Мак Химэн - Трудно быть сержантом
только что прибыли, с любопытством смотрели на нас, высунув головы из окон, и махали руками. Когда мы подошли к углу здания, Бен вместо команды «Налево» подал команду «Направо», но все были так увлечены, что не заметили ошибку, и, таким образом, мы обошли квартал еще раз, выйдя к столовой с другой стороны.
— Отряд, стой! — скомандовал Бен, а затем:- Вольно, разойдись!
Бен последнюю команду отдал так громко и таким чистым голосом, что можно было
только удивляться, как такой маленький паренек мог так громко кричать. Он весь снял от гордости. Я подошел к нему и спросил:
— Бен, скажи, где ты научился так командовать?
Он немного смутился, отвернулся и ответил:
— В этом нет ничего особенного, ты сам можешь этому заучиться где угодно.
— Ну, так, как ты умеешь, не научишься, — возразил я.
— Пойдем-ка, лучше есть, — предложил мне Бен.
И представьте себе, что с нами было, когда, возвратившись после ужина в казарму, мы увидели в последнем приказе свои фамилии! Нас зачислили в военно-воздушные силы. Видно, пока мы ужинали, кто-то наябедничал, и мы попали в этот приказ. Как это было низко и бесчестно! Но что мы могли сделать? Убитый горем, Бен молча забрался на свою койку, да и у меня не было желания разговаривать. Я достал свой варган, и на этот раз веселая песенка "Субботний вечер в Роки Ботом" звучала, как похоронный марш.
ГЛАВА IX
На следующее утро нас посадили в поезд. Несчастный Бен, уставившись в окно, безразлично смотрел на пролетающие мимо поля, словно не замечал их. И весь следующий лень он вел себя так же. Меня это начало серьезно беспокоить, и я попытался расшевелить приятеля, обращая его внимание на мелькавшие за окном виды. А когда наш поезд остановился на маленькой железнодорожной станции и мы, высыпав из вагонов с вещевыми котиками за плечами, увидели самолеты, кружившие над городом, я постарался заинтересовать Бена ими. Все кругом только и говорили об этих самолетах, называя их малютками и другими ласковыми именами, спорили, какой из них может быстрее подняться, у какого больше скорость, какой надежнее в полете.
— Посмотри-ка, Бен, вон та малютка здорово набирает высоту, правда? — сказал я, задрав, как и другие, голову.
Но Бен ничего не ответил. А когда один самолет вырвался вперед, я опять сказал:
— Посмотри-ка, Бен, эта малютка тоже быстро летает.
На этот раз Бен мельком и, как мне показалось, даже с каким-то пренебрежением взглянул на небо и сказал:
— Быстро? Эта мелюзга даже при всем своем желании не может дать больше ста пятидесяти километров в час!
— Бен, откуда ты так много знаешь о самолетах? — удивился я.
Но он опять как в рот воды набрал. Сидит на своем вещевом мешке и даже глаз не поднимает.
Наконец нам подали грузовик, и мы поехали на аэродром. Город мне очень понравился. Мы проезжали по набережной залива, берега которого были усеяны загорающими. Тут уж мы позабавились. Мы свистели, махали руками, выкрикивали девушкам разные шуточки. Но они не очень-то обращали на нас внимание, только одна ехидно улыбнулась и крикнула:
— Эй, вы, закаленные в боях новобранцы!
А это было действительно смешно: ведь боя-то мы еще не видели. Правда, кроме меня, никто не засмеялся. Ребята только проворчали что-то себе под нос и прекратили шуточки.
И вот мы прибыли на аэродром. Всюду были самолеты. Они взлетали, низко проходили над зданиями, приземлялись и снова взлетали. Кругом стоял невообразимый шум от ревущих моторов. Как раз в тот момент, когда Бен спрыгивал с машины, над одним зданием с ревом пронесся самолет, почти задевая колесами крышу. В кабине была хорошо видна голова пилота.
— Ты бы хотел полетать на этой штуке, Бен? Это было бы здорово, правда?! — воскликнул я.
Бен слегка кивнул головой, посмотрел на самолет и протянул:
— Да — а.
Тут я дал волю своему воображению. Пройдет немного времени, думал я, и Бен сам будет бороздить небо на самолете, бодро отвечая: "Принято. Выполняю". Я похлопал приятеля по спине и совсем ясно представил себе кабину самолета, из которой торчит небольшая голова Бена в пробковом шлеме и очках. И только я хотел заметить, что в пехоте не полетаешь на самолетах, как вдруг услышал, что меня вызывают:
— Уилл Стокдейл! Кто здесь Уилл Стокдейл?
Я увидел парня, который стоял перед строем с листом бумаги в руках. Рядом с ним стояли еще двое или трое, и все они смотрели на нас с Беном. Когда парень опять назвал мое имя, я опомнился и говорю:
— Это меня вы зовете?
— Вы Уилл Стокдейл?
Тут я вспомнил, как отец говорил, бывало, в таких случаях, и выпалил:
— Так называла меня моя мама, а я знаю, что она никогда не лгала.
Всем это очень понравилось, ребята засмеялась, но парень с бумагой молчал. Он только недружелюбно посмотрел на меня и сказал:
— Ладно, если вы Уилл Стокдейл, становитесь сюда. Пойдете вот с ним, а остальным оставаться на месте. "Я уже точно не помню, что произошло дальше. В общем, я долго стоял с мешком в руках, и не выходил из строя. Тот, что с бумагой, кричал на меня, требовал, чтобы я шел с парнем, который жестами звал меня к себе. Но я не двигался с места. Когда Бену и другим ребятам была дана команда уходить, я было хотел пойти с ними. Тогда парень с бумагой и его помощники окружили меня и стали что-то с жаром объяснять, но я никак не мог понять, что они говорят.
— Если вы не возражаете, я лучше пойду с ними, — вежливо говорил я, показывая в ту сторону, куда уходили Бен и другие ребята.
Но меня не слушали. Один молодчик схватил мой мешок, что-то приговаривая. Тут к нему подскочил еще один, и теперь они уцепились за мешок вдвоем, что-то бормоча себе под нос. А Бен и другие ребята уходили все дальше и дальше. Я хотел броситься за ними, но парни крепко держали мой мешок. Я готов был оторвать им головы, лишь бы вырваться к своим друзьям, но вдруг увидел, что Бен машет мне рукой. Вспомнив, как он относится к таким вещам, я не стал бить парней по голове, а только слегка толкнул одного локтем под ребро. Парень глотнул воздух, лицо у него посинело, и он слегка пошатнулся, но мой мешок из рук не выпустил. Когда я снова оглянулся, Бен и другие уже скрылись из виду за каким-то зданием, и теперь я не знал, куда они ушли. Мне ничего не оставалось делать, как покориться. Я стоял и слушал, как парни о чем-то тараторили, а потом один из них мне сказал:
— Послушай, парень, сейчас я не советую тебе ничего предпринимать. Лучше потом доложить обо всем капитану. Ведь это он приказал назначить тебя сюда. Я тут ни при чем.
— Ну что ж, — согласился я. — Где он? Я скажу ему.
— Ты должен пойти с Ринго, и он тебе все объяснит. Ну, как, пойдешь? Или опять будешь упираться, а?
Этот вопрос мне показался совсем глупым. Ведь я не собирался никому причинять беспокойство, а напротив, старался быть вежливым.
Они продолжали объяснять мне обстоятельства дела и в то же время пытались привести в чувство парня, которого я задел локтем и которому почему-то стало плохо. Наконец парень, которого звали Ринго, выдавил из себя что-то вроде «пошли», и я не стал возражать.
По дороге он пытался объяснить мне, что это было за место, куда меня назначили, и нахваливал его, но толком ничего не рассказал" а вернее, я его плохо понял. Скоро я догадался, в чем причина: моим собеседником оказался чистейший янки. Я изо всех сил старался показать, что отлично его понимаю, и одобрительно кивал головой. "Вот придем в казарму, — думал я, — и уж там-то, наверное, найдется кто-нибудь, кого я хорошо пойму".
Однако и в казарме оказались одни только янки. Ринго указал мне мою койку. Как раз в это время усталые и покрытые пылью янки возвращались со строевых занятий. Я присел на койку, закурил и решил разузнать о капитане. Я стал присматриваться, с кем бы лучше заговорить. Но все они бормотали одинаково непонятно, усиленно жестикулируя и произнося слова как-то в нос, что ужасно резало слух. И двое парней ругались так, что просто смех. В их ругани не было ни одного по-настоящему крепкого словечка. У них получалось даже хуже, чем у Барта, хотя старались они не меньше его.
Чтобы лучше понять непривычную речь, я подошел к ребятам поближе. Но на близком расстоянии их говор еще больше резал мне слух. Наконец я заметил одного, который тараторил не так быстро, как остальные. Я подошел к нему и поздоровался. В ответ он бросил мне что-то похожее на «здравствуйте», но понять его все-таки было можно.
— Вы случайно не знаете, где я могу найти капитана? — спросил я.
— Вам нужно сначала повидать сержанта Кинга, — ответил он, ужасно коверкая слова. Однако я его понял.
Сержанта нигде не было, и я прождал его до трех часов дня. От нечего делать я слонялся по казарме, играл па варгане, курил и спал. В конце концов, терпение мое лопнуло. Настроение у меня было ужасное, и я даже готов был рассказать обо всем кому-нибудь из янки. Но в это время появился сержант Кинг.
