Василий Мурзинцев - Записки военного советника в Египте
Я с удовольствием продиктовал ему из своего словаря с полсотни русских слов, которые он записывал арабскими буквами. На другой день он попросил принять у него экзамен. К сожалению, обстоятельства не позволили мне этого сделать. К слову сказать, я должен принимать экзамены по русскому языку у одного офицера и у шести солдат. Но все же такие случаи очень редки. Нет организующего начала. Кому неизвестно, что арабы пишут справа налево? Но гораздо интересней наблюдать самому, как араб словно вышивает какой-то орнамент, состоящий из крючков и точек. При этом количество и место точек меняет смысл слов.
Моя попытка самостоятельно научиться читать не удалась. Не могу разобраться, где кончается одна буква и начинается другая, так как всевозможное сочетание крючков нанизывается на одно основание. Поэтому и арабские книги начинаются там, где оканчиваются наши.
Без картинок трудно определить, где начало, и где конец, где верх и где низ. Арабский язык очень богат. И в этом есть парадокс. Богатство языка, с одной стороны, облегчает его изучение, а с другой затрудняет. Одно какое-нибудь понятие может иметь десяток наименований. Достаточно бывает знать одно, но трудно выбрать, какое именно. Или, наоборот, одно слово может иметь несколько значений. Тогда, запомнив это слово, употребляй его почаще, авось угадаешь.
1 ноября наступил мусульманский праздник — рамадан. Это что- то вроде православного поста, только наоборот. Во время поста разрешалось, как обычно, днем принимать только растительную пищу и рыбу. Во время рамадана разрешается есть все, но от захода солнца до восхода. Однажды мне пришлось во время рамадана ехать из Каира в Рас-Гариб. Дорога длинная, более 400 километров. Естественно, все устали, и даже самые разговорчивые умолкли. Некоторые из моих спутников арабов доставали из своих сумок провизию и ели. Вечером, когда автобус шел вдоль берега Суэцкого залива, я задумался, глядя на пустынные воды Красного моря, и совсем забыл о рамадане. Вдруг пассажиры засуетились, послышались веселые возгласы. Я оглянулся и увидел, что мои спутники дружно принялись уничтожать запасы из своих сумок, пакетов, свертков. Было 17 часов 25 минут. Солнце только чуть скрылось за горным хребтом. Но почему же некоторые ели до захода солнца? Оказалось, то были христиане. А теперь мусульмане могли есть всю ночь и все, что они хотели или, точнее, все, что имели.
Старший лейтенант Фарид, начфин, был самый толстый человек в полку и мистер Усэма шутил:
— Мистер Фарид днем кушает, как христианин, а ночью как мусульманин. Поэтому он… — мистер Усэма показал руками, к чему это привело мистера Фарида.
Из-за такой ночной жизни многие, кому удавалось, спали днем так, будто благодаря аллаху, день и ночь поменялись местами. Для меня в этот период все перепуталось. Я уже не мог определить, когда завтрак, когда ужин, когда нужно спать, когда бодрствовать. И так целый месяц. Как-то мистер Усэма спросил меня:
— Ви понимать рамадан?
— Понимаю, — ответил я, — днем кушать нельзя. Аллах видит. Это нехорошо. Ночью аллах спит, можно кушать. Все можно. Это рамадан.
Мистер Усэма засмеялся, но возражать не стал. И только впоследствии, когда мы с женой принимали его и его супругу мадам Году в своей квартире, он разъяснил, как надо понимать рамадан. По случаю гостей я взял бутылку сухого вина и, естественно, предложил им по рюмке. Года наградила меня столь красноречивым взглядом, что я почувствовал себя по меньшей мере Каином. Но вежливая, даже смущенная ее улыбка несколько успокоила меня.
Мистер Усэма виновато глянул на жену и нерешительно отодвинул рюмку.
— Рамадан. Нельзя. После рамадана можно, — пояснил он отказ выпить.
Но мне показалось, что не будь здесь очень милой, но глубоковерующей жены, мистер Усэма не устоял бы перед искушением, а я готов был принять его грех на свою душу.
Чтобы не обидеть гостей, пришлось ограничиться пельменями и чаем, заваренным дальневосточным лимонником.
— Вот как нужно понимать рамадан, — сказал мистер Усэма, Рамадан — это, Аллах сказал, это э, э, — мистер Усэма в затруднении пошевелил пальцами, — это приказ, — подобрал он наконец слово. — Это делать все.
— Рамадан — это нет война мусульман и мусульман — мистер Усэма легонько стукнул кулаком о кулак. — Это нет. Рамадан это богатый помогать бедный. Богатый не кушать, начинать понимать, как плехо бедный. Все делать хороший поступки.
И неожиданно с самым серьезным видом закончил:
— Рамадан это как у вас социализм. Один месяц. Потом будет всегда. Ислам — социализм.
Я не стал возражать. Во-первых, нельзя обижать гостей, во-вторых, у меня мало в запасе арабских слов, а у мистера Усэмы русских, чтобы он понял, какой социализм у нас. Поэтому я вежливо сказал, что мы тоже за хорошие поступки людей и этим ограничился. Да и нельзя было большего говорить, так как когда мы с женой были у них в гостях, мистер Усэма попросил не говорить его жене, что бога нет, так как она сердится. А такой вопрос мадам Года задала. Мистер Усэма вовремя вышел, а мы развели руками. Дескать — не понимаем.
А ведь это по-своему передовые люди, с прогрессивными взглядами, образованные, знающие иностранные языки. И вот такое переплетение понятий, вера в потустороннюю жизнь, соблюдение древнейших обычаев, преклонение перед мудростью Корана. И тут же вполне современные взгляды на общественные отношения, на материальность вселенной, хотя и созданной богом. Уму непостижимо, как они разбираются во всей этой путанице понятий и взглядов, И ведь убеждены, что они правы и никаких противоречий у них нет.
Не могу понять до сих пор еще одного. Я уже писал, что арабы очень быстро ездят на машинах, не соблюдают правил движения транспорта и вследствие этого бывает много аварий. Отсюда следует вывод, что они плохие водители. Но теперь я убедился в том, что если бы действительно были плохие водители, аварий совершалось бы раз в десять больше. Только виртуозное мастерство водителей позволяет избегать столкновений на забитых машинами улицах Каира.
Так отчего же зависит количество аварий? Наверное, от безответственности и безнаказанности виновных. Автомобильная авария не рассматривается, как происшествие, даже в том случае, если были человеческие жертвы. Как мне рассказывали, за сбитого машиной, мужчину на водителя накладывается штраф 10–12 фунтов, а за женщину вообще ничего. Как-то мы с женой взяли такси. Я знал дорогу, но названия места, куда нам нужно было ехать, не знал. Поэтому стал говорить шоферу: «Ямин» — направо, «шималь» — налево. Выслушав мою команду, шофер бросал руль, складывал ладони и поворачивался к нам:
— Я, эфенди[15].
У меня замирало сердце и я сердито махал рукой:
— Смотри вперед.
А он снова:
— Я, эфенеди.
Потом он догнал другое такси, наверное, в нем был его товарищ, высунулся и весело о чем-то заговорил с ним. При этом ухитрялся жестикулировать обеими руками. Простившись с товарищем, вдруг запел арию из оперы «Иоланта» и широко развел руки, показывая как он любит Матильду. Хотя в машине нас обдувал ветерок, вышел я из нее мокрым и облегченно вздохнул. Веселый попался таксист!
Но особенно бросаются в глаза контрасты социальные.
Каир довольно грязный город. Несмотря на безработицу и большую плотность населения, улицы убираются плохо. Гниющие пищевые отходы издают весьма неприятный запах, а тучи мух отбивают желание полакомиться шашлыком или другим приятным на вид блюдом. Но если поехать в северо-восточный район города — Гелиополис, то поражает прежде всего чистота.
В Гелиополисе широкие и прямые улицы. Мало многоэтажных домов. Больше двух-трехэтажные особняки, обнесенные красивыми каменными заборами. Внутри дворика, вокруг особняка небольшие садики и цветники. Особняки выглядят нарядными и уютными. На улицах сравнительно тихо. Меньше людей и машин. Это район аристократов и богачей.
В городе много промтоварных магазинов, большей частью мелких, но есть и крупные универмаги. Впрочем, тут много магазинов универсальных. Даже типа наших киосков. В таких магазинах можно купить конфеты, тетради, мыло, авторучки, бумагу, кока-колу и еще десятки наименований товаров. Очень много обуви, особенно женской. У наших женщин глаза разбежались. И нигде нет очередей. Более того, у дверей стоит зазывала и расхваливает товары. Между тем в Каире, не говоря уже про деревни, много людей ходит по асфальту босиком или в босоножках, какие у нас носят в комнатах или на пляже. А секрет прост. Низка покупательная способность населения. Товаров много, а денег мало. Поэтому покупателя встречают, как дорогого гостя, и ухаживают за ним сразу два-три человека. В такой обстановке даже капризный что-нибудь купит. За покупку сердечно благодарят. Если же покупатель ничего не купит, то огорчение торговцев не поддается описанию.
