собой Мишу. На обратном пути он осмотрел окопы, подготовляемые на участке дороги, ведущей на хутор Крымский и Султан-Салы. Окопы рыли небрежно, не учитывая пересеченности местности. Пулеметные ямы располагали без знания дела, оставались большие мертвые пространства, удобные для накопления атакующей неприятельской пехоты. Сойдя с лошади, Егор, указал командиру батальона, подвижному черноусому солдату, как надо располагать пулеметы и огневые точки.
— Вот-вот гости заявятся, — говорил он, прочеркивая лопатой линию будущей траншеи, — пехота у немцев скаженная, напористая, надо встретить ее умеючи.
В отдалении, в чалтырском направлении, прогремело орудие. Мостовой вслушался. Орудия забухали с равными промежутками. Люди разных положений и возрастов, мобилизованные для земляных работ, остановились, затревожились. Командир батальона покричал на них, и лопаты снова заблестели.
— Наступают, — равнодушно сказал солдат, присаживаясь на бугорке и закуривая, — тут нам пришлось раза два их отгонять. Где-то вон там сидят, как хомяки. — Он указал на синеватое взгорье, облитое горячим солнечным светом.
