Сергей Бояркин - Солдаты афганской войны
— В позу десантника, становись! — и с маху резанет этой лентой по задней части воина. А если кто возвращался с целым выстрелом (каждый почти метр в длину и довольно увесистый), то немедленно получал этим же выстрелом вдоль хребта.
Как-то раз все стреляют, а одна машина молчит. Лейтенант Жарков по рации раздраженно спрашивает:
— Второй! В чем дело? Почему не стреляешь?
— Я второй. У меня сетки нет.[2]
Жарков выбегает из командного пункта, чтобы помочь курсанту быстрее разобраться с оборудованием. Он с ходу заскакивает на башню БМД и, откинув люк, сверху несколько раз долбит наводчика сапогом по голове. Тот сразу перебирает все тумблеры.
— Ну, как? Есть сетка?
— Все! Все! Есть!
— Давай стреляй! — Жарков спрыгивает с башни и направляется к Сакенову:
— Разбирайся с отделением. Нихрена не знают. Даже сетку включить не могут.
— Есть!
Тут же строят все отделение. Дело было осенью, ночью подмораживало.
— К бою! — отделение упало на землю. — По-пластунски, вперед марш! Искать сетку! — курки поползли по грязной земле, по рытвинам, прямо по лужам, разгоняя в них льдинки. Время от времени сержант интересовался:
— Нашли сетку?
— Никак нет! Не нашли!
— Искать дальше! Должна быть. Вон, посмотрите вокруг БМД, — курки поползли к БМД. Обшарили под ней все вокруг гусениц.
— Ну, как? Нашли?
— Никак нет, не нашли.
— Смотреть внимательней! Будете искать, пока не найдете!
Так провинившееся отделение гоняли больше часа, пока стрельбы ни закончились, и рота отправилась в казарму.
Наряды
Помимо военной подготовки солдат еще обязан выполнять множество различных работ по поддержанию внутреннего порядка в части, или, выражаясь армейским термином — заступать в наряд. Уж чего-чего, а нарядов не любили все курсанты без исключения и особенно наряд по роте.
В наряд по роте заступают трое дневальных и дежурный. Дневальные — из числа курсантов, чья подошла очередь или провинившиеся внеочередники, а дежурный — сержант, обычно из числа молодых. В нашем взводе это был Стрепко — вчерашний курок. Иногда дежурил Шлапаков, а Сакенов, как дед, в наряд заступал всего несколько раз — свое он уже отходил.
Работы в расположении роты хватало всегда, и заступившие в наряд дневальные трудятся целые сутки напролет: моют в казарме пол, прибирают в хозяйственной комнате, до блеска драят умывальники и конечно же — сортир (если до того с ними не разобрались провинившиеся), и еще многое, многое другое. Как наряд принимают, так и вертятся все двадцать четыре часа как белка в колесе. Поспать дневальным удавалось обычно меньше часа. Однажды даже делили сорок минут на троих. Ложишься, крепко поспишь десять-двенадцать минут — и снова за работу. Глаза от недосыпа режет, голова раскалывается.
Как-то раз дневалил курсант из нашего взвода Шура Бойченко. Ему «было доверено» привести в порядок ротный туалет. Шура спокойно и обстоятельно приступил к выполнению. Дело для него было не хитрое, да и не новое — главное не лодырничать. В опытных руках десантника, к тому же вооруженных палкой, на конце которой крепилась тряпка, работа спорилась. Ловко орудуя этой палкой, словно шомполом при чистке орудия, с той лишь разницей, что не в горизонтальном направлении, а в вертикальном, он быстро расправлялся кабинка за кабинкой. Но в одной злополучной кабинке все дело неожиданно застопорилось: сколько он ни пытался пробить забитое «очко» — бесполезно. Пихает палку, пихает — весь вспотел от усердия, а там только хлюпает, брызжется, но упорно не уходит. А уже поджимает время докладывать о выполнении задания. Надо торопиться! Тут Шура окончательно вышел из себя. Слетал вниз в подвал и через минуту вернулся уже с ломом наперевес. Долбанул несколько раз — и удача! С хорошим всасывающим звуком все куда-то втянулось и ушло. Шура быстро смыл остатки водой и уже было завершил работу, как к нам в расположение ворвался возбужденный сержант — дежурный по пятой роте (она располагалась как раз под нами, этажом ниже):
— Вы что тут, совсем охренели? Пробили дыру в потолке и все говном залили! Идите к нам и все убирайте!
Однако дежуривший по нашей роте сержант был призывом старше того сержанта, и он коротко, но мудро рассудил:
— Пошел ты нах..! Говно у вас — вот вам и убирать!
Дежурный по пятой спорить с ним не стал и поспешил обратно вниз, разряжать эмоции на своих дневальных.
Даже в этой сложной ситуации Шура не растерялся — взял и заколотил проклятую кабинку гвоздями и таким образом наряд благополучно сдал.
Кроме наряда по роте девять рот полка и рота разведки поочередно заступали в наряд по полку: кухня, уборка в учебных классах, в штабе полка, спортивном зале и еще караул по охране различных объектов, короче — работа везде в хозяйстве части.
Самым сачковым считалось попасть в караул. В карауле только стоят у объектов с автоматами и по сторонам поглядывают. Автомат доверяли не каждому — только самым достойным, тем, кто больше приглянулся сержантам. Соответственно, я туда ни разу не попал, зато меня всегда распределяли на кухню.
Наряды по кухне были особенно напряженными, поэтому все старались придерживаться обратного правила: «поближе к начальству, подальше от кухни». Сюда требовалось человек сорок. Тут мы не просто бегали, а буквально «летали» туда-сюда — ведь недаром десант еще называют «крылатой гвардией». С самого утра мытье посуды, протирка столов, «принеси то — отнеси это». И надо не просто выполнить, а все сделать бегом, на пределе возможного. И так целые сутки. Благо за всеми неусыпно следит дежурный по столовой сержант, который постоянно помогает куркам преодолевать их врожденную лень и неохоту. Обычно сразу после наряда по кухне пять-шесть курков, с распухшими и затекшими синевой ногами, прихрамывая, ковыляют в полковой медпункт.
Но даже на кухне было самое проклятое место — это варочная: мрак сколько работы и летаешь все сутки без передышки. Тут всем заправляли чрезвычайно требовательные и строгие повара-десантники. Зачастую повара давали попробовать вкус кулака еще задолго до того, как совершится проступок. И их понять можно — работы в варочной навалом, каждый раз отрываться, чтобы дать ускорение — время терять, лучше подкинуть всем наперед, за все будущие грехи сразу.
Четырех курков, заступающих в наряд по варочной, повара первым делом выстраивают в ряд и проводят короткий инструктаж:
— Работы здесь — х..ева куча: котлы чистить, полы мыть, кафель на стенах протирать — все должны делать без напоминаний! Шланговать будет некогда! Что скажем: нарезать, перемешать, почистить — исполнять надо быстро! Сказал — уже улетел! Чтоб мы не видели, как вы перекуриваете или стоите без дел. Боевую задачу уяснили?
И если курки недостаточно энергично отвечают: «Так точно! Уяснили!» — или пытались шутить, как то случилось, когда наши заступили в наряд в самый первый раз, повара тут же кулаками и пинками настраивают их на деловой лад. Сразу становилось очевидным, что повара терпеть не могут, когда им возражают. И мы, чтобы понапрасну их не волновать, уже и не заикались, что офицер на разводе строго-настрого запрещал нам помогать поварам в приготовлении пищи: ни резать, ни чистить продукты — а только убирать помещение.
Самый пик нагрузок приходился на время приема пищи — мы еле успевали делить и раздавать порции взводным. А когда солдаты, набив желудки, уходят, начинается уборка и подготовка к следующему приему пищи. Все это, опять же, происходит в бешеном темпе.
Как-то навожу порядок в варочном туалете, как подлетевший повар командует:
— Бросай тряпку! Марш рис промывать! Быстро!
На секунду я замешкался:
— Щас, только руки схожу помою.
Лицо повара перекосилось:
— Ты что, глухой? Или повторить надо?!
На ходу закатав рукава, я бросился к чану и начал руками, которыми только что убирал отхожее место, перемешивать в воде рис. После этого я мог вполне грамотно объяснить, почему иной раз пища отдавала чем-то нехорошим.
Был случай, когда мы пили чай и не могли разобрать — отчего у него такой странный «аромат»? Верный ответ был найден на дне котла, когда все уже насладились чаепитием — вычерпав все, там обнаружили самую обычную половую тряпку.
Утонченных гурманов среди рядового состава быть не могло. С аппетитом и вкусно офицеры кушали дома или в отдельной офицерской столовой. Нас же, не припомню, чтобы баловали апельсинами или рыжиками в сметане. Большие физические нагрузки приучали солдат поглощать любую пищу независимо от вкусовых качеств — лишь бы ее было побольше.
В одной из комнат варочной — в мясной — на крюках висели замороженные коровьи и свиные туши. Их снимали, рубили на части, и на цинковом столе мясо резали на куски. Разделать несколько туш — дело долгое, поэтому часто повара просто запирали в мясной комнате двух-трех курков, взятых на подмогу из зала, на всю ночь, а ключи уносили с собой. В мясной было так холодно, что приходилось работать вовсю, чтобы хоть как-то согреться. Всю ночь напролет из-за закрытых дверей доносились стук топора и лязг ножей. А под утро они начинали колотить сапогами в дверь: