Жиль Перро - Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха
Зорге помог избежать поражения под Москвой, Треппер и его люди сделают возможной победу под Сталинградом.
После неудачи в Берлине функабвер отмечает, что РТХ сильно активизировался. Судя по числу переданных радиограмм, «пианист» РТХ возложил на себя обязанности своего берлинского собрата, вынужденного замолчать. Благодаря скрупулезной работе специалистов в Кранце и Бреслау было окончательно установлено, что передатчик находится где-то в Брюсселе. Функабвер посылает к Фортнеру спецгруппу, автомобили с радиопеленгаторами и два чемодана с пеленгационным устройством. При такой мобилизации сил возможность неудач исключена. Охота за РТХ на этот раз действительно началась.
Облава на улице Атребат
Рассказывает Фортнер: «Официально я по-прежнему отвечал за контрразведку в Генте, но по приказу из Берлина мне пришлось заняться историей с подпольным передатчиком. Когда выяснилось, что он находится в Брюсселе, я поселился в великолепной квартире на бульваре Бранд Уитлок, брошенной ее хозяйкой-англичанкой. Между прочим, после войны я получил от нее письмо с благодарностью за то, что оставил все в полном порядке. Консьержка, разумеется, не догадывалась, чем я занимаюсь; она полагала, что я торгую на черном рынке, и чтобы не разубеждать ее, я время от времени дарил ей кусок мыла.
Прибытие бригады функабвера все изменило. До их появления каждую ночь мне приходилось слушать РТХ по своему приемнику, но предпринять я ничего не мог. Технический сотрудник, работающий с переносным пеленгатором, произвел на меня особенно сильное впечатление. Это был чрезвычайно амбициозный и самоуверенный унтер-офицер. Он сразу же заявил мне: «Я возьму его».
С помощью пеленгаторов дело продвигалось быстро. Я вспоминаю, что мы даже погрузили один аппарат на самолет и пролетели над городом. Нам очень помогало то, что ночью передатчик работал по пять часов подряд. Очевидно, русские ничего не опасались. Да и чего им было бояться? Они не могли знать, что мы располагаем столь точной аппаратурой, переносной пеленгатор, например, был техническим чудом, в мире не существовало ничего подобного; даже старые профессионалы были потрясены. Я уверен, что за пределами Германии им воспользовались впервые.
В конце концов мы добрались до улицы Атребат. Мой унтер-офицер был убежден, что передатчик находится в одном из трех домов: 99, 101 или 103. Я незаметно проверил всех жильцов. В доме 99 жила фламандская семья, известная своими прогерманскими настроениями. В 101-м поселились латиноамериканцы; соседи рассказали мне, что они сотрудничают с немецкими экономическими учреждениями. В доме 103 никто не жил. Я предполагал, что передатчик скорее всего спрятан в нежилом доме, но нам нужна была абсолютная уверенность. За этими тремя домами в том же квартале находился реквизированный особняк, который занимали два человека из «Организацион Тодт». Об этом сообщили нам в брюссельском жилищном управлении. Командующий оккупационными войсками в Бельгии, по моей просьбе, запретил этим людям выходить на улицу в течение нескольких дней. Мы ввели их в курс дела; они обещали никому ничего не рассказывать, сидеть дома. Мы разместились в особняке, и в течение четырех или пяти ночей унтер-офицер мог работать в непосредственной близости от трех подозрительных домов. В конце концов он заявил мне, что передачи ведутся из среднего дома № 101, где живут латиноамериканцы. Настало время действовать.
Мы были готовы нанести удар. Налет был назначен примерно на 2 часа ночи с 12-го на 13 декабря.
Большой шеф прибыл в Брюссель 12 декабря и отправился к Кенту, где для него всегда была приготовлена комната.
Он приехал в Брюссель, чтобы повидать Макарова.
Они должны были встретиться на улице Атребат на следующий день, 13 декабря.
Фортнер:
«12 декабря около 10 часов вечера я, унтер-офицер и еще трое офицеров абвера расположились в доме служащих «Тодта». С нами было еще шесть полицейских, остальные прятались в доме № 97, рядом с жилищем фламандцев. Солдаты территориальных войск оставались в казарме, готовые блокировать улицу. Они были вооружены автоматами, и я велел им натянуть толстые шерстяные носки поверх сапог: подозрительный топот не должен вызвать тревогу.
Мой план прост: внезапное нападение. Я и двое полицейских врываемся в дом фламандцев; один из офицеров с двумя полицейскими отправится к латиноамериканцам; то же самое предусмотрено и для нежилого дома. Третий офицер будет командовать солдатами на улице Атребат. Мы взяли с собой фонарики, топоры и даже пожарные лестницы на тот случай, если придется лезть на крыши.
К двум часам ночи люди уже были расставлены. Через полчаса все было готово, и я отдал приказ начинать.
При виде меня и двух полицейских фламандцы так возмутились, что я сразу понял — передатчика здесь нет. С правой стороны от дома 101 донесся крик офицера абвера: «Сюда! Это здесь!» Раздалось три выстрела. И я вижу, что полицейские стреляют в человека, выбежавшего из дома. Солдаты бросаются за ним вдогонку.
Я же врываюсь к латиноамериканцам. На первом этаже я вижу женщину в ночной рубашке — она спала здесь на походной кровати. Красотка, не старше двадцати пяти; по виду еврейка, типичная еврейка. На втором этаже над еще теплым передатчиком уже колдует мой унтер-офицер. На третьем — еще одна женщина в кровати. Высокая, миловидная, лет двадцати пяти — двадцати восьми, ярко выраженная еврейка. Услышав крики: «Попался! Попался!» — я спускаюсь на первый этаж. Беглец попытался спрятаться в подвале дома напротив, но был пойман. Он сопротивлялся и его избили так, что наш арестованный весь в крови. Его латиноамериканский паспорт в абсолютном порядке. Что же касается женщины с первого этажа, то она предъявила мне удостоверение личности на имя француженки Софи Познанской. Я заметил ей, что для француженки она слишком плохо говорит по-французски, с этой минуты Познанская и рта не раскрыла. Избитый вел себя точно так же: не произнес ни слова! Надо было снова идти на третий этаж. Я поднимаюсь по лестнице, а снизу полицейский кричит мне, что Познанская просится в туалет. Конечно, говорю я, пусть идет, но при условии, что ее будут сопровождать. Она отказывается.
Женщину с третьего этажа зовут Рита Арну. Всхлипывая, она говорит мне: «Я рада, что все кончилось. В подпольную организацию я вступила против желания, любовник заставил». Я заговорил с ней на французском, но она прервала меня: «Послушайте, давайте перейдем на немецкий, так будет проще. — А вы знаете немецкий? — Конечно, я — немка, родилась во Франкфурте». Она готова все рассказать. Я велю принести две бутылки вина, чтобы выпить с ней.
Рита Арну, признаться, меня растрогала. Я был уверен, что она оказалась замешанной в дело случайно. Попала в ловушку под давлением обстоятельств. Я пытался облегчить ее участь, не отправил в тюрьму, поселил в гостинице, успокоил ее мать. Более того, через несколько месяцев, уезжая в командировку в Испанию, в Сан-Себастьян, я предложил Рите уехать со мной и остаться там. От ее ответа у меня кровь в жилах похолодела. Рита сказала мне обреченно: «Зачем? Я — предатель, и советская разведка найдет меня, где бы я ни оказалась». Довольно скоро ее расстреляли.
Вот так… Но вернемся к 13 декабря. Во время нашего разговора Рита как бы вскользь роняет фразу: «Будьте повнимательней там, внизу. — Повнимательней к чему? — Спуститесь, вы наверняка найдете». Я опять спускаюсь на первый этаж и приказываю полицейским обыскать все как следует. Один из них стучит по перегородке, за кроватью Познанской: глухой звук! Познанская уже снова улеглась. Я приказываю ей встать. Она отказывается. Ее поднимают, отталкивают в сторону и вышибают дверь, замаскированную перегородкой. За дверью — маленький, слабо освещенный красной лампой кабинет. Я велю сменить лампу: стало посветлее. Что же мы видим? Мастерскую по изготовлению фальшивых документов! Здесь есть все необходимое: чистые паспорта, печати, бланки! А на полочках расставлены пузырьки с какими-то жидкостями и полные стаканы кристаллов. Поскольку Рита уверяла меня, что это яд, мы отослали пузырьки и кристаллы в лабораторию Кёльна для анализа. Руководитель лаборатории сообщил мне, что из этих компонентов изготавливают невидимые чернила чрезвычайно высокого качества, их практически невозможно обнаружить.
В этой комнате я определенно пережил одно из самых сильных потрясений в моей жизни. Судите сами: там оказались чистые бланки наших разведывательных служб, попавшие сюда из Берлина! Это было немыслимо. Значит, мы столкнулись с гигантской сетью, имевшей сообщников повсюду. В довершение всего мой унтер-офицер приносит со второго этажа полусгоревшие бумаги, которые он нашел рядом с передатчиком: все на немецком языке! Я не мог прийти в себя… Спрашиваю Риту, и она абсолютно спокойным тоном отвечает: «Ну, конечно, здесь вся работа шла на немецком». Это было просто поразительно.
