Добрица Чосич - Солнце далеко
— Спокойно! Чего бежите? — крикнул он партизанам из охранения, которые, задыхаясь, спешили соединиться с отрядом.
— Их много, больше трехсот! — ответил один из бегущих.
— А ты что, считал? Задницей, что ли? Куда бежишь? Ложись здесь и жди! — выругался Уча, но зубы у него стучали.
«Что это со мной сегодня?» — подумал он и оглянулся на Павле.
Сидя возле дерева, Павле спокойно смотрел в сторону леса.
— Что-то не появляются… — произнес Уча, стараясь, чтобы слышал Павле.
— Сейчас появятся! Не волнуйся… — равнодушно ответил комиссар, продолжая вглядываться в темноту леса.
«Наигранное хладнокровие», — решил про себя Уча. Руки его все еще тряслись. Он вспомнил свой сон… — «Погибну сегодня, наверняка. Животные предчувствуют свою смерть, почему же не может предчувствовать человек? Ей-богу, погибну!» — подумал он скорей с досадой, чем с грустью.
Густая цепь немецких пехотинцев, осыпая огнем все вокруг, замелькала среди деревьев.
— Вот и они! — крикнул Павле и спрятался за дерево.
Вокруг часто запели пули. Лес гремел от стрельбы.
Уча глубже зарылся в сугроб, смахнул снег с лежавшего бука, чтобы удобнее было держать пулемет, и крепко прижал приклад к плечу. Немцы были уже метрах в трехстах. На белом снегу среди черных деревьев резко выделялись их светло-зеленые мундиры и серые каски. От частой стрельбы стоял дым.
— Нет еще! — шептал Уча, которому казалось, что он громко отдает команду.
Павле обернулся и, заметив его волнение, спокойно сказал:
— Подпустим их к кривому дереву!
— Какое там кривое дерево! Нужно к пню подпустить! — злобно ответил Уча.
— Идет!
Немцы заметили их и залегли, продолжая частый огонь. Вокруг Учи фонтанчиками взлетал снег, летели щепки. Он еще больше пригнул голову и крепче прижал приклад, держа палец на спусковом крючке. Видя, что партизаны не отвечают, немцы приподнялись и медленно двинулись вперед, укрываясь за деревьями и ведя огонь на ходу.
— Ну! — крикнул Станко, лежавший с ручным пулеметом недалеко от Учи.
— Не бойся! Не бойся! Нет еще! Нет… — Пулеметная очередь резанула по дереву, и кора попала Уче в рот, не дав ему договорить. Он выплюнул ее и вновь почувствовал спокойствие и уверенность. Уча оглянулся на Павле, но, встретив его, как всегда, любопытный и беспокойный взгляд, с трудом усмехнулся.
Немцы прекратили огонь, не зная, что предпринять. Эта неожиданная тишина беспокоила Учу. И когда через несколько минут немцы с криком бросились на гору, ведя огонь только из автоматов, он вздохнул с облегчением. Что-то напряглось внутри у него, подобно тетиве лука, и он превратился в стрелу, готовую в любой момент сорваться и поразить наступающего противника. Когда вражеская цепь достигла пня, Уча изо всех сил крикнул:
— Огонь… — и нажал спусковой крючок. Ударила короткая очередь. Немец, шедший отдельно, упал в снег. Партизаны дали залп. Человек десять немцев осталось в снегу. Остальные, спеша и не обращая внимания на мертвых, то попадая в сугробы, то выбираясь из них, продолжали двигаться вперед.
— Огонь… — опять крикнул Уча. Раздался второй, еще более мощный залп, сопровождаемый короткими пулеметными очередями.
Немцы как по команде зарылись в снег и открыли сильный огонь, стараясь прикрыть тех, кто оттаскивал раненых.
— Вот так надо воевать! — бросил Уча Павле, который даже не пошевельнулся.
Немцы еще несколько раз безуспешно пытались перейти в атаку. Расстояние между ними и партизанами было теперь уже так невелико, что можно было разглядеть знаки различия на их мундирах. Они беспрерывно вели сильный огонь по редкой неровной цепи партизан, которые больше не отвечали.
— Несколько человек убито! — крикнул Станко.
«Патронов нет, ужасно!» — вспомнил Уча. Но немцы не дали ему долго раздумывать. Они снова пошли в атаку, и снова партизанский залп повадил их в снег.
«Почему Павле не приказывает отходить?» — подумал Уча, посмотрев на комиссара.
— Мы любой ценой должны задержать их, — произнес Павле в ответ на его взгляд. Помолчав немного, как бы оценивая действие своих слов, он добавил: — Пока наши не вытащат раненых. Понял?
«Но почему же я не приказываю отступать?» — в испуге спросил себя Уча. Ему было ясно, что бой проигран, и проигран по его вине. Нужно сразу, быстро принять решение, пока еще не поздно. Но произнести слово «отступление» у него не было сил. Не глядя на Павле, он в страхе спросил:
— Что будем делать?
— Быстро двигайтесь на Црни Врх, а я с группой Илии останусь здесь для прикрытия, — решительно сказал Павле.
— Нет! Ты уходи, а прикрывать буду я. Это моя обязанность, — возразил Уча и подумал: «Я виноват во всем. Тебе-то легко геройствовать!»
— У нас нет времени рассуждать. Приказывай отступление!
Уча дрожащим голосом передал команду.
Продолжая сильную стрельбу, немцы приближались, перебегая от дерева к дереву.
— Павле! Иди с отрядом! — умоляюще сказал Уча.
— Вот она, твоя тактика! — язвительно прошептал комиссар. Уча с ненавистью поглядел на него, хотел сказать что-то обидное, но сдержался.
Укрываясь за деревьями, Павле быстро пополз через открытое пространство. Немцы заметили его и начали осыпать огнем.
«Готов…» — пронеслось в голове Учи. Он отвернулся, чтобы не видеть… Пот выступил у него на лбу.
Почувствовав, что партизаны отступают, немцы вновь поднялись в атаку, но Уча вместе со Станко и взводом Николы задержали их. Потеряв несколько человек, немцы снова залегли. Уча перевел дыхание и посмотрел в сторону хребта. Партизаны в беспорядке отступали.
— Бегут, как стадо! Да разве это армия? Ой-ой-ой! Если немцы только один пулемет на фланге поставят — и готово!.. Станко, ты видишь, что они делают?
Павле приполз обратно и занял свое прежнее место в укрытии.
— Ты что, с ума сошел? Зачем ты вернулся?
— Прикрывать отступление.
— Я же сам прикрываю! Умру, а не дам немцам выйти из леса.
Немцы двинулись снова…
— У меня убит второй номер! — крикнул Станко.
— Товарищи! Гранаты! — в ярости командовал Уча, отцепляя гранаты и подпуская врага на бросок. Но, следя за немцами, он в то же время ежеминутно поворачивался к хребту. Отряд в беспорядке, медленно отступал. «Скорей, скорей, ради бога… скорей…» — шептал про себя Уча, сжимая холодный ребристый корпус гранаты. Немцы подошли еще ближе… Уча ударил взрывателем о приклад, встал и из всей силы швырнул гранату в толстого высокого немца, который с автоматом шел впереди. Послышался взрыв еще нескольких гранат, и на мгновение наступила прерываемая стонами тишина. Каска толстого немца катилась по снегу, описывая кривую.
— Наши разбиты на левом фланге! Никола отступает! — доложил Станко.
Уча обернулся. Несколько человек из взвода Николы бежали по открытому хребту, обстреливаемые немцами. Большая часть уже уходила в лес, хотя неприятель вел по ним пулеметный огонь.
— Сколько у тебя осталось патронов? — спросил Уча у Станко.
— Полный диск!
— Только?
— Только!
— А у меня всего несколько штук… Сейчас они опять двинутся. Павле, отходи со Станко… Справа, вдоль леса. — Уча дрожал и умоляюще глядел на Павле.
— Нет, ты уходи! Я отступлю последним! — сурово ответил Павле, и Уче показалось, что он презрительно улыбается.
Немцы все не поднимались, видно уславливались о чем-то.
— Павле! Товарищ! Прошу тебя, уходи! Если с тобой что-нибудь случится… Понимаешь?.. — И Уча без всякой необходимости бросил вторую, последнюю, гранату. Павле и Станко приподнялись и поползли по опушке. На позиции остался один Уча. Он снова посмотрел в сторону хребта. Отряд почти скрылся в лесу. Только тела убитых партизан чернели на снегу. Уча зарылся с головой в сугроб, слез у него не было. Не целясь, он нажал спусковой крючок. Раздалась короткая очередь… Он с отчаянием продолжал нажимать крючок, пока у него не заболел палец, но пулемет молчал.
— Кончились патроны! — в испуге простонал Уча.
В это мгновение что-то как будто сдавило ему горло. Он вскочил и, пригнувшись, бросился бежать, прячась за деревьями, преследуемый огнем нескольких немецких пулеметов. Он бежал наугад, не разбирая дороги, пока хватало сил. Потом он потерял сознание и упал.
Уча долго лежал в овражке, около орехового дерева. Наконец он очнулся и стал медленно припоминать все, что случилось. Его знобило. «Я ранен… — подумал он. — Я ранен. Что с нами было? Отряд… много потерь!.. Патроны кончились. Павле оказался прав. Что он скажет? Лучше бы я погиб…»
На хребте, выше того места, где он лежал, послышались взрывы гранат.
— Еще ведут бой… А я, как раненый волк, лежу здесь. Но куда же я ранен, черт побери?.. В грудь… конечно! У меня болит грудь… — шептал он, не смея пошевелиться, чтобы не растревожить рану.
