Идиллия Дедусенко - В «игру» вступает дублер
— Наконец-то, — недовольно отозвался старик. — А то совсем запропал.
— Сам понимаешь, проверки после бомбёжки, пришлось обождать. Гитлеровцы устроили допрос. Скажи мне: на Почтовом всё спокойно?
— Спокойно. Два дня назад старика издали видел. Вчера специально прошёл мимо дома — порядок.
— Вот что, Петрович. Сюда мне не с руки являться. Встретимся через два дня в шашлычной, которую открыли в бывшей пельменной. И вообще, возьми себе за правило захаживать в шашлычную, ну, скажем, по понедельникам в обед.
— Ладно. Только вот что: сапожник с рынка пропал.
— Как пропал?
— А вот так. Проходил я мимо мастерской на следующий день после бомбёжки, дверь забита.
— Это плохо, Петрович.
— Да уж хуже некуда. Одна бабка сказала, будто забрали его в гестапо. Так что думай, как быть. В понедельник приду в шашлычную.
Старик захромал к церквушке.
Операция «Дас Фенстер»
Не дождавшись никаких известий ни от Зигфрида, ни от Морозова, Панов, посоветовавшись с центром, предложил операцию под названием «Дас Фенстер» — окно. Её подготовили буквально за несколько часов: медлить было нельзя, и так упущено столько дней, тяжких дней неизвестности. У всех в головах одни вопросы без ответов. Что с Морозовым и Анной? Не раскрыта ли явочная квартира Петровича? Жив ли Зигфрид? Не попал ли в руки гестапо? Радиоперехват немецкой шифровки давал какую-то надежду, но слишком хрупкую, чтобы можно было ещё выжидать.
Ночью через линию фронта переправили радиста партизанского отряда с группой стрелков. Он включил передатчик, и в эфир полетела шифровка от имени Зигфрида.
Начальник абвергруппы № 101 майор Файст, насквозь пропитанный духом инструкций и чрезвычайно педантичный, на ночь передал дела помощнику, который был его полной противоположностью. Этот оригинал отличался некоторой экстравагантностью. Шумный, выносливый, он мог в течение нескольких минут выпить бутылку шампанского, а то и две, и бодрствовать всю ночь. Не слишком ревностный служака, не фанатик, он любил жить широко и весело. Прибыв к Файсту из Берлина, и представился оригинально: «Полковник Пушкин». Конечно, он не полковник и тем более не Пушкин. Кто скрывался под этим псевдонимом, в группе не знали, но поговаривали, что это сын русского эмигранта, бывшего царского офицера.
Майор Файст сразу же отмежевался от инцидента с бомбёжкой штаб-квартиры фон Клейста, дескать, искать диверсантов в городе — дело полиции и гестапо, а не абвера. У военной разведки достаточно своих дел. А когда перехватили радиограмму, посланную из города, и все забегали, даже фыркнул, опасаясь, что его тоже заставят заниматься этим делом.
«Полковник Пушкин» шумно ругался, узнав, что нерасторопные солдаты не успели запеленговать рацию. Те оправдывались тем, что между ними и рацией было порядочное расстояние, так как она располагалась где-то вблизи фронта. Машина с пеленгатором пыталась прорваться к расчётной точке, откуда шли сигналы в эфир, но фронт вдруг ожил. Со стороны русских понёсся шквальный огонь. Пока пеленгатор лавировал, рация умолкла. Расшифровать радиограмму не удалось, понятно было только имя: Зигфрид.
— Он такой же Зигфрид, как я Пушкин! — кричал «полковник» и безобразно ругался.
Майор Файст некоторое время сидел, поджав губы, и не вмешивался. Затем пригласил помощника к себе в кабинет:
— Немедленно, сейчас, ночью пошлите к ним своего человека. Возможно, удастся выяснить, где искать этого Зигфрида.
Панов пригласил Кондратьева, Игнатова и Рыжкова.
— Что слышно?
Они поняли, что генерал имеет в виду сведения о Зигфриде.
— Доложили бы, товарищ генерал, — сказал Игнатов.
— Ну, а на других направлениях?
Кондратьев взялся было рассказывать, но Панов его остановил:
— Я всё это знаю. Плохо мы ещё работаем, товарищи.
— Не сидим же сложа руки! — с обидой возразил Кондратьев.
Действительно, работать каждому приходилось за двоих, а то и за троих. И генерал это знал, но слишком уж напряжённая сложилась обстановка в те дни. Закавказский фронт занимался перегруппировкой своих частей, а тем временем, как доносила военная разведка, горнострелковые формирования немцев захватили ряд высокогорных перевалов, гитлеровское командование готовило свои войска к новому наступлению. Противопоставить им было фактически нечего — основные силы брошены на защиту Сталинграда. На подступах к волжскому городу летом уже полегли выпускники обоих Орджоникидзевских командных училищ. Необстрелянные ребята вступили в бой с отборными и прекрасно вооружёнными гитлеровскими частями. Из двух тысяч юных командиров осталось не более 120 человек.
— У меня к вам вопрос, — недовольно сказал Панов. — Из центра спрашивают: в самом ли деле немцы заполучили сведения о новом пополнении наших частей необстрелянными бойцами кавказских национальностей? Если так, то откуда у них такие сведения?
— За это отвечает военная контрразведка, — не унимался Кондратьев.
— Нам о таких делах положено знать в первую очередь, — отрубил Панов, и Игнатов отметил, что генерал стал говорить намного увереннее, чем месяц назад: приобретает опыт!
Рыжов, молчавший всё время, вдруг сказал:
— Товарищ генерал, там мои ребята мужичка одного допрашивают. Похоже, что переправлен через линию фронта, хотя божится, что попал в запретную зону, направляясь домой.
— И молчишь! — вскинулся Кондратьев.
— Разберитесь втроём, что за мужичок, — сказал Панов и отпустил всех.
Мужичку было лет сорок. Чернявый, явно нерусский, но паспорт с русской фамилией и ростовской пропиской на улице Мясникова. Состряпано, как полагается: прописку-то не проверишь! Вот с национальностью, видать, вышла промашка, и это настораживало, как и то, что не мог ростовчанин так далеко зайти. Скорее всего, засланный.
Втроём вели перекрёстный допрос. Игнатов отдавал должное умению Кондратьева уличать, ловить на противоречиях в показаниях. Допрашивали долго. Мужичок всё-таки запутался и сдался. Дал сведения, полезные для армии, сказал, что при абвергруппе № 101 есть разведшкола. Она расположена на окраине города, в помещении бывшего детского санатория. Начальник — «полковник Пушкин», который беснуется, не зная, как расшифровать радиограмму какого-то Зигфрида.
Игнатов, Рыжов и Кондратьев быстро переглянулись: операция «Дас Фенстер» пробила-таки окно в глухой стене неизвестности. Раз послали человека, чтобы выяснить что-нибудь о Зигфриде, значит, он жив!
Знакомство
Поспешно закончив рисунок, Сергей сложил папку и направился к рынку. Здесь было уже пустынно, лишь несколько сверхтерпеливых бабок пытались хоть кому-нибудь продать яблоки, которых в этом году уродилась тьма. Он остановился около одной из них так, чтобы видеть дверь мастерской сапожника — она действительно была забита наглухо. Пробуя предложенное старухой яблоко, спросил как бы между прочим:
— А что, не знаете, где ботинки можно починить?
— Да был вот тут один, — осторожно начала бабка, кивнув на мастерскую, — так его надысь забрали.
— Да он только башмаки чистил, — вмешалась другая.
— И обувь латал, — настаивала на своём первая.
— А кто ж его забрал? — как можно равнодушнее спросил Сергей.
— Ну, известно кто, — зашептали с обеих сторон бабки, — немцы!
— Он, наверное, украл что-нибудь, — высказал предположение Сергей, — немцы этого не любят.
— А кто ж его знает, — сказала одна старуха, та, что поосторожнее. — Наше дело сторона. Да я и не видела сама, люди говорят, будто его забрали.
— Я видела, я видела! — опять вмешалась другая. — Я вон где, напротив живу. Когда бомбёжка была, он почему-то в мастерской оказался. Ночью-то! Вот его и загребли.
— Так яблоки берёшь, милок? — спросила первая старуха.
— В другой раз, бабуля, положить не во что.
Сергей прошёл мимо афишного стенда, прочитал ещё раз объявление об уроках немецкого языка, которое видел несколько дней назад, — пожалуй, надо бы приступить к обучению.
Анна только что пересмотрела свои вещи. Кое-какие надо уже привести в порядок. Оглянуться не успеешь, как нагрянет сырая осень, а там и зима. Будничными делами Анна пыталась заглушить всё растущую тревогу — тот, кого она ждала, не приходил. Иногда ей представлялось окровавленное лицо юноши, которого видела на днях, но какое-то чувство подсказывало: не он. Вспоминалась и встреча на кладбище. Тот человек ни имени ей не назвал, ни день не назначил. Сказал только пароль и приказал ждать. И она почему-то ждала именно его. Но пришёл сначала тот шумный деляга, потом две девицы лет по семнадцати, которым она тоже отказала под предлогом, что теперь работает в управе. Такие случайности Анна не предвидела, но теперь была готова к ним. И убеждала себя: ждать, надо ждать.
