Аллен Даллес - Асы шпионажа
– Но мне нужны деньги, много денег. Работа моя будет очень опасной, а если меня прихватят… – И он повторил свое движение по горлу, хотя было ясно, что на этот раз оно было адресовано не мне. – Деньги для таких вещей у вас есть? Или у посла, правда ведь? Ваше правительство обязательно раскошелится. Мне надо двадцать тысяч фунтов, английских фунтов стерлингов.
– Это исключено, – ответил я. – За подобные услуги такие суммы мы не платим, тем более в фунтах стерлингов. Материалы должны быть чрезвычайно важными, чтобы стоить хотя бы приблизительно таких денег. А кроме того, мне надо сначала посмотреть эти бумаги. Они у вас с собой?
Он откинулся на спинку кресла, так что лицо его опять оказалось в тени. Однако глаза мои уже привыкли к полусвету, и я мог отчетливо видеть высокомерную улыбку на его лице. Что говорить дальше, я в тот момент понятия не имел, поскольку не знал ничего конкретного об этом парне. Но вот он заговорил:
– Я не идиот. К сегодняшнему дню я готовился долго и продумал все детали. Теперь же настало время действовать. А сейчас изложу свои условия. Если вы будете с ними согласны, хорошо. Если же нет… – Нагнувшись вперед, он показал большим пальцем в сторону окон и продолжал: – Тогда я попытаюсь выяснить, не нужны ли мои документы там. – Палец его указывал в сторону советского посольства. Он вздохнул и почти шепотом добавил: – Видите ли, я ненавижу англичан.
Что я тогда ответил, я уже не помню, знаю лишь о мысли, промелькнувшей в моей голове: а пожалуй, парень-то не проходимец. Может, он фанатик? Но он по-прежнему настаивал на большой сумме вознаграждения.
Я предложил ему сигарету, которую он с благодарностью взял, закурил, сделал несколько затяжек и тут же погасил. Встав, он снова подошел к двери и убедился, что за ней никто нас не подслушивает. Затем возвратился назад и остановился напротив меня, широко расставив ноги. Я тоже поднялся с кресла.
– Вы, вероятно, хотите знать, кто я, не так ли? Имя мое роли никакой не играет и к делу ни малейшего отношения не имеет. Может быть, попозже я скажу вам, где работаю, но сначала выслушайте меня. Даю вам сроку три дня, чтобы подумать о моем предложении. Поговорите со своим шефом. Он, вероятно, запросит Берлин. 30 октября в три часа дня я позвоню вам на службу и спрошу, поступило ли к вам мое письмо. Если вы скажете «нет», то больше меня не увидите. Скажете же «да», то это будет значить, что вы приняли мое предложение… В этом случае я навещу вас в тот же день вечером в десять часов. Но не здесь. Нам нужно договориться о другом месте встречи. Я передам вам две фотопленки с британскими секретными документами. Я же получу за них двадцать тысяч фунтов банкнотами. При этом вы рискнете только деньгами, я же – своей жизнью. Если вы будете довольны переданным мною материалом, то сможете приобрести еще. За каждую новую пленку я должен буду получить пятнадцать тысяч фунтов… Все ясно?
Хотя я и был склонен полагать, что его предложение вполне серьезно, все же считал, что из этого ничего не получится не только из-за требуемой большой цены, но и из-за того, что мы не сможем предварительно посмотреть на предлагаемую документацию. Поэтому решил в своем докладе указать на слишком большой риск и был уверен, что предложение придется отклонить.
Тем не менее мы договорились о его звонке 30 октября и о встрече – в случае положительного решения вопроса, у хозяйственного сарая в конце посольского сада.
Перед уходом он попросил меня выключить освещение в передней комнате и на лестнице, чтобы уйти из дома в полной темноте. Я так и сделал. Когда возвратился в гостиную, он уже надел плащ и нахлобучил на лоб шляпу. Время уже перевалило за полночь.
Когда я пошел вместе с ним к двери, чтобы выпустить из дома, он схватил меня за руку и шепнул на ухо:
– Вы хотите знать, кто я такой? Я – камердинер британского посла.
Так окончилась моя первая встреча с человеком, который уже через несколько дней получил псевдоним Цицерон.
Выключив свет в гостиной, я тоже покинул дом. Идя по саду посольства, удивлялся, каким образом в сплошной темноте этот парень нашел дорогу к выходу на незнакомой территории. Оставив машину на том месте, где я ее припарковал, пошел домой пешком. Добравшись до постели, долго не мог уснуть.
На следующее утро у меня немного побаливала голова и першило в горле, как это часто бывает после бессонных ночей. При дневном свете события прошедшей ночи показались мне гротескными. Я снова и снова возвращался к мысли, что этот тип, видимо, все-таки проходимец, желающий всучить нам, по всей видимости, кота в мешке.
В то же время, хотя предложение и казалось неправдоподобным, вполне возможно, что речь шла о материалах, необходимых Берлину.
Приняв горячую ванну и выпив чашечку кофе, почувствовал себя лучше. К тому же я внушил себе, что мне-то особенно волноваться не из-за чего. Ведь принятие решения зависело не от меня. Это было делом посла, а скорее всего, даже Берлина. Моя задача заключалась только в докладе о происшедшем.
Когда пришел к себе на работу, секретарши еще не было, и я воспользовался этим, чтобы написать докладную записку послу.
Закончив писанину, вдруг подумал, а почему это назвавшийся камердинером британского посла парень оказался у Йенке. Хотя всей Анкаре было известно, что Йенке – шурин Риббентропа. Этим, скорее всего, его выбор и объяснялся. Тут раздался телефонный звонок, и мне передали, чтобы я зашел к господину Йенке.
Супруги завтракали, и я присел к столу. Любопытство так и распирало советника посла, но в присутствии горничной он молчал. Казалось, прошла целая вечность, пока она расставила на столе бутерброды и кофе. Мы с большим трудом поддерживали разговор. Нетерпение Йенке было своеобразной мелкой местью за мою бессонную ночь. Когда девушка наконец вышла из комнаты, я обратился к жене советника, сказав:
– А вчерашний парень со странностями сделал мне довольно любопытное предложение.
– Я знаю, – перебил меня Йенке. – Перед вашим приходом я с ним кратко переговорил. И тогда решил, что наиболее подходящий человек для ведения с ним переговоров – это вы. В моем положении приходится вести себя весьма осторожно, когда речь идет о подобных вещах. Мягко говоря, его предложение необычно, и разобраться с ним более сподручно молодому атташе. У дипломатов для этих целей наиболее подходящими являются две категории людей – атташе и жены советников. Они могут делать то, что другим непозволительно, естественно не попадая впросак.
Все рассмеялись, и я чокнулся кофейной чашкой с женой Йенке.
– Стало быть, вы уже познакомились с этим парнем. А почему он обратился именно к вам?
– Я видел его раньше, так что в какой-то степени ему знаком, – ответил Йенке. – Лет шесть-семь тому назад, еще до моего перехода на дипломатическую службу, он работал у нас. С тех пор мне он не попадался. Имени я его не помню, но, когда он появился вчера вечером, я его сразу же узнал. Чего он хочет? Видимо, ему нужны деньги?
– Да еще какие, – ответил я. – Он запросил двадцать тысяч фунтов.
– Что?! – воскликнули одновременно супруги. – Двадцать тысяч фунтов!
Я кивнул, но, прежде чем продолжил свой рассказ, зазвонил телефон. (Я просил секретаршу доложить о себе послу, чтобы он меня принял, как только придет. И вот он меня ожидал.) Я поднялся из-за стола. Йенке пошел вместе со мной.
Вдвоем мы и вошли в кабинет посла, расположенный на втором этаже. Комната была большой и обставленной просто, но со вкусом. На стенах висело несколько картин. Фон Папен сидел за письменным столом. Несмотря на свои седые волосы, он выглядел очень неплохо. Посмотрев на меня голубыми глазами, спросил:
– Итак, господа, что нового?
– Вчера вечером, – начал докладывать я, – в доме советника Иенке у меня состоялся необычный разговор с камердинером британского посла.
– С кем, с кем? – переспросил фон Папен.
Я повторил сказанное и протянул ему докладную записку. Посол неторопливо приступил к чтению, бросая на меня время от времени взгляд поверх очков. Окончив чтение, отложил бумагу на край стола, как бы инстинктивно не желая детально вникать в содержание текста. Встав, он подошел к окну и открыл его. Постояв молча некоторое время и вглядываясь в даль, где голубели горы, повернулся к нам, промолвив:
– Какого рода камердинеры имеются у нас?
– У нас их вообще нет. Что же касается данного предложения, то запрашиваемая им сумма столь велика, что мы не можем принять решение сами.
Я посмотрел на посла, а потом на Йенке. Оба молчали.
– Что будем делать? – спросил я, выждав несколько секунд.
– Составьте текст телеграммы в Берлин и лично принесите ее мне. Тогда поговорим о всем остальном.
Я отправился к себе, а Йенке остался у посла. Когда я через полчаса возвратился с проектом текста телеграммы, фон Папен был уже один.
– Имеете ли вы представление, что может за этим скрываться? – задал вопрос посол.
