Анджей Збых - Кузина Эдит
Попросив увести Васяка, Клос сел напротив Бруннера и, не говоря ни слова, взял вторую сигару. Курил молча. Он понимал игру Бруннера. Ему не хватало только одного немаловажного элемента в этой игре. Он вспомнил события новогодней ночи и один пустяк, на который до этого как-то не обратил внимания. Бруннер подошел тогда к Эдит и вдруг неожиданно уронил рюмку. Когда он неуклюже наклонился, чтобы собрать осколки, руки его дрожали. Все подумали, что Бруннер изрядно пьян. Теперь Клос понимал: Бруннер узнал тогда Эдит и она вспомнила его. Это и было последним звеном загадки. Так вот почему Эдит не хотела сказать Клосу о своем открытии и о том, что случилось тогда в доме гауляйтера! Ее это открытие тяготило, она не допускала и мысли, что офицер гестапо и есть тот бандит и убийца, которого она заметила в ту роковую ночь у квартиры гауляйтера. И еще одно: неожиданная гримаса на лице Бруннера, когда Клос обратил внимание на добротные гаванские сигары, которые всегда курит штурмбаннфюрер. Видимо, и в этом кроется какая-то загадка.
– Ну и что скажешь теперь? – самодовольно прищурив глаза, спросил Бруннер, отгоняя рукой голубоватый дым.
– Что ж, услуга за услугу, – усмехнулся Клос. – Только что ты меня предостерегал, теперь я вынужден предостеречь тебя. Представь себе, что идёт Бруннер по дороге и видит что-то похожее на яйцо, такое беленькое, кругленькое. Берет его, а оно вдруг взрывается и отрывает ему руку. Это, как ты понимаешь, Бруннер, граната!.. Помни, я предостерег тебя, дружище. Лучше не дотрагивайся, а то можешь сильно пострадать. Надеюсь, ты понял меня.
– Но я не могу оставить без внимания признание этого партизана, – проговорил Бруннер.
– Можешь продиктовать ему другое признание, такое же «достоверное», как и это. Думаю, что этот тип долго не проживет.
– Я надеялся, Ганс, что ты будешь на моей стороне, но, как вижу, ошибся. Хочешь выступить против меня?
– Меня не интересует антипатия, которую некоторые питают к блондинкам. Но предупреждаю, не делай легкомысленного шага. Помни о яйце, которое может взорваться в руках. Вот и все, дружище Бруннер. Позволь взять еще одну сигару на дорогу. Они действительно превосходны и не каждому немецкому офицеру по карману. – Клос решил добить Бруннера. Напоминание о сигарах должно звучать для гестаповца так: подобные сигары во время войны доходят в цене до астрономических размеров, и нужно быть очень богатым человеком, чтобы позволить себе курить их. Именно это хотел сказать Клос. Штурмбаннфюрер Бруннер должен понять, что эти слова касаются его.
11
В квартире Клос застал Курта за стиркой занавесок, которые с тех пор, как Клос поселился здесь, никто никогда не стирал, но ни он, ни Курт не видели в этом особой необходимости.
– Фрейлейн поручила, – ответил Курт на вопросительный взгляд своего командира.
Ординарец отдал Клосу записку, оставленную Эдит. Она сообщала, что будет на дежурстве до полуночи и надеется, что Клос навестит ее. Он хотел пойти к ней сразу же после обеда, принесенного Куртом из казино, но внезапно был вызван в штаб, где почти до десяти часов вечера пришлось просидеть над картой – необходимо было нанести доставленные недавно авиаразведкой данные о концентрации русских войск на Висле.
И уже в пути, переходя через железнодорожную насыпь, задумавшись и чуть не попав под маневровый паровоз, капитан увидел, что оказался на том участке железной дороги, где намечалось провести партизанскую диверсию. Он посмотрел в ту сторону, боясь увидеть что-нибудь непредвиденное, грозившее сорвать операцию, но все говорило о том, что немцы ни о чем не догадываются. Охранник спокойно прохаживался у шлагбаума возле переезда, где пролегали рельсы двух железнодорожных линий, ведущих в сторону фронта.
Громыхание маневрового паровоза заглушило шаги Клоса, когда он входил в помещение телефонной станции, где за переговорными пультами хлопотали телефонистки. Он подошел к Эдит и ласково провел рукой по ее лицу.
– Ганс! – произнесла она радостно. – Какой ты холодный! Я рада, что ты пришел. Я так волновалась…
– Надеюсь, теперь ты успокоилась, Эдит…
Беспрерывно звонили телефоны. У Эдит не было ни одной свободной минуты. Не снимая наушников, она пододвинула ему блокнот и карандаш:
– Чтобы тебе не было скучно, будешь моим секретарем. Клос открыл блокнот и увидел фотографию, хотел взять, но Эдит не позволила.
– Не узнаешь? Ведь это твоя фотография. Ты подарил мне ее на память в тридцать восьмом году.
Клос внимательно присматривался к этому незнакомому лицу. Он в эти годы выглядел, кажется, совсем иначе.
– Каким я был тогда мальчишкой! – произнес Клос, посмотрев на Эдит. – Совсем неоперившийся птенец.
Монотонно тикающие часы, висевшие на стене, показывали десять двадцать четыре. Осталось еще полчаса. Задумавшись, Клос не заметил, что кто-то открыл дверь. Послышался голос Бруннера:
– Не ожидал, что встречу тебя здесь, Ганс!
Клос не торопясь повернулся в сторону Бруннера:
– Не послушал моего совета, не сделал выводов из сказки о яйце, которое оказалось гранатой.
– Довольно шуток! – резко произнес Бруннер. – Эдит Ляуш, вы арестованы!
И только сейчас Клос заметил, что Бруннер не один. Двое эсэсовцев в касках, надвинутых на глаза, стояли в дверях.
Эдит какое-то время не могла прийти в себя.
– Господин Бруннер, вы что, с ума сошли? – произнесла она наконец.
– Спокойно, Эдит, – вмешался Клос. – Пожалуйста, занимайся своей работой. А ты, Герман, выпроводи этих людей в коридор. Когда понадобятся, позовешь их. Если ты этого не сделаешь, я вынужден буду все высказать при них. Предупреждаю, что это для тебя кончится плохо.
– Согласен, но только на пять минут, – проворчал Бруннер и жестом приказал эсэсовцам выйти. Те вышли, не сказав ни слова. – Ляуш обвиняется в сотрудничестве с большевистской разведкой.
– Это клевета! – сорвалась с места Эдит, но Клос успокаивающим жестом вернул ее на место.
– Все понятно, Бруннер: арестуешь фрейлейн Ляуш, а когда будете переходить через железнодорожную насыпь, она будет убита «при попытке к бегству». Васяка, твоего «партизана», конечно, тоже уничтожат, если уже не уничтожили, но он оставит документ, обвиняющий Эдит… Однако ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что после смерти Эдит Ляуш никого не останется, кто узнал бы того бандита, который четыре года назад в этом городе в целях грабежа убил женщину и двухлетнюю дочь высокопоставленного функционера рейха. Мы оба знаем, Бруннер, что убийца тот человек, который все эти годы после того грабежа и убийства курит такие дорогие сигары, которые даже старшему офицеру не по карману.
– Это он! – истерично воскликнула Эдит. – Теперь я точно знаю: это он убил жену и дочь гауляйтера!
– Прошу тебя, Эдит, успокойся, – уговаривал ее Клос. Когда он снова повернулся к Бруннеру, у того в руках поблескивал пистолет. Но Клос, как бы не замечая пистолета, направленного на него, поудобнее уселся на стуле и пристально посмотрел на Бруннера.
– Спрячь свою игрушку, – произнес он спокойно. – Не думаю, Бруннер, что ты совсем лишился рассудка и полагаешь, что я такой идиот, что не приготовился к серьезному разговору с тобой. Кроме Эдит Ляуш был еще один свидетель, о котором ты не знаешь, это дворник того самого дома…
Только это могло отрезвить Бруннера. Клос понимал, что Бруннер в настоящий момент не сможет проверить это. Главное сейчас, чтобы он спрятал оружие.
– Его сообщение, – тянул далее Клос, – а также показания Эдит Ляуш находятся в пакете, который в случае моей внезапной смерти будет вручен некому лицу в Берлине. И ты, Бруннер, прекрасно знаешь, о ком я говорю. Этот человек давно Ищет убийцу своей жены и ребенка, а также украденные у него в доме золото и бриллианты. Думаю, Бруннер, ты не такой дурак, чтобы не понять этого. Так что спрячь свою игрушку, которую держишь в руке, и благодари бога, что еще можешь дожить до седин, ибо смерть моя, как и смерть Эдит Ляуш, может дорого тебе обойтись, ты поплатишься за это своей жизнью.
Бруннер без особого удовольствия спрятал пистолет. И теперь перед Клосом стоял осунувшийся человек, с умоляющим взглядом. Мундир свисал с его плеч. Казалось, что Бруннер постарел на несколько лет. Руки его дрожали. Он даже не пытался скрыть своего волнения и боязни.
– Ганс, – пробормотал он, – мы всегда были друзьями, ты не сделаешь этого…
– Не сделаю, – ответил Клос, – если ты сейчас же уберешься отсюда вместе со своими эсэсовцами, уничтожишь фальшивое признание своего «партизана» Васяка и забудешь раз и навсегда об Эдит Ляуш.
– А гарантия? Какая гарантия для меня?.. – начал Бруннер.
– Никаких гарантий, – холодно закончил Клос. – Уходи, не хочу тебя видеть. Но сначала попроси извинения у фрейлейн Ляуш за нанесенное ей оскорбление, ведь ты обвинил ее в сотрудничестве с вражеской разведкой.
