Инсаф Давлитов - Чеченская пыль
Вэвэшники везут не только освобожденных пленников и погибшего солдата, еще они добыли ценные документы, валюту, образцы экстремистской литературы, трофейные импортные сигареты. С бумагами будут работать вышестоящие чины, сигареты выкурят сами. Давно таких не пробовали. Штабисты обойдутся, у них наверняка обеспечение получше будет.
На «точке» для Ксении отгораживают угол в командирском блиндаже. От еды она отказывается. Через силу пьет воду и затихает за занавеской.
Четверо мотострелков после горячей еды и крепкого чая отключаются в помещении для личного состава. Убитый пехотинец лежит в десантном отсеке бронетранспортера. Можно, конечно, поместить тело поближе к матери-природе, в нишу кольцевой траншеи. На свежий воздух, поближе к ясному звездному небу, под которым родился и умер. Но нельзя, могут обгрызть мыши.
Опорный пункт накрывает частая гостья — тоска. Многим не спится. За углом солдатского блиндажа кто-то тянет под гитару: «…над горой стоит туман. Знаешь, мама, здесь не страшно. Просто здесь Афганистан…» Песни о новой войне еще не написаны, но они обязательно будут.
Кто-то просто сидит на голой земле и смотрит в черную ночь. Новостей никаких нет. Разве что на какой-то развилке раздавили танком легковушку вместе с водителем-чеченцем. Стоял там, дурак, голосовал чего-то. А мимо как раз мотострелки из того самого полка ехали, братву которых на днях перебили на марше из засады. Вот и отыгрались на первом встречном.
До рассвета остается несколько часов. А до конца войны еще Бог знает сколько.
26
Капитан пишет рапорт. Во время его отлучки на ВОП нагрянуло высокое начальство. Выясняли обстоятельства расстрела колонны, громыхали легкими по поводу неслыханной самодеятельности, озабоченно шелестели бумажками, грозились побег с хищением оружия и угоном техники приписать. Теперь командиру вэвэшников эта экспедиция-самоволка дорого обойдется. К тому же вернулся с потерями, чужого подчиненного не сберег.
Замком до сих пор красный. Влетело ему от штабных воителей по первое число. Старый добрый друг смолит сигарету за сигаретой из красивой яркой пачки, старается не смотреть на командира. На душе паршиво.
Расправа над неугодными в армии происходит быстро. Тем более давно на капитана зуб точат, считают оборзевшим и неконтролируемым.
Разжалуют, сгноят на зоне за ржавой колючкой, превратят заслуженного человека в пустое место. Горько это, когда не можешь помочь.
Капитан пишет всю правду. Дисбат так дисбат. Его не страшат дезертиры, мародеры, убийцы, самострелы, прочая пена неспокойного времени. На войне несладко приходится. Главное — у него еще есть время. Надо успеть поставить памятник на месте гибели армейской колонны, дописать письмо домой, выспаться. Памятник — это просто так говорится. На обочине всего лишь установят полувертикально крышку от башенного люка, выведут на ней белой краской номера уничтоженных «коробочек».
Он чешет лицо, заросшее трехдневной щетиной. Силится поймать какую-то очень важную мысль.
— Где женщина, что сына пленного ищет?
— Не усидела. Пешком ушла, — отвечает замком.
Пешком… На освобожденное недавно село… Отсюда километров эдак…
Капитана сваливает сон. Мгновенно исчезает все: заботы, тяжелые думы, война. В мире воцаряется абсолютная пустота. Становится очень спокойно, и только где-то, далеко-далеко, тихонько плачут призраки убитых, умерших в госпиталях, не вернувшихся из плена, пропавших без вести солдат.
Эпилог
Да, всему когда-нибудь наступает конец. Человек приходит в жизнь, радуется и страдает, встречается и расходится на жизненном пути с множеством других людей. И хорошо, когда о них остается добрая память.
Продолжать службу Ксения не смогла, ее комиссовали по состоянию здоровья. В родные края девушку провожали с цветами. Сейчас она замужем за ветераном-«чеченцем». У них растут замечательные мальчишки.
Капитан, боевой офицер и настоящий человечище, отделался строгим взысканием. При разбирательстве обстоятельств дела причины его самовольной отлучки были признаны уважительными. Говорят, спустя два месяца после описываемых событий убит под Самашками. Но в это не верится. Может, напутали чего солдаты-вэвэшники, торчавшие тогда на кизлярском жд вокзале в ожидании погрузки в эшелон?
Начальник разбитой армейской колонны также благополучно вернулся с полком домой, на место постоянной дислокации. Все провоняли порохом, вымотались до невозможности, но были безмерно счастливы. Игра в гляделки со смертью закончилась.
После окончания активных боевых действий священник Николай возглавил приход на Ставрополье. Духовно окормляет паству, молится за души всех убиенных на той кровопролитной войне. Майор-медик с чеченской полковой базы уже в отставке.
Судьба остальных неизвестна. Надеюсь, у них все хорошо.
Билет в Пацифиду
Ночь морозная.
Тих покой перекрёстка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой извёсткой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.
Мы сидим в баре «Счастливый баркас». Это заведение находится на границе. Между частным сектором и многоэтажной застройкой. Сам бар разрушен, как и весь Карфаген, скалящийся в зимнюю пустоту чёрными глазницами выжженных развалин. Бомбовые удары были массированными, но подавить сопротивление всё же не смогли.
По всей видимости, до войны «Счастливый баркас» был фешенебельным местом. Остатки дорогой обстановки и сейчас впечатляют, кроме того, в подсобных помещениях обнаружились запасы дорогого алкоголя.
Мы жжём костёр посреди банкетного зала и изучаем красивые бутылки. Несколько дней назад в мирных краях был большой праздник — Новый год. Тогда мы не смогли его отметить, так хоть сейчас это сделаем. И всех наших помянем.
Мы — это Паша-пулемётчик, радист Лёня, механик-водитель БМП-2 Лёха, и я — писарь делопроизводства. Мне везёт на хороших людей. Встретились на сумбурной переформировке бригады, вместе попали в плохо слаженный батальон. У каждого из нас была своя дорога на войну. Но сейчас не до воспоминаний, живём одним днём.
Да, спиртного здесь завались. Ещё бы поесть чего было. Для этого мы, собственно, сюда и забрались. Однако улов небогат. Нашли только пару пачек макаронных изделий, гречневую крупу и ещё что-то по мелочи.
Не успевает разогреться жестянка с кашей, как Паша, дежурящий у пролома в стене, подаёт сигнал тревоги. Мы мигом забываем о вкусной еде, залезаем, кто куда горазд и изготавливаемся к бою.
Тревога оказывается ложной. К нам в гости заходят ребята из соседнего мотострелкового полка. Они возвращаются из разведки с неутешительными известиями. Батальон нашей отдельной мотострелковой бригады и часть их полка окончательно отрезаны от основных сил, а впереди, где при поддержке танков дерутся разрозненные группы морской пехоты и дэшэбэшников, творится что-то невообразимое.
Угостившись символическим количеством каши и приложившись к самой пузатой бутылке, разведка уходит к своим. Мы тоже сворачиваемся и двигаем в расположение батальона.
Великий Карфаген тонет в едком дыму. Когда-то это был красивый, полный солнца и жизни город. Теперь он подурнел и обезлюдел. В Карфагене гремит канонада и всё горит. На огромном пространстве властвуют только смерть, горе и страдания.
* * *В нашем квартале идёт сооружение точечных баррикад. Бронетехника выдёргивает и таскает с сопредельной стороны плиты, столбы и прочий крупногабаритный хлам. Спешим, нам ни к чему неприятности в виде прорвавшихся грузовиков, набитых атакующими повстанцами. В угловом доме, откуда можно вести огонь в нескольких направлениях, «прописываются» снайпер, Паша-пулемётчик и расчёт АГС-17.
Около полудня, нежданно-негаданно, к подвалу, где разместилось командование батальона, подкатывает УАЗик с замазанными опознавательными знаками. Машину пропустили, поскольку признали своего. На заднем сиденье — цинки с патронами и… хорошенькая маленькая девочка, которую прислала жена комбата.
Это просто чудо какое-то, что водитель с девочкой добрались до нас через исступлённо стреляющий город. Ошарашенный комбат долго не выпускает дочку из объятий, потом стискивает водилу. Тот смущённо кривится и торопится обратно в штаб группировки, и так долго пропадал.
Чёртова неразбериха военного времени. Кто же это там «догадался» сплавить ребёнка на передовую?
Девочку зовут Вика. Её селят в подвале, рядом с отцом. Благодаря этому взрослые начинают воздерживаться от курения и брани. В спокойные часы, когда нет огневых налётов, она играет за нашим домом, на полузаснеженном пустыре, ограниченном с двух сторон бетонным забором.
