Владимир Жарко - Воздушные разведчики
– Женя, не торопись прыгать, ветром к немцам снесет, – предупредил Глебов Кривенцова. – Лучше уж на лес сядем, чем плен.
У фронтовиков давно уже стало законом: «Лучше смерть, чем плен». А Тимофеев, как оказалось впоследствии, выбрал второе. В конце войны американские войска освободили его из лагеря.
Глебов искал хотя бы небольшую полянку или просеку, чтобы избежать катастрофы. Но ничего даже похожего не видел – впереди был сплошной лес. Михаил стал готовиться к посадке на лес. Этому когда-то учили инструкторы: необходимо принять вершины деревьев за землю.
– Держись крепче, Женя, приземляемся!
Летчик сознавал, что шансов остаться живым мало, но действовал спокойно, с таким расчетом, чтобы войти в соприкосновение с верхушками деревьев на возможно меньшей скорости. Перед касанием выключил аккумулятор, а зажигание выключил еще после остановки левого двигателя. Когда Пе-2 коснулся деревьев, услышал треск. Удара и боли почувствовать не успел – потерял сознание. Стрелок-радист Евгений Кривенцов первым выбрался из кабины и поспешил на помощь летчику. Увидел Глебова, уткнувшегося лицом в приборную доску. Кабина осталась целой, даже плексиглас оказался неповрежденным, и вытащить Глебова было непростым делом. Кривенцов взял здоровенный сук и начал колотить по кабине летчика. Это и помогло Глебову прийти в сознание. Боли он по-прежнему не чувствовал. Подвигал руками, ногами – порядок. На полу кабины и на груди увидел кровь. Открыл астролюк и с помощью Кривенцова выбрался на обломок крыла. Здесь Глебов почувствовал, что у него разбито лицо и что-то мешало во рту. Сплюнул на ладонь и увидел обломки зубов. Провел другой ладонью по лицу и не обнаружил носа. Взглянув на Кривенцова, спросил:
– Здорово меня разукрасило?
Тот не выдержал, отвернулся. Глебов огляделся на просеку в лесу, которую проделал самолет. Деревья по траектории падения срезало как бритвой. Пытаясь отвлечь командира от грустных мыслей, Кривенцов сказал:
– Повезло, что лес не очень густой. А не то при лобовом ударе из нашей «пешки» блин получился бы.
– Ничего, выдюжим, – отозвался Глебов. – Главное – задание выполнено. Фотопленку заберем.
Глебов и Кривенцов были уверены, что находятся на своей территории, но на всякий случай отошли от самолета, залегли в кустарнике. Вскоре они увидели бортовую машину. Она двигалась по лесной дороге в направлении к «пешке». В кузове находились военные. Лесная дорога проходила в стороне от места падения самолета, ближе к кустарникам, где укрылись Глебов и Кривенцов. Увидев поломанные деревья, люди, находившиеся в машине, закричали:
– Вон они! Давай влево!
Машина подкатила к разбитому Пе-2 почти вплотную. У Глебова и Кривенцова уже не было сомнений – свои.
– Женя, подойди к ним и попроси, чтобы помогли нам, – сказал Глебов. – Да кассеты с фотопленкой забери.
Среди подъехавших на полуторке оказалась и медсестра. Она тут же подбежала к Глебову. На всю жизнь Михаил запомнил ее лицо с золочеными веснушками на щеках и небесно-голубые глаза. В них – слезы.
– Зеркальца нет, сестричка? Девушка достала из санитарной сумки маленькое круглое зеркальце. Взглянув в него, Глебов сказал:
– Отлетался, голубчик… – и потерял сознание. Очнулся он в землянке полевого лазарета. Лицо было забинтовано, левый глаз закрыла опухоль. Рядом сидел Евгений Кривенцов.
В 11-м ОРАП уже сообщили о летчике и стрелке-радисте. На следующий день приехала санитарная машина и забрала их, прихватив заодно драгоценные кассеты с фотопленкой и парашюты.
В лазарете – он находился в трех километрах от аэродрома Колпачки – хирург капитан медицинской службы Васильева в первый же день сделала сложную для тех условий операцию, сконструировала Глебову новый нос.
Вскоре после операции Глебов услышал глухой взрыв.
– Позвоните в полк, узнайте, что произошло, – попросил он медсестру.
А случилось там вот что. 21 июля экипаж Николая Артемюка выполнял разведку глубоких тылов врага в Белоруссии. С заданием справился успешно, но на обратном пути «петлякова» атаковали два фашистских истребителя. Штурман лейтенант Виктор Тараныхин и стрелок-радист старший сержант Николай Димитров открыли по «фоккерам» пулеметный огонь и одного из них подбили. Но другой продолжал атаки сверху слева, вывел из строя левый мотор «пешки». Артемюк на одном моторе пересек линию фронта и пытался дотянуть до аэродрома Колпачки, чтобы доставить командованию фотопленку с разведданными. Самолет был уже в районе аэродрома. Артемюк начал выполнять четвертый разворот для захода на посадку, и в этот момент машина вошла в крутую спираль, врезалась в лес, взорвалась и сгорела. Николай Артемюк и Виктор Тараныхин погибли. Николая Димитрова взрывом отбросило в сторону. Он получил тяжелые травмы, но остался жив.
На траурном митинге выступили майоры С. П. Висягин и Г. А. Мартьянов. Троекратным салютом из личного оружия однополчане почтили память боевых друзей. Их похоронили на опушке леса неподалеку от аэродрома. После войны останки Н. Артемюка и В. Тараныхина, а также погибших впоследствии Л. Рахайлова, В. Тверитина, Ю. Жукова перезахоронили в братской могиле в центре города Торопца Калининской области. На мраморной плите золотыми буквами высечены их имена, там всегда живые цветы.
Михаил Глебов, как и его товарищи, тяжело переживал гибель друзей. В то же время он понимал, что во время этой войны с фашистскими захватчиками потери неизбежны. И что до конца ее еще не однажды придется стоять в скорбном молчании над могилами боевых друзей.
Глебов мучительно думал: сумеет ли он летать?
Наступил день, когда капитан медицинской службы Васильева разрешила снять повязку. Глебов осмотрел в зеркальце свое новое лицо, особенно нос, ставший похожим на спелый помидор, и сказал:
– Не знаю, узнает ли мать, но лицо есть. Главное другое: буду ли летать?
– Будешь, соколик, будешь, – отозвалась Васильева. – Коль уж из такой передряги выбрался, то и летать будешь долго.
Какое-то время Глебов шамкал по-стариковски. Потом ему вставили золотые зубы, и командир полка сказал:
– Можешь домой съездить. Это будет целебнее всяких лазаретов и госпиталей.
– А летать? – насторожился Глебов.
– Будешь летать, – успокоил его замполит С. П. Висягин. – Медицина не возражает. Так что езжай со спокойной совестью.
Михаила потянуло в свою родную деревеньку, где жили отец, мать, сестры и младшие братья. О своем ранении он писал им из лазарета осторожно, дескать, поцарапало немножко. Приехал на станцию Вязники ночью, а к утру, еще затемно, добрался до деревни Тополевка, что на Владимировщине, постучал в дверь родного дома. Открыл отец, прошли в комнату, в которой горела керосиновая лампа, поздоровались, как незнакомые. Из чулана вышла мать, тоже поздоровалась и тут же ушла назад. Михаил убедился, что родители не узнали его, и очень разволновался. Сильно забилось сердце, даже в горле пересохло. Что же делать? Передать привет от сына Миши и уехать? Или открыться, закричать что есть мочи: «Это же я – ваш сын!»
Отец пригласил сесть. Разговорились – Михаил даже не помнит, о чем. Тут же вернулась мать – услышала родной голос, но боялась поверить, что этот летчик с незнакомым лицом и есть ее сын. Она подошла почти вплотную и стала пристально вглядываться в глаза Михаила. Тот не выдержал, на глаза навернулись слезы, и он дрожащим голосом проговорил:
– Мама, неужто не узнала?
– Мишенька, сынок! – обняла его мать. Поплакали все вместе. Потом успокоились, сели завтракать, разговорились.
– Не горюй, Миша, – сказал отец. – Главное – живой остался. Вот добьете фашиста, свадьбу сгуляем!
Пока Глебов лечился и был в отпуске, в полку боевая жизнь шла своим порядком: экипажи выполняли полеты на разведку войск противника, слушали сообщения Совинформбюро, надеясь услышать долгожданную весть о том, что врага погнали на всех фронтах.
1 августа отмечалась 1-я годовщина образования полка. День выдался солнечным, теплым. С самого утра среди авиаторов царило праздничное настроение. Летчики, штурманы и стрелки-радисты ехали из Ермаков на аэродром и пели песни «Землянка», «В далекий край товарищ улетает», «Мы друзья – перелетные птицы». Запевали Евгений Кривенцов, Владимир Свирчевский и стрелок-радист старшина Инанц. На торжество прибыли представители штабов воздушной армии и фронта. На аэродроме состоялось собрание. Подполковник Лаухин подвел в докладе итоги боевой работы полка за минувший год, отметил лучшие экипажи, поставил задачи на период подготовки к Смоленской наступательной операции. Отличившимся вручили боевые награды.
Затем на грузовых машинах опустили борта и оборудовали импровизированную сцену, на которой выступили артисты фронтового ансамбля песни и пляски, а также участники художественной самодеятельности полка. Были песни и танцы, в исполнении которых участвовали почти все авиаторы. Торжественно и весело прошел полковой праздник. Он словно вдохнул в сердца воинов заряд новой энергии, настроил их на новые боевые дела.
