Михаил Ильин - Ради жизни на земле-86 (сборник)
Они шли узкой улицей, которая то обрывалась у темного пятна пожарища, то вновь вилась вдоль серых, однообразных дувалов. Позади Махмуда и Наби, след в след, не спеша, настороженно глядя по сторонам, двигались Кучкаров и Кичко.
Махмуд предложил Акрамову пройтись по кишлаку. Хотел показать, что натворили душманы, а заодно выбрать место для будущей школы.
— Сами ведь говорили, что жизнь продолжается и надо спешить, — сказал он Наби. — Так не будем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. А дел предстоит столько, что голова кругом идет. Но мы решили начать со школы.
Кишлак постепенно наполнялся гомоном голосов. Он словно просыпался от долгой спячки. Но увиденное холодило людские сердца.
— Только бы нам не мешали жить, только бы не гремели выстрелы, — возбужденно говорил Махмуд. — Через год ты бы не узнал кишлак. Будет новая школа, будут новые улицы. Их назовем именами тех, кто отстаивал новую власть — Хамида, Дерхана, Гарипа. И площадь будет. Ее назовем площадью шурави…
Махмуд не договорил, словно захлебнулся. Наби оглянулся на секретаря партийной организации и замер. Схватившись рукой за бок, тот медленно оседал на землю.
— Командир! — всплеснулся за его спиной тревожный крик Кичко, и в следующее мгновение от сильного удара он рухнул рядом с Махмудом. Падая, успел заметить, как в двух десятках метров, где кончался дувал, сереет облачко от недавнего выстрела. И еще увидел три тени, метнувшиеся к ветхой мазанке, вросшей в землю пустыми окнами.
— Душманы! — крикнул Кичко. — И откуда они взялись?
…Махмуда Бари Наби поручил Кучкарову. Сам же с Кичко короткой перебежкой достиг дувала, прижался к его шершавой стене. От недавнего падения саднило плечо. Акрамов с досадой посмотрел на сержанта. Ну и силен Кичко, мог бы и поаккуратней толкнуть.
Затаив дыхание, они не сводили глаз с мазанки, ожидая выстрелов, готовые открыть огонь. «Неужели это те, из мечети? Неужели это Башир?» — думал Наби.
Две длинные автоматные очереди, сливаясь в одну, раскололи тишину. Следом ударила третья.
— Вон откуда бьют, — показывая стволом автомата, прокричал Кичко.
Но Акрамов и сам видел чернеющую в стене дыру.
— Гранатой бы туда, — услышал Наби рядом возбужденный голос Кучкарова.
— Почему здесь? Я ведь оставлял вас с Махмудом…
— С ним все в порядке, — подползая, сообщил Кучкаров. — За дувалом спрятал — и к вам.
Наби не стал выговаривать, не до того было. Он думал, как выйти из создавшегося положения, что предпринять. За спиной пустела улица. Но где-то вдалеке уже слышался топот десятков ног. Это, услышав выстрелы, к ним спешили на помощь. Можно было дождаться подкрепления, за дувалом не страшны пули. Но Наби представил, как сейчас улицу заполнят люди. Они бросятся сюда на выстрелы и сами, не зная, где их ждет опасность, попадут под смертельный огонь. Из черного проема вновь прогремели автоматные очереди. Решение созрело мгновенно. Но оно не было стихийным, случайным. К нему старший лейтенант Наби Акрамов шел всю свою недолгую жизнь. Готовился, слушая рассказы отца — опытного офицера, проходя закалку в школе ДОСААФ, в военном училище, командуя взводом. Это было не просто решение, а проявление характера — твердого, мужественного характера настоящего советского человека, патриота, интернационалиста, который во все времена не могли понять враги.
…Голоса людей становились все ближе. Еще минута-другая, и спешащие на помощь товарищи упадут, скошенные выстрелами бандитов.
Наби почувствовал на себе напряженные взгляды Кичко и Кучкарова. Они тоже поняли сложность ситуации. Они знали, что уже поздно бежать назад, предупреждать об опасности, и ждали решения командира.
— Прикройте! — скомандовал Наби и метнулся к мазанке.
Не добежав, на ходу бросил гранату. Считанные секунды лежал на показавшемся таким горячим песке, всем телом ощущая, как вздрогнула и закачалась от взрыва земля. А еще через мгновение неведомая сила подняла его и бросила туда, в зев черного проема, откуда валили клубы дыма и где ждала неизвестность. Уже проваливаясь в пугающую пустоту, он почувствовал, как рядом мелькнули до боли знакомые и родные лица Кичко и Кучкарова…
…Из троих бандитов в живых остались двое. Их вытащили бойцы отряда самообороны. Гасан даже не взглянул на них. Он долго смотрел на Акрамова, словно видел впервые. А затем крепко обнял Наби и прошептал что-то горячее, так и не понятое Акрамовым.
— Что с Махмудом? — вытирая рукавом куртки черное от копоти лицо, спросил Наби, еще тяжело дыша.
Рядом стояли живые и невредимые Кичко и Кучкаров.
— Тяжело ему, — ответил Гасан. — Но скоро он будет с нами.
Гасан вдруг отшатнулся и подскочил к сгорбившемуся душману.
— Ты?! — только и процедил сквозь зубы. — Я знал, что встречусь с тобой, Сайд, верил в это. И ты запомнишь нашу встречу…
Наби отвернулся и уловил на себе пристальный взгляд второго душмана. Пригляделся и невольно вздрогнул — перед ним стоял Башир. Наби не поверил своим глазам.
— Ты счастливый, шурави, — донесся до него полный злобы голос. — Счастливый. Только надолго ли?
И Наби понял, что не мог ошибиться.
— Что это он? — с недоумением спросил Гасан, кивая на душмана.
— Как видишь, знакомого встретил, — ответил после недолгого молчания Акрамов. — Того самого Башира…
— Башира?! — ахнул Гасан. — Ты не ошибся?! Точно Башира?!
В считанные мгновения царандоевец оказался напротив бывшего главаря.
— А ведь точно — Башир! — воскликнул он звенящим от ненависти голосом. — Вспомнил фотографию.
Высоко подняв руки, Гасан прокричал:
— Эй, люди, спешите сюда! С Баширом покончено! Вот он перед вами…
Гасан собирал дехкан, что-то горячо, взахлеб им рассказывал, объяснял, но Наби уже не слышал. В его памяти всплыл далекий знойный день, развилка дороги возле арыка, исчезнувший в белом мареве караван. Кажется, это было только вчера, а прошло уже столько времени…
Наби поспешил к раненому Махмуду, к своим подчиненным. Только теперь он с удивлением заметил, что тени от дувалов стали совсем короткими и солнце давно стоит в зените, готовое вот-вот покатиться за парящие в легкой дымке гребни далеких гор. «Ничего, — подумалось Наби, — завтра оно вновь взойдет. Завтра снова наступит утро, его сменит день. Пусть же он будет для кишлака без выстрелов. Да и сколько можно взрывать тишину. Она так нужна всем».
Он шел и не знал, что впереди новые испытания, новые дни и ночи, полные тревог. И так будет до самого последнего дня его службы в Афганистане…
* * *Наби так и не понял, кто произнес эти слова. Кучкаров? Ильюх? Аманбеков? Или всегда невозмутимый Кичко? А может, их сказал только что пришедший в роту рядовой Айжанов, чей восторженный взгляд Наби не раз ловил на себе? Чувствуя, как тугой комок подкатил к горлу, Акрамов в который уже раз оглядел строй теперь уже бывших его подчиненных. Так же долго, пристально, словно стараясь на всю жизнь запомнить каждое лицо, оглядывал строй когда-то капитан Дорожкин, прежде чем покинуть роту.
— Товарищ старший лейтенант, вы нас не забудете? — вновь почудилось ему в прокаленном до звона воздухе. И снова Акрамов не расслышал, кто задал этот вопрос. А спустя мгновения понял — слов и не было, строй молчал. Вопрос он читал в глазах подчиненных. Тех, кого знал, как себя, с кем столько пройдено, пережито, испытано под афганским небом.
Он мог бы ответить так же беззвучно и верил, что его обязательно бы поняли. Как понимали всегда в ходе службы, в минуты опасности, задушевного разговора. Но не стал этого делать.
— Я вас не забуду! — сказал громко, так, чтобы его могли слышать на флангах.
И от этих слов, этого последнего признания командира строй вздрогнул, будто прозвучала чья-то команда, качнулся вперед, словно стремясь тесным кольцом окружить ротного и больше не отпускать от себя…
— Из кишлака что-то задерживаются, — поглядывая на часы, с беспокойством произнес Куприн. — Обещали прийти попрощаться, а времени у нас уже в обрез.
— Они не придут, — с грустью глядя на бывшего своего заместителя, сказал Наби. — Я сам утром у них побывал. Прошелся по новенькой школе, поговорил с учителем Нуллой, встретился с Гасаном, Махмудом. Гасан настоящий человек. Внука Гарипа взял к себе. Сегодня в партию его принимают. Ты найди возможность — поздравь парня…
Наби сдержал слово, которое дал на пыльном плацу палаточного гарнизона. Не забыл своих бывших подчиненных — боевых друзей. Помнит и сейчас, у кого он учился и кого сам учил ратному мастерству, верности интернациональному долгу. Но особенно ярко, зримо и взволнованно он вспомнил всех поименно, когда ему вручали Золотую Звезду Героя. Этого высокого звания бывший воспитанник ДОСААФ, коммунист, теперь уже капитан Наби Акрамов удостоен за мужество и героизм, проявленные при выполнении интернационального долга в Демократической Республике Афганистан.
