Сергей Мартьянов - Первые залпы
— Неважные у нас позиции, — сказал Горбунов. — Никакой видимости.
— Зато от снарядов укрытие, товарищ младший лейтенант! — ответил Шалагинов.
— Это на первой стадии боя, — возразил Горбунов. — Потом придется выйти из блокгаузов.
— Ясно!
Горбунов козырнул и вышел.
Так он проверил все огневые точки, и всюду командиры докладывали ему о готовности своих отделений к бою.
«О чем они думают? Какими словами изредка перебрасываются между собой?..»
Вернувшись в канцелярию, он уточнил с Горбачевым и Зининым последние детали предстоящего боя.
Переждать артобстрел в блокгаузах и окопах — это во-первых. Во-вторых, получив от наблюдателей точные данные о движении немцев, внезапно ударить по ним. В-третьих, если сил у противника немного, переправиться через реку и разгромить германскую пограничную «ваху» в Бубеле-Луковиском. Во-он она темнеет там, и над нею горит фонарь. Уничтожить это гнездо! В-четвертых, пропустить передовые части Красной Армии через границу, а уж там, на чужой территории, она даст жару немцам! Ох, и даст!
Пограничники верили, что помощь быстро придет.
Вот если бы еще долговременные огневые точки Волчинского укрепрайона были вооружены!.. Совсем было бы хорошо. Этим летом на участке заставы, вдоль самой границы, их построили несколько — железобетонных громадин, зарытых в землю, со своими телефонными линиями, водопроводом, жилыми помещениями, с амбразурами для пулеметов и орудий, позволяющими вести фронтальный и фланкирующий огонь. Да вот не успели привезти и установить в них орудия и пулеметы. И стоят эти доты пустыми и беспомощными, и охраняют их красноармейцы без винтовок.
Несколько бойцов из этой сторожевой команды вместе со строителями стояли в Новоселках, неподалеку от заставы.
— Надо бы им винтовки выдать с патронами, — предложил Зинин.
— Уже выдали, я распорядился, — сказал Горбунов.
Лампу погасили: за окном брезжил рассвет. Утихомирилась мошкара. Пахнуло скошенной травой и липовым цветом. Во дворе Кушниров загорланил петух; ему ответили во дворе Марковских, во дворе Шумеров, во дворе Паневских… Во всех ближних к заставе дворах, а потом и в дальних. Прокричали петухи, где-то сонно промычала корова, где-то звонко залаяла собака, почуяв рассвет.
«Может, все же сбегать домой, разбудить Машу?» — подумал Горбунов. Они снимали комнату в доме у Паневских — рядом с заставой. Три минуты туда, три минуты оттуда. Нет, пусть пока спит. Все равно ей ничем уже не помочь.
Они родились и выросли с ней в одной деревне на берегу Волги, неподалеку от Рыбинска. Вместе учились в школе, дружили. Потом его взяли в армию, а Маша закончила педтехникум и поступила в педагогический институт. Там ее приняли в кандидаты партии. В прошлом году он приезжал домой в отпуск, они поженились и вместе приехали сюда, в Новоселки. Ей шел двадцать третий год, и все еще было впереди.
Детей у них еще не было, и все дни Маша проводила на заставе, разучивала с пограничниками новые песни, ставила небольшие пьесы. Ездила вместе с ними на стрельбище, стреляла из боевой винтовки. И очень гордилась своим Горбуновым — он это знал, — гордилась и радовалась за него, за то, что его уважали бойцы, что дела на заставе шли хорошо.
— Как думаешь, уже сообщили товарищу Сталину? — спросил Горбачев.
— О чем? — не понял Горбунов, все еще думая о Маше.
— О том, что война в четыре часа начнется.
— Сообщили, это уж точно!..
Все трое взглянули на часы: было половина четвертого.
— Ну, я пойду к людям, — поднялся со стула Горбачев.
— Иди, комиссар, — кивнул Горбунов. Комиссаром Леонтий Горбачев считал себя всю сознательную жизнь. Комиссаром, партийцем, пропагандистом… Общительный, веселый, отзывчивый, казалось, он предназначен судьбой для этой роли.
Родился и вырос Леонтий в Киргизии, неподалеку от города Фрунзе, в большом русском селе Беловодском. Пионер, комсомолец, молодой коммунист… В тридцать пятом окончил республиканскую партийную школу и стал работать в хлопководческом совхозе парторгом. Собрания, горячие речи, беседы с глазу на глаз…
Через год Горбачева призвали в погранвойска; он стал служить в родной Киргизии на высокогорной заставе, у подножья ледника Хан-Тенгри. Его сразу же назначили замполитрука, и опять беседы, политзанятия, разговоры по душам. И во всем — личный пример. Такая уж должность у замполитрука — быстрее всех собираться по боевой тревоге, искуснее всех рубить лозу на манеже, бить из винтовки в «десятку», не хныкать, когда в легких не хватает воздуха, а до горного перевала еще целых пятьдесят шагов. Не хныкать, не жаловаться — как бы тебе трудно ни было! Иначе грош цена всем твоим словам о воинском долге, о революционной бдительности, о железной дисциплине. И он высоко держал марку замполитрука и коммуниста.
В один прекрасный день Горбачев простился с высокогорной заставой и уехал учиться в военно-политическое училище.
И вот снова пришла пора учить и воспитывать других — теперь уж политруком. Опять граница. Освобождение Западной Белоруссии. Служба, на второй заставе. Новоселки, Паниквы, Крынки, Немирово… Деревни эти на участке заставы, и в них живут белорусы, для которых слово правды о советской власти — очень важное слово. А кто должен доносить его? Политрук! Он представляет и армию, и советскую власть, и партию.
Горбачев шел по росистой траве к блокгаузу и прислушивался к пению петухов. Сумеречный рассвет уже стоял в саду. Где-то скрипнула калитка. Кто-то крикнул в тишине: «Но, побалуй у меня!»
Черт возьми! Скоро, совсем скоро начнется война, а тут — петухи и коровы… Поднять бы с постелей людей, каждого защитить от беды!
Он жил в доме у кузнеца Михаила Нестеровича Гордеюка. Занимал чистенькую комнатку, которая долгими зимними вечерами превращалась в настоящий клуб. Приходили деревенские парни и девчата, Горбачев играл на баяне, пел непонятные киргизские песни, рассказывал разные чудные истории. Смех, шум стоял здесь до поздней ночи. И заглядывалась на него хозяйская дочка Нина, красивая и добрая, да только он и в мыслях ничего не имел насчет нее.
А тут еще Маша Горбунова стала показывать ему фотографии своих подруг да нахваливать каждую. Приглянулась ему одна — тоже Мария. На фотографии она была снята в берете, с завитушками. Весной Горбачев взял отпуск и махнул к ней в Рыбинск. С пограничным приветом! Но вблизи не понравилась ему Маруся (фото есть фото), но зато приглянулась ему подруга Маруси, Надя. Через некоторое время Леонтий предложил ей руку и сердце. Девушка хорошая, учится в техникуме и тоже вроде влюбилась в него с первого взгляда. Поженились. Прожили три дня. А тем временем отпуск кончился, и он уехал на границу, договорившись, что, как только Надя закончит учебу, приедет к нему. Уже и деньги на дорогу ей выслал, вот-вот должна приехать…
Тополиный пух устилал двор заставы, залетал в окна, снежинками ложился на зеленые фуражки пограничников. В сером небе одна за другой гасли звезды.
«Светает. Скоро…»
В пятницу над деревней летал немецкий самолет — так низко, что видна была голова летчика в больших квадратных очках. Высматривал заставу, огневые точки, строящийся дот на окраине Новоселок. Часовой на заставе мрачно ругался, и если бы не проходящий мимо политрук, всадил бы в брюхо стервятнику всю обойму.
А дома хозяйская дочка Нина испытующе посмотрела на Горбачева и спросила: война? Вот самолеты летают, и люди на деревне гутарят: война скоро начнется. Правда это?..
Что мог он ответить? Сказал, что всякое может быть. Потом он долго думал над словами Нины, сопоставлял их с собственными наблюдениями. Люди, в Новоселках о чем-то возбужденно шептались, стаскивали домашний скарб в каменные погреба, раскупали в сельской лавке соль и спички, лица их были озабочены и невеселы.
Сейчас, за несколько минут до войны, он с душевной скорбью думал: неужели им опять суждено страдать? Снова кровь и пожарища? Нет! Этого нельзя допустить!
С этими мыслями Горбачев подошел к доту.
— Ну, как настроение, Шалагинов? — спросил он, спустясь в блокгауз.
— Нормально, товарищ политрук! — как всегда, бодро и отчетливо ответил сержант.
— Это хорошо, — похвалил Горбачев. — Кандидатская карточка с собой?
— Так точно, товарищ политрук!
— Покажите-ка.
Спрашивая партийный документ, он хотел как бы еще раз напомнить человеку: ты — коммунист и обязан быть образцом для других.
Сержант бережно расстегнул карман на гимнастерке, вынул серую книжечку.
Кандидат в члены Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) Шалагинов Василий Кузьмич. Год рождения — 1918. Время вступления в кандидаты — август 1940. Карточка выдана политотделом погранотряда. Подписал ее начальник политотдела батальонный комиссар Ильин.
