Александр Рубашкин - Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады
Верно другое: целые районы, отдельные дома и улицы по разным причинам (отсутствие энергии, обрыв сети) отключались на более длительные сроки. Вот почему работники Радиокомитета иногда повторяли те или иные передачи специально для таких районов. Январь – самый тяжелый месяц блокады. Готовить передачи, организовывать выступления почти не удавалось. Пришлось главным образом пользоваться готовыми газетными материалами. Передачи за целый день составляли совсем немного времени. Читали сводку Информбюро, газетную статью, несколько информаций. Это был голодный паек, но и за него приходилось бороться.
Вот еще один документ, письмо председателя Радиокомитета в Ленинградский обком ВКП(б) от 25 февраля 1942 года: «Ленинградский радиокомитет просит Вас распорядиться о предоставлении для радиовещания одного экземпляра газеты ц. о. „Правда“, получаемой обкомом ВКП(б). В силу ряда условий прием ТАСС’м и нами телеграмм, важнейших статей и сообщений затруднен. Записи, которые мы производим, часто не могут идти из-за того, что два-три слова не поддаются расшифровке».
Самое страшное – молчать. Это понимали в Доме радио. И поэтому даже в январе, пусть с перебоями, пусть не везде, радио говорило. Оно не умерло. Обессиленное – шептало слова надежды. То, что о радио писали литераторы, – понятно. Они сами были связаны с радио, через него общались со своими читателями и слушателями. Не менее важны свидетельства рядовых слушателей. Нет, пожалуй, ни одного блокадного дневника, где бы ни упоминались передачи по радио, ни давалась оценка роли радио в жизни города. В декабре 1941 года работница одного из заводов Е. Васютина, ставшая писательницей уже после войны, отметила в дневнике: «Я живу не одна. Репродуктор сейчас самое близкое живое существо. Он сообщает необходимые правила поведения в нашей сложной жизни… Он единственный питает меня рассказами, культурой, а главное – это вести с фронта».
Пройдет год. Многое изменится в жизни города. Вторая блокадная зима не принесет людям стольких страданий, как первая. И все же, говоря о фронтовой жизни Ленинграда, другая ленинградка скажет о радио: «Ночью шла по городу. Тихо. Слышатся вокруг лишь звуки радио. О, верный друг ленинградцев! Спасибо ему. Спасибо работникам радио. Я просто с нежностью думаю о них и тревожусь. Ведь они на опасном посту».
Через много лет после войны поэт Глеб Семенов напечатал небольшой цикл стихов «Из воспоминаний о ленинградской блокаде». В одном из стихотворений поэт написал, что непрерывный стук метронома успокаивал жителей города. Это означало, что враг не вошел в город, это вселяло надежду: не войдет.
Город каменными губами
Обеззвученно шевелит.
И один только стук метронома:
Будто это пульсирует камень —
Учащенно и неотступно —
Жив-жив-жив-жив.
Город жил. Ежедневная почта шла на радио. Это было сигналом: «Вас слушают. Вас ждут». И редакторы, дикторы, диспетчеры, звукорежиссеры знали: ослабевшие люди прижимаются ухом к тарелке радиорепродуктора, чтобы слышать. И они слышали знакомые голоса. Вместе с редакторами и корреспондентами несли свою военную вахту на радио дикторы и актеры. Им, опухшим от голода, нужно было не выдать свою слабость и, включив в точно определенное время микрофон, заставить себя говорить. Говорить как всегда, как будто не погибли их родные, как будто в студии тепло и светло.
Михаил Меланед, Нина Федорова, Давид Беккер, Зинаида Зубова, Екатерина Монахова, Мария Петрова… Через двадцать пять лет после войны одна из блокадниц, М. Прудолинская, прислала Михаилу Меланеду стихотворение «Диктор», написанное ею в апреле 1943 года. Оно о том, как звучали по радио – на улице, в домах, на заводах – знакомые голоса. Вот строки из этого стихотворения:
Его мы никогда, ни разу не видали,
Нам все равно, красив он или нет,
Но голос без ошибки узнавали —
У микрофона диктор Меланед.
…
Мы пережили вместе бесконечно много,
И вспомним все. Не можем ничего забыть,
Пока не кончится последняя дорога,
Пока не оборвется жизни нить.
Дикторы Радиокомитета военной поры навсегда запомнили волнующие эпизоды тех дней. М. Меланед вспоминал: «Както во время воздушного налета фашистских стервятников и артобстрела мы с Федоровой читали из радиостудии передачу для партизан Ленинградской области. Вдруг взрыв. Здание нашего Радиодома вздрогнуло, где-то совсем рядом упала бомба, разорвался снаряд. Мы продолжали читать. Взрывной волной выбило оконную раму в студии, осколок попал в дикторский пульт. Но прекратить передачу нельзя: нас слушают народные мстители…» «Прекратить передачу нельзя» – слова, ставшие как бы паролем Дома радио. Умолкнувшее радио означало беду, случившуюся с городом. Во время сильных бомбежек и так называемых комбинированных налетов (обстрел и бомбометание сразу) люди спускались в бомбоубежище. Но всегда на месте оставался диспетчер – самоотверженный человек, который бесстрашно переносил самые сильные налеты, когда взрывы раздавались в нескольких десятках метров. Диспетчеры Татьяна Воробьева, Надежда Кудряшова, Надежда Кузьменко, Валентина Смирнова, звукооператор Мария Клеенышева – без их участия не проходило ни одной передачи.
Весной 1942 года немцы видели, как искрят дуги первых апрельских трамваев, они понимали, что удушить голодом ленинградцев не удалось. Пытаясь сломить непокорный Ленинград, фашисты ожесточили артиллерийские и воздушные налеты. Уничтожение «зондер-центра», как они называли радиостудию, оставалось одной из важных задач. Однажды диктор Екатерина Монахова и артист Константин Миронов должны были вести передачу «Письма с фронта и на фронт». К таким передачам внимание было особое: десятки тысяч людей, потерявших друг друга, надеялись услышать знакомые имена. И вот едва передача началась – обстрел. Снаряды ложатся все ближе по улице Ракова, попадают в соседние дома. Но передача продолжается.
И это не исключение – это будни блокадного радио. Во время литературной передачи, которую вел Владимир Ярмагаев, погасла маленькая лампочка, вмонтированная в пульт. Казалось, передача не состоится. Стук метронома заменит голос актера. Но диктор, который был тут же, рядом, сделав лучину из сломанной табуретки, осветил ею пульт. Передача продолжалась.
Работа дикторов была неимоверно трудной, потому что приходилось не только самим держаться через силу, но и призывать к этому других. Однажды руководитель Радиокомитета раздраженно спросил диспетчера: «Почему читал не Меланед?» – «Он не в силах, весь опух». – «Как же так, ведь только вчера я дал ему полтора килограмма… столярного клея». Михаил Меланед упал в голодный обморок, закончив чтение клятвы балтийских моряков. Его сразу же увезли в стационар для дистрофиков. Там подкормили, и он вернулся в строй, вновь читал самые ответственные передачи. Главным делом своей жизни М. Меланед считал выступление перед микрофоном 27 января 1944 года. В этот день диктор зачитывал приказ войскам Ленинградского фронта и всем защитникам города о полном снятии блокады и салюте в честь победителей. Уже в блокадные дни об ушедших товарищах считали долгом сказать их коллеги. Ведь на какое-то время исчезло понятие похорон, прощания. В первый майский день в стенгазете Радиокомитета появился первый за 1942 год некролог, на который обратил внимание А. Фадеев. Некролог как бы означал возвращение к норме.
В начале лета 1942 года В. Кетлинская в одном из выступлений по радио вспоминала о погибшем поэте-юмористе, человеке больном и несильном. «Он работал для радио, писал стихи, фельетоны, песни. Писал дома, в Лесном. И ежедневно к трем часам он вышагивал много километров от Лесного в центр города и приносил свою очередную радиопередачу. Иногда он шел под обстрелом, снаряды свистели над головой. Но всегда вовремя появлялся в Радиокомитете, получал задание и в ранних зимних сумерках выходил в обратный путь, чтобы к утру выполнить работу… Однажды, попав под сильный артиллерийский обстрел, он мне сказал: „Знаете, я вдруг подумал, что если бы об этом рассказать в Ташкенте или в Омске, там бы сказали: „Да это герой!“ А ведь у нас все так делают!“» Это был Владимир Волженин. В январе он был совсем плох. В феврале его не стало: успели вывезти за блокадное кольцо, но спасти уже не могли.
На пределе сил, теряя сотни тысяч своих граждан, перенес Ленинград зиму 1941–1942 годов. Разделяя судьбу ленинградцев, жили тогда работники Дома радио. Этот быт – голод, холод, постоянное нервное напряжение от бомбежек и обстрелов, которыми враг хотел заставить Ленинград замолчать, – во многом определил сам характер передач блокадного радио.
ОБЩЕГОРОДСКАЯ ТРИБУНА
Радиомитинг. Только по ГТС. 12 тысяч километров проводов.
Красноармейская радиогазета.
Фронтовые биографии. Коллективный организатор.
Из Таврического дворца 14 сентября 1941 года по радио из Таврического дворца транслировался митинг молодежи Ленинграда. На нем выступали слесарь Кировского завода, рабочий завода имени Ленина, краснофлотец, летчик-истребитель, секретарь городского комитета партии и писатель. Проведение такого митинга, получившего огромный резонанс, было делом очень рискованным: бомбежка или обстрел могли сразу уничтожить сотни людей. Транслировать митинги и многолюдные собрания стало нельзя, а потребность объединить ленинградцев возрастала. Тогда и возникла мысль о проведении радиомитингов, поддержанная городским комитетом партии. Эта важнейшая форма политического вещания родилась в блокадном Ленинграде.
